Читаем без скачивания Неизведанные гати судьбы (СИ) - Хиневич Александр Юрьевич

* * *

Когда окончательно растаял последний пожухлый снег, мы дружно отметили все весенние праздники и терпеливо дождались появления первой зелёной травки. А вскоре Ярило-Солнышко окончательно прогрело землю и весна окончательно взяла верх над зимой.

В день рождения Яринки, все оставшиеся в поселении жители, расставляли столы у нас во дворе, и начали накрывать их различными вкусностями. Не успели мы сесть за столы, как кто-то из моих детей крикнул «наш обоз возвернулся». Я сразу отправился за ворота и увидел хмурое лицо Иван Иваныча. Он стоял в одиночестве, рядом с пустыми подводами, лишь на одной сиротливо лежали шесть мешков с зерном.

— Здравствуй, Иван Иваныч. Что случилось? Где все остальные?

— И тебе, здравия, Глава. Охотники и обозники по домам разошлись, а об остальном, я даже не знаю как тебе сказать…

— Говори как есть, старшой, а там уже думы думать будем.

— Обманули нас власти, ежели коротко. Узнав что наш обоз в город прибыл, они сразу в наше представительство примчались и начали настаивать на срочной передаче продуктов, у них видите ли они давно закончились. А после того, как наши копчёности забрали, про нас словно забыли. На мои звонки по телефону, два дня вообще никто не отвечал. Пришлось сходить в райисполком к председателю, чтобы выяснить, почему договор нарушается. Председателя и его помощников на месте не оказалось, и секретарь меня отправила к какому-то начпроду со странной фамилией. Я когда его увидел, то сразу же вспомнил. Он в царские времена был на побегушках у раввина, в местной иудейской общине. Тот, похоже меня тоже узнал, ибо нагло глядя мне в глаза, заявил, что «в связи с тяжёлой продобстановкой в Западно-Сибирском крае, он принял решение все продукты питания реквизировать, а ранее заключённый договор с промысловой артелью окончательно расторгнуть». После чего, ехидно ухмыляясь, добавил: «Власть поменялась. Теперь всё высшее руководство находится в Новосибирске. Так что у вас теперь нет никаких высоких покровителей. И если вы начнёте возмущаться, и что-то требовать от Советской власти, то для вас всегда найдутся свободные камеры в местных подвалах ОГПУ».

— Я понял тебя, Иван Иваныч. Скажи, а енти шесть мешков с зерном откуда взялись?

— Так у меня изначально нехорошее предчувствие было, а когда мы к городу приближаться стали, это чувство ещё больше усилилось. Мне тогда почему-то подумалось, что что-то неладное в Барнауле происходит. Да к тому же власти усиленный наряд красноармейцев на почтовом тракте поставили. Поэтому, перед самым въездом в город, я шепнул Яросвету, чтобы мужики копчёности с одной подводы по-тихому прибрали и припрятали в подвалах нашего представительства. Наши артельные охотники, по приезду, быстро одну подводу разгрузили, и на неё все свои пожитки сложили. Так что видимость была, что мы ещё ничего не разгружали. Как только все вернулись к подводам, тут же появились представители власти и стали требовать немедленно передать им продукты. Я пошёл с ними в контору, чтобы позвонить по телефону. На той стороне провода мне чётко приказали, выдать без промедления продукты представителям власти, а назавтра с утра ожидать подвоза хлеба. Как я уже говорил, хлеб нам так никто и не привёз. После общения с начпродом в райисполкоме, я связался со знакомыми деловыми людьми и назначил им встречу. Когда мы повстречались, я первым же делом спросил: «Есть ли у них хлеб?». Мне ответили, что в наличии только шесть мешков с зерном, больше нету. Дальше мы договорились, что я отдаю им всю нашу копчёную продукцию, а они со мною рассчитываются имевшимся зерном и наличными деньгами. Деньги мне деловые выдали сразу, ещё до получения копчёностей, так что мне вполне хватило средств выплатить зарплату всем работникам. Заодно я сообщил, что представительство временно закрывается, а когда вновь откроется пока неизвестно. Ну и заодно рассказал людям, как нынешняя власть нас ограбила. Помимо зарплаты, я распорядился каждому работнику выдать копчёностей, чтобы их семьи сильно не голодали. Как стемнело, прибыли люди от деловых. Они привезли шесть мешков с зерном и забрали нашу копчёную продукцию. Немного поудивлялись, что получили немного больше чем мы изначально договаривались, но я сказал, что остаток денег они мне в следующий раз отдадут. На том мы и расстались. А уже как рассвело, наш обоз сразу выехал домой. По два мешка с зерном мы расположили на подводах, а сверху на них свои вещи побросали, так чтобы со стороны всем казалось, что обоз пустым едет. Нас на почтовом тракте наряд красноармейцев даже не остановил. Видать им уже власти сообщили, что у нас всё реквизировали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ещё какие-нибудь новости привёз?

— Новостей у меня нет. Тут тебе письмо пришло из Москвы. Оно отправлено на адрес нашего артельного представительства в Барнауле. Я его вскрывать не стал, так как на нём указаны твои фамилия, имя и отчество. От кого оно, на письме не указано, там только штамп стоит «Профсоюза работников кооперации и госторговли». Видать очень серьёзная организация, раз местные власти не решились это письмо вскрыть. Вот, держи, — сказал Иван Иваныч, и протянул мне запечатанный конверт.

Быстро распечатав письмо и прочитав его, я улыбнулся.

— От кого письмо-то? — спросил Иван Иваныч.

— От Семёна Марковича. Он благополучно добрался до столицы, встретился там с нужными людьми и рассказал им о том произволе местных властей, что они на Алтае устроили. Московские товарищи направили Семёна на работу в профсоюз. Он кстати, только в средине зимы появился. Как пишет Семён Маркович: «Решением пятого пленума ВЦСПС, Всесоюзный профсоюз советских и торговых служащих был разукрупнён на три профсоюза: работников кооперации и госторговли, работников государственных учреждений и финансово-банковских работников». Теперь всё стало понятно. Семён воспользовался служебным конвертом, потому что не хотел, чтобы письмо от него местные власти вскрыли.

— Чего он ещё пишет?

— Всё о чем мы с ним обговорили перед самым его отъездом, Семён Маркович всё-таки смог сделать. Как у него получилось обо всём договориться, он не пишет. Лишь сообщает, что большая пятикомнатная квартира уже приготовлена, а в учебных заведениях ждут своих новых студентов. Письма от Яринки ответственным людям тоже пригодились.

— Демид Ярославич, половину из того, что ты сейчас сказал, я так и не понял. Ты можешь мне простым языком объяснить, о чём ты сейчас говорил?

— О том, что представители власти могут нас ограбить и разорвать договор с артелью, Семён мне сообщил ещё когда находился в нашей больничке. И даже предположил, что представители нынешней власти могут взять моих детей в заложники, чтобы наша артель продолжала поставлять копчёную продукцию к их столу. Вот тогда-то Семён Маркович и предложил мне отправить детей в Москву, где мои старшие поступят учиться в различные институты, а младшие сначала пойдут учиться в училища, а потом в институты. Я уже разговаривал со своими детьми. Девчата решили учиться в медицинских учреждениях, благо Яринка написала для них рекомендательные письма, а все сыновья, кроме Всеволода, решили учиться на инженеров.

— А Всеволод твой где захотел учиться?

— Он хочет поступить в институт, где сможет продолжить изучать иностранные языки. Раньше я не мог отправить детей учиться, так как у нас не было жилья в Москве, да и документов об окончании средней школы у моих детей тоже не имелось. А вот сейчас обе проблемы решены. Семён нашёл и приготовил большую пятикомнатную квартиру, а у всех моих сыновей и дочерей, кроме Ивана, появились настоящие свидетельства об образовании.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что будем делать дальше?

— А дальше мы все вместе будем праздновать день рождения Ярины Родасветишны. Ты пока сходи до нашей баньки, умойся с дороги, и присаживайся за праздничный стол, накрыто уже всё, а я тем временем скажу Всеволоду и Доброславу, чтобы перегнали все подводы на двор Управы, и убрали на склад мешки с зерном. Все остальные наши дела, Иван Иваныч, мы обсудим после дня рождения моей супруги…