Читаем без скачивания Волшебный корабль - Робин Хобб

— Что я могу знать о мужестве? И о другом, о чем ты говорил?… — Взгляд, которым она его наградила, был попросту жутким. — Да уж, откуда ж мне знать, что значит чувствовать себя «вещью»… «собственностью»… — Ее глаза метали молнии. — И ты смеешь мне подобное заявлять?!

Какое-то время потрясенный Уинтроу попросту не находил слов.

— Это не одно и то же! — горячо заявил он потом. — Мне намного труднее! Я родился человеком и…

— Помолчи! — Она не говорила, а скорее хлестала его словами. — Я тебе клейма на лицо не ставила. А твоя семья три поколения занималась тем, что клеймила мою душу! Да — душу! Ты можешь считать меня «вещью», но я утверждаю, что у меня есть душа! — Она смерила его взглядом и хотела еще что-то сказать, но запнулась на полуслове… и по ее лицу проползло выражение настолько странное, что на миг она показалась Уинтроу совершенно незнакомой. Чужой…

— Мы ссоримся, — проговорила она затем. — Мы отношения выясняем. — И кивнула, а вид у нее стал почти довольный. — Если я способна спорить с тобой, — рассудила она, — значит, я — это не ты…

— Конечно, — ответил Уинтроу. Его отвлекло такое удивительное признание очевидного, но потом раздражение возвратилось: — Ты — это не я, и я — не ты. Мы разные существа, и чаяния и нужды у нас тоже разные. Если ты раньше этого не понимала, пойми хоть сейчас. Пора тебе становиться самою собой, Проказница. Пора осмыслить свои устремления, желания и надежды. Ты когда-нибудь задумывалась, что тебе на самом деле требуется? Лично тебе? Я имею в виду — кроме обладания мной?

Она вдруг отъединила себя от него, и эта внезапность его поразила. Она смотрела в сторону… но все было гораздо глубже и значительней. Уинтроу ахнул, словно его с ног до головы окатили холодной водой, и голова у него закружилась, — если бы он не сидел на палубе, то, наверное, упал. Он обхватил себя руками — ему показалось, будто ветер внезапно стал холоднее.

— Я даже не подозревал, — выговорил он потрясенно, — как, оказывается, упорно я бился за то, чтобы быть с тобой врозь…

— В самом деле? — поинтересовалась она почти ласково. Гнев, только что владевший ею, куда-то исчез. Впрочем, исчез ли? Уинтроу больше не чувствовал того, что чувствовала она. Поднявшись, он посмотрел через поручни, пытаясь определить ее настроение хотя бы по осанке, по развороту плеч… Проказница не оглянулась.

— Лучше нам остаться врозь, — сказала она как о чем-то решенном.

— Но… — замялся он, не зная, какие слова найти. — Я думал, живому кораблю непременно нужен спутник… кто-нибудь из семьи…

— Кажется, тебя это очень мало заботило, когда ты пустился в бега. Ну так и теперь не забивай себе голову.

— Я совсем не хотел обидеть тебя, — проговорил он потерянно. Какой там гнев, какое раздражение? Все ушло, да и было ли?… Может, он лишь ощущал ее душевное состояние?… — Проказница… хочу я того или нет, но я здесь. И пока я остаюсь здесь, нам с тобой нет причины…

— Причина в том, что ты всегда от меня отгораживался. Ты сам только что в этом признался. А другая причина — может, мне и в самом деле пора понять, кто же я такая… без тебя.

— Не понимаю…

— Сегодня я пыталась рассказать тебе нечто важное, но ты не стал меня слушать.

В ее голосе не было обиды, было лишь спокойствие вроде того, с каким его монастырский наставник, Бирандол, указывал ему на некий очевидный вывод, который ему следовало бы сделать самостоятельно.

— Наверное, так и получилось, — признал Уинтроу смиренно. — Если хочешь, я выслушаю сейчас.

— Теперь — слишком поздно, — отрезала Проказница. И чуть смягчилась: — Скажем так, сейчас у меня нет настроения об этом говорить. Возможно, я попробую сама разобраться с этой загадкой. Наверное, пора уже мне делать это самостоятельно, не дожидаясь, чтобы за меня подумал какой-нибудь Вестрит.

Настал его черед ощутить себя покинутым и одиноким.

— Ну… а мне-то что делать?

Она покосилась на него через плечо. Взгляд зеленых глаз был почти добрым.

— Когда такой вопрос задает раб, он ждет, чтобы ему ответил хозяин. Священнослужитель принимает решение сам… — И она чуть не улыбнулась. — Никак ты уже позабыл, кто ты такой без меня?

Она определенно не ожидала ответа. Повернулась к нему спиной и, подняв голову, стала смотреть на горизонт. Она разорвала свою связь с ним.

Спустя некоторое время Уинтроу тяжело поднялся на ноги. Нашел ведерко, ранее принесенное Майлдом, и спустил его за борт. Ведерко наполнилось, рванув веревку из рук. Оно показалось ему очень тяжелым. Уинтроу поднял тряпку, которой не так давно воспользовался сам, взял ведерко и отправился вниз — туда, где сидели в трюмах рабы. Проказница не обернулась.

«Откуда мне знать, могу ли я?… — в отчаянии размышляла она. — Как мне быть самой собой… без помощи со стороны? Я не знаю… Что если я с ума сойду?»

Она смотрела на одинокие скалы и островки, усеявшие широкий пролив, на горизонт впереди… Она простерла свои чувства вовне, стала пробовать на вкус ветер и воду. И немедленно ощутила присутствие змей. И не только того белого, что тащился за нею в кильватере, словно растолстевший пес на поводке, — нет, были и другие, тенями мелькавшие в отдалении. Проказница решительно выкинула их из своих мыслей… Хотела бы она возмочь проделать то же самое в отношении рабов, маявшихся у нее внутри, и объятой смятением команды! Увы, люди находились слишком близко, они касались ее диво древа в слишком многих местах… Сама того не желая, она ощущала Уинтроу: тот ходил от раба к рабу, обтирая лица и руки прохладной мокрой тряпицей, давая людям хотя бы то малое утешение, на которое был способен. «Ведет себя как жрец — и Вестрит», — подумалось ей. Некоторым образом она испытывала гордость за мальчика, как если бы он… доводился ей кем-то. Однако в действительности это было не так, и она понимала это тем яснее, чем дольше длилось их разобщение. Люди с их чувствами наполняли ее физически и духовно… но они не были ею. Она пыталась очертить границы между ними и собой и выделить свою самость…

Либо у нее что-то не получалось — либо выделять было особенно нечего.

Проведя некоторое время в не очень-то плодотворных усилиях, она опять подняла голову и сжала челюсти. «Если я всего лишь корабль и не более — что ж, я хоть буду гордым кораблем…» Она нашла стремнину течения, господствовавшего в проливе, и стала смещаться в ту сторону. Потом едва уловимыми движениями, малозаметными даже для нее самой, выровняла доски своей обшивки, добиваясь идеальной гладкости корпуса. У штурвала как раз стоял Гентри; ее коснулось его радостное удивление оттого, как замечательно изменился бег корабля. Гентри можно было вверить себя полностью. Проказница прикрыла глаза, подставила лицо ветру, летевшему из-за кормы, и сделала попытку допустить к себе сновидения. «Какой, собственно, жизни я желала бы для себя?…» — спрашивала она безмолвно. Может быть, сны подскажут ей ответ?

— Разве хорошо врать капитану, а? — У Офелии был низкий, хрипловатый голос, голос многоопытной соблазнительницы, напоминающий темный густой мед. — …Юнга, — Добавила она запоздало. И этак искоса посмотрела на Альтию.

Этот корабль выстроили давно. В те времена было принято помещать носовую фигуру наверху форштевня, а не как теперь, под бушпритом. И взгляд Офелии, брошенный поверх белого пухлого плечика, шаловливо предупреждал: «Только мне-то врать не вздумай!..»

Альтия ответила далеко не сразу. Она сидела, скрестив ноги, на крохотной выносной палубе, устроенной, как ей уже объяснили, токмо и единственно ради того, чтобы Офелии легче было общаться с людьми. Альтия встряхивала в руках большую коробку игральных костей. Коробка, как и сами кости, были гораздо крупнее обычных, ибо это была собственность Офелии. Ну а та, обнаружив, что на борту образовался «лишний» член команды, немедля потребовала, чтобы Альтия — Эттель — проводила часть своей вахты, забавляя ее. Офелия страсть любила азартные игры; Альтия, впрочем, подозревала — больше оттого, что они давали ей возможность вдоволь посплетничать. Еще она подозревала, что корабль жульничал почем зря, но уж с этим, по ее мнению, оставалось только смириться. Офелия ко всему прочему держала целые связки счетных палочек — вся команда была у нее в долгу как в шелку. Иным отметкам на этих палочках было уже немало лет. Палочка, соответствовавшая Альтии, тоже была уже украшена достойным количеством зарубок. Она открыла коробку, заглянула внутрь и нахмурилась.

— Три чайки, две рыбки, — объявила она и повернула коробку, давая изваянию посмотреть в нее тоже. — Ты опять выиграла.

— Вот именно, — согласилась Офелия самодовольно. И хитренько улыбнулась: — Ну что? Повысим ставки, а… мальчик мой?

— Ты и так уже выиграла у меня все имущество и даже больше, — заметила Альтия.