Читаем без скачивания Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Савченя Ольга "Мечтательная Ксенольетта"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ив дождалась, когда повизгивания и рычания удалятся, и пояснила:
– Друг Гар’хорта погиб, а на тот момент считалось, что пропал без вести. И васоверг его даже не искал. В то время к нему в руки попала вестница, а васоверги, они… – голос осип, – неприятные мужчины и азартные.
– Хватит о грустном, – улыбнулась я. – Расскажи мне о чем‑нибудь…
– Спасибо, Асфи.
Благодарность прозвучала слишком неожиданно. Выбила воздух из груди, вызвала легкое смятение. Сглотнув, я кивнула.
– Я расскажу тебе эльфийскую тайну о балкорах. Эти твари на севере, и, кто знает, может быть, это знание спасет нам жизни.
В последнее время слишком много тайн ко мне слетается. Вестница – это всего лишь наша выдумка… Я поежилась, но отказываться от предложения не стала. Вот только все оказалось не так просто, и мне пришлось клясться духами, что никто не узнает эту тайну. Ив снова распутала мои волосы и опять начала плести, только теперь захватывая пряди со лба.
– Балкоры отвратительны, а единственное, что у них сильное – нюх. Слишком тонкое обоняние. И даже после обращения оно остается при них. Есть крохотные и очень слабые духи. Их даже не видно, но они невыносимо вонючие. Не отзываются только на земле, омертвленной Повелителями, поэтому призвать не проблема. Зовут Канкхалка. Эльфы раньше с помощью них и находили балкоров даже в чужом обличии. Остальным расам просто воняет, а у кротов аллергия – они будут чихать до тех пор, пока вонь не исчезнет.
Я усмехнулась.
– Кроты?
– Когда‑то они жили под землей, в горах, а потом вышли на поверхность. Зачем отрезала волосы? – перевела она тему. – Коса получается только до плеч, и волосы из нее торчат. Теперь только эльфийскую косу и заплетать, но это так по‑детски.
Я отстранилась и потрогала голову. Нахмурилась и сказала:
– Это обычный колосок.
– Это эльфийская коса, – настаивала Ив. – Колосок – это о растениях.
Я рассмеялась, но смех быстро прервался. Любое веселье и беззаботность не длились долго, а только напоминали, что время неумолимо ускользает.
Между деревьев светлел просвет, но там никто не появлялся.
* * *
– Снова ложишься с закатом?
Ив вошла в пещеру со стопками листов и направилась к сумкам. Я поерзала на твердой земле, удобнее устроила голову на седле Тоджа и ответила:
– Проснусь раньше.
Несмотря на желания, заснуть удалось не сразу. Ив тоже улеглась, но долго крутилась, шумно вздыхала. На улице стемнело, лес заполнился пугающими ночными звуками. Казалось, где‑то в углу пещеры тоже что‑то крохотное скреблось. Шорох вызывал неприятные чувства, зато отвлекал от тревожных мыслей. Еще два дня – и мы с Ив продолжим путь на север. Живы ли ребята?
– Они в гильдии Справедливости, – прозвучал голос Ив.
Я перевернулась на другой бок, но в кромешной темноте не увидела эльфийку. Могла только догадываться, где она и что делает. Почему‑то казалось, что Ив тоже лежит на боку и смотрит в мою сторону.
– Кто?
Птица, а может, летучая мышь промчалась у самого входа. Ветер шумел листвой, в углу кто‑то продолжал еле слышно скрести по камню.
– Мои родители, – ответила Ив.
А я уж подумала, что она заснула.
– Ты не рассказывала о них. Не хотела?
– Мы почти не общаемся. Поддерживаем деловые отношения. Поддерживали, – исправилась, – теперь этого не будет.
– Если я поинтересуюсь подробностями, ты снова на меня разозлишься? – на всякий случай уточнила, хотя прекрасно понимала: Ив не подняла бы эту тему, не будь у нее желания ее поднимать.
– Не разозлюсь, – ответила тихо, но продолжать не спешила. Помолчала недолго, что‑то почесывая, потирая, а потом все же рассказала: – Родители добивались статуса почтенных. Меня хотели принять в гильдию Справедливости, а я была невнимательной и любопытной. Пока их волновал вопрос: виновен преступник, и пострадала ли жертва? Я интересовалась природой преступлений. Рурмис рассказами о работе помог окончательно понять, что это не мое, и я ушла к исследователям. Мой уход поставил под удар повышения сословия, но мама с папой справились. Они стали почтенными, а я осталась уважаемой. И потом все, чего я хотела, – это доказать им, что я тоже способна многого добиться. – Тяжело вздохнула и закончила: – Выяснилось, не могу. Я подвела их.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})* * *
Четвертое утро.
Солнце еще не взошло.
Я сидела на поваленном дереве и куталась в плед. Рядом стояла кружка с мелиссой. Илиал перегрели отвар. Духи могли бы снова охладить его, но я не стала просить. Любовалась струйками пара; они поднимались невысоко и исчезали в легкой дымке лилового тумана. Ящеры мирно спали: Тодж дремал под деревом, воркуя и иногда фыркая; Феррари разлеглась у него в ногах и все чаще открывала глаза, подглядывала за мной. На салатовом листочке, одиноко выросшем на тонкой низкой веточке, собралась капелька. Впитывая отражение окружающего леса, она медленно скользила к краю. Достигла его, тяжело перевесилась, округлилась и…
Тодж встрепенулся. Я подпрыгнула на месте, в мыслях проклиная резкого динозавра. Нахмурилась, заметив, что он уставился в одну точку и не двигается. Его дыхание участилось, зрачки на миг расширились. Феррари заинтересованно подняла голову, взмахнула хвостом.
Тодж сорвался с места и исчез в кустах. Феррари приподнялась, глядя ему вслед. Я сглотнула, старалась утихомирить взметнувшуюся надежду. Скинула плед с плеч, сползла с дерева и осилила несколько шагов. Остановилась, закусив губу. Глубоко вдохнула, и через мгновение тоже бросилась вперед.
Одежда впитывала влагу, собранную с подлеска. Босые ноги скользили по холодному мху. Я ухватилась за ствол, царапая руку и замирая на месте. На глаза навернулись слезы.
Кейел с усталой улыбкой прислонялся лбом к морде Тоджа. Потрепал его, погладил перышки на носу. Я прижалась щекой к шершавому дереву, глубоко вдохнула. Прислушалась, но ни слова из бормотания Кейела не разобрала. По‑прежнему удерживаясь за ствол, шагнула вперед. Лишь на секунду опустила глаза, чтобы посмотреть, куда поставить ногу, а когда подняла, столкнулась с внимательным взглядом.
Вольный молчал. Темные круги залегли под зелено‑карими глазами, разбитый подбородок все еще покрывали болячки, а губы были бледными, сухими.
Что услышу первым? Наверное, опять отметит, что с рисунками на лице я страшная. Или напомнит, что…
– Не спишь? – хрипло спросил, отступая от Тоджа.
– Не сплю.
Сжимая кулаки, он запрокинул лицо к небу. Судорожно выдохнул и полушепотом заметил:
– Светает.
Я улыбнулась. Преодолела последние метры, разделяющие нас. Повисла на его шее, уткнулась в нее носом, запуталась пальцами в волосах, небрежно собранных на затылке. Я не плакала, но меня трясло. Крепкие объятия и частые поцелуи успокаивали. И шепот, как обещание:
– Я тут, Аня. Я больше не уйду. Не оставлю тебя…
Его ладони скользили по спине, мяли рубашку, иногда сжимались, сдавливая кожу. Обветренные губы царапали щеку, лоб. Он хотя бы ел в дороге?
– Кейел, ты… – воздуха не хватило.
…теплый, но так сильно дрожишь. Грубый, но одновременно нежный. Сильный, но при этом умудряешься бояться. Я никогда тебя не забуду.
Выдохнула:
– Я люблю тебя.
Он прижался щекой к моей щеке и прошептал:
– Я знаю.
Глава 9. Сказки для Вольного
Иногда самое прекрасное отыскивается среди самого ужасного. Теперь я знала это. Теперь я знала, как выглядит счастье Кейела. И оно мне безумно нравилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Этот лук лучше тебе подходит. Чувствуешь? – спросил Кейел, щупая мою руку от локтя к плечу. – Напряжена, но не дрожит. Отпускай.
– А‑а как? – поинтересовалась я, удерживая натянутую тетиву. Почему‑то именно сейчас не хотелось ничего испортить, поэтому лучшим вариантом было – уточнить.