Читаем без скачивания Доктор Шанс - Кем Нанн

Д. К., белый мужчина, 30 лет, правша, в прошлом работал в Сан-Хосе художником-графиком. Последние четыре года пребывает в статусе больного с посттравматическим синдромом: он шел пешком по оклендскому порту и был сбит грузовиком. В результате получил травму головы. Утверждает, что не замечает изменений в своей личности, но при этом осознает, что все остальные, включая его жену, говорят, что он полностью переменился. В свою очередь жена рассказывает об убежденности супруга в том, что ему суждено сыграть ведущую роль в битве между Сатаной, Яхве и Иисусом. Шесть месяцев назад пациент выпил целый ряд бытовых чистящих средств, в том числе «Гексол» и «Клорокс», так как верил, что тело надо подготовить к грядущей битве.

Однако именно Мариэлла Франко была с Шансом в первые тоскливые дни необычайно жаркого и раннего лета, пока он искал жилье в Городе у залива [5], листал бумаги от адвокатов противостоящей стороны, осматривал пациентов, писал отчеты, наблюдал, как тают, подобно запоздалому снегу, его деньги, исчезая куда быстрее, чем они когда-либо прибывали, видел, как жизнь, которую он так старательно обустраивал для себя, своей жены и дочери, разбилась вдребезги о скалы едва представимой прежде реальности.

Его жена, уже переходившая в категорию бывших, начинающий фотограф, сама себя обеспечить не могла. Продажей своих работ не покрывала даже аренду студии. Ее любовник, которым она обзавелась так недавно, дислексичный персональный тренер на десять лет моложе нее, работал в тренажерном зале в Саусалито всего на полставки, и особой финансовой поддержки от него ждать не приходилось. Адвокат жены уже получил судебное предписание. Шансу предстояло заплатить обоим юристам: и своему и ее. Дом пойдет на продажу в самое неподходящее для этого время. Так что любимая дочерью частная школа с ее монтерейскими соснами и видом на залив день ото дня становилась все менее вероятной в будущем. Государственные же школы поблизости от их нынешнего дома были ожившим кошмарным сном.

Что касается мисс Франко в это время засухи и пепла – в последнее время небеса периодически затягивали дым и сажа из-за пожаров, возникших в результате аварии на нефтеперерабатывающем заводе в Ричмонде, в восточной части побережья ситуация осложнялась из-за жаркой погоды и сухих ветров, – то она жила со своей восьмидесятидевятилетней бабушкой в многоквартирном доме на южной окраине Пало-Альто. Во время освидетельствования Шанс вдруг спросил, как бабушка отреагировала на смерть единственного сына. Мариэлла сказала, что та очень расстроилась. Сказала, что бабушка каждый день принимает лекарства, но не припомнила, какие. Она не знала, подвержена ли старушка повторяющимся ночным кошмарам или навязчивым воспоминаниям о событии, унесшем жизнь их отца и сына.

Как ни странно, но человеком, которого преследовали сны и воспоминания, был сам Шанс. Это к нему приходили навязчивые кошмары с ожившими фотографиями, на которые его попросили посмотреть, и те ассоциировались с образом этой застенчивой и слабой девушки, что во сне превращалась в безъязыкую статую, столь одинокую в эти темные часы. Потом Шанс мысленно воображал, как она стоит в собственной квартире в Пало-Альто, одна посреди несомненно банальной обстановки, как пытается «отвлечься, смотря телевизор». «Интересно, что она смотрит?.. – гадал он. Можно ли найти в телепрограмме хоть что-то, от чего не захочется выдавить себе глаза? Воображение рисовало короля Лира и „неприкрашенного человека“» [6]. У настоящего Иова [7] был хотя бы Бог, явившийся ему в вихре. У Мариэллы – только полицейские сериалы, вампирские истории да еще новости. В памяти брезжило, что она работала на полную ставку в Сан-Хосе упаковщицей картофельных чипсов «Грэнни Гус», и до несчастного случая в сферу ее интересов входило рисование карандашом и красками, а еще – коллекционирование миниатюрных фигурок лягушек.

А потом пришла ночь, когда он, ужасно одинокий в своей новой квартире с еще толком не распакованными чемоданами, зашел так далеко, что вообразил, как проводит за рулем сорок пять минут, которых хватит для того, чтобы до нее добраться. Она не была непривлекательной. Вот как он описывал ее в своем рапорте:

Миниатюрная женщина 39 лет, итальянского происхождения, с черными волосами, собранными сзади в тугой пучок. У нее правильные, почти классические черты лица и большие карие глаза. Ухоженные руки, маникюр, но лак для ногтей отсутствует. Носит кожаное пальто поверх светло-коричневого костюма в тонкую полоску и коричневые кожаные сапожки на высоком каблуке. Манера держаться, хоть и производит в целом приятное впечатление, отличается полным отсутствием непосредственности. Освидетельствование выглядело как серия вопросов и немногословных ответов.

Тогда он подумал, но не записал, что от множества прочих людей ее отличает то, что она живет как птица в клетке, словно бы и живет и не живет. И тот же самый ужас не-жизни в жизни Шанс увидел в собственном упадочном состоянии, когда каждый следующий день грозил стать тусклее, чем предыдущий.

Он придерживался убеждения (возможно, ложного), что в жизни человека бывают периоды, длящиеся буквально мгновения, когда верное слово, или движение, или одно-единственное прикосновение может ранить либо исцелить. Именно для этого он в своих фантазиях садился за руль. Не ради каких-то завоеваний на сексуальном поприще. Он мог так же легко заручиться помощью кого-то другого, если появился бы этот кто-то другой. Его воображению рисовалось освобождение, то, как сердце вырывается из запертой клетки. Конечно, он был благоразумным. Видел все таким, как оно есть, полубезумные донкихотские поступки лучше совершать в помыслах, а не наяву, потому что… потому что, в конце концов, жизнь именно такова. Отражение в мутном стекле. Шанс жил как бы наполовину. Не будет никаких поездок и никаких вмешательств. Мироустройство их не допустит. Вместо них Шанс разрешил себе выпить лишний стаканчик вина. Но, господи, подумал он через мгновение, снова наливая и воображая ради одного только воображения собственное внезапное появление на ее пороге, что она подумает? И услышал ее крики, от которых ночь превратилась в кошмар.

Он задремал, вспоминая Блейка:

В час вечерний, в час дневнойЛюди входят в мир земной.Кто рожден для горькой доли,Кто для радости одной;Кто для радости беспечной,Кто для ночи бесконечной… [8]

Проснулся чуть позже, стояла кромешная тьма, сквозь стены комнаты проникал шум волн с Оушен-бич. Поднявшись, Шанс увидел в окошке уборной странное оранжевое свечение на востоке и счел его очередным подтверждением того, что на нефтеперерабатывающем заводе в горах над Ричмондом продолжает свирепствовать пожар.

Гарнитур Принца

Мебель в стиле «французского ар-деко» относилась к концу тридцатых годов и была работой известного дизайнера Эжена Принца. Гарнитур состоял из письменного стола, книжной полки и двух кресел. Все это было сделано из пальмового дерева и меди, покрытой патиной, стоило немало денег. Сумма была бы еще больше, но на одной из полок и столе не хватало медных полос, тянувшихся по нижнему краю. В таком состоянии Шанс мебель и купил, ну и заплатил соответственно. Но все равно гарнитур был прекрасный, шикарно смотрелся в большом доме, где они жили вместе с женой и дочерью. Теперь, в небольшой квартирке, эти вещи выглядели мрачно и неуместно, чтобы не сказать нелепо. Со временем гарнитур стал раздражать Шанса, и он начал подумывать о том, чтобы продать его. Ниже по Маркет-стрит располагался магазин специализировавшегося на такого рода товаре чернокожего джентльмена лет семидесяти (или чуть больше). Шанс не мог припомнить его фамилии, но знал, где находится сам салон, до которого можно было пешком дойти от офиса, и решил в ближайшее время заглянуть туда. Возможность представилась на неделе, когда клиент отменил встречу как раз перед обедом, и Шанс отправился в магазин.

В общем, ему всегда нравилось гулять по городу. Но в тот день Шанс не мог отделаться от ощущения, что ему показывают его будущее. Оно было незначительнее, чем хотелось надеяться. Пламя над Ист-бей [9] потухло, но всю область залива по-прежнему покрывала сажа. Все автомобили стали одного цвета. Пепел толстым слоем скапливался по всем углам, напоминая наносы грязного снега. По тротуару прошли три молодые азиатки, на вид студентки колледжа, и на каждой была хирургическая маска. Вот так все и будет, подумал Шанс, проходя мимо них. Поначалу вот так, а потом еще хуже.

В какой-то момент эвакуации с холмов Ист-бей машины настолько плотно забили узкие улочки, что пожарные призвали паникующих жителей оставить автомобили и уходить пешком. Ричмондский пожар с угрожающей скоростью двинулся на восток и юг. Беркли-Хилл внезапно охватило пламя, в ночном небе полыхал дождь искр. Горожане не подчинились приказу, предпочитая таранить горящие машины друг друга. Университетские профессора и экономисты, стартаперы и хакеры (или как там они себя называют), писатели и художники, академики и доктора Беркли-Хилл… все они толкались в черном дыму, как обезумевшие насекомые, как, прости господи, червяки какие-то. Шанс видел все это по телевизору, когда в относительной безопасности своей квартиры смотрел ночной выпуск новостей. Как же быть, сохранить гарнитур или продать? Чего стоит его шикарная французская мебель, когда поблизости кружит все больше падальщиков?