Читаем без скачивания Зеленое кольцо - Зинаида Гиппиус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вожжин. Не знаю. Так давно… Финочка, а я писал тебе, собирался, и вдруг…
Финочка (серьезно). Я получила твое письмо. Мы ведь здесь только три дня. Мы в гостинице. И Марфуша с нами. Мамочка к докторам… Ее послали, посоветоваться. Больна была. Ну вот и возились. Мамочка здесь души будет брать. Больше двух недель курс.
Матильда в это время убрала стол и подала чай.
Вожжин. Так. Ну что же. Это отлично. Великолепно. А вот и чай нам дали. Хочешь чайку? Давай чайку попьем.
Переходят к столу. Софина в меховой шапочке, с муфтой, Вожжин суетится, не может найти тона, не привык к дочери. Дядя Мика держится в стороне, курит.
Вожжин. Ты, может, со сливками, Софиночка? Да… Вот ты какая… А я тебе писал – все тебя девочкой представлял, как последний раз видел. Так, значит. И ты мне толком не писала ничего. То есть о себе, о жизни… (Помолчав.) Как же занятия твои? Гимназия? Ты в предпоследнем классе? Да, как же ты теперь-то приехала? Пропускаешь занятия?
Финочка (помолчав). Мамочка не хотела ехать, да нельзя, я ее уговорила. А я все равно не в гимназии. Я давно вышла.
Вожжин. Как? Вышла? Отчего? Да нет!
Финочка. Правда, вышла. Я с учителями…
Вожжин. Разве лучше с учителями?
Финочка. Не знаю… Нет. Я вообще худо учусь. Худо, нехорошо. Прости, папа, я не писала, не хотела тебя огорчать. У меня стал ленивый характер.
Вожжин. Ничего не понимаю! У тебя ленивый характер? Да ты первой шла! И что гимназия, ты же мне писала, – ведь ты книжница у меня известная… Ведь я же знаю… Отчего вдруг? (Помолчав.) Как вообще… Как ты там это время… Тебе ведь хорошо жилось? Подруги там… Ну и вообще, как?
Финочка. Хорошо. Ничего. Обыкновенно. Мне хорошо.
Дядя Мика незаметно вышел. Вожжин и Финочка некоторое время молчат.
Вожжин. Да… Так, значит, хорошо. Да. Ну, а летом ты, как всегда, на Волге, на даче? Там же? Финочка. Там же.
Вожжин. И… летом ты гуляешь, читаешь… Ты бы написала, я бы тебе книг прислал. Там, конечно, трудно достать, в Саратове. Может быть, опять как-нибудь… приохотилась бы. (Помолчав). А все-таки жаль это… что ты из гимназии-то… Подруги, своя жизнь, мало ли?
Финочка. Что ж делать, папа.
Вожжин. А учителя все-таки хорошие? Ничего?
Финочка. Ничего. Обыкновенные.
Оба молчат.
Вожжин (с внезапным порывом). Финочка! Деточка! Я так не могу. Ты ведь одна у меня. Отчего ты такая? Скажи мне. Тебя обидел кто-нибудь? Ну я виноват сам, четыре года не собрался, все дела, все думал, съезжу… Вот ты приехала – и точно чужая. А я говорить не умею. Не знаю, как тебе там… как живется…
Софиночка ставит чашку, закрывает лицо руками и вдруг начинает плакать, громко, как ребенок.
Вожжин (растерянно наклоняется к ней). Деточка! Деточка моя крошечная! Миленькая моя девочка!
Софина. Я не плачу, не плачу, оставь! Ты спрашиваешь, как живу, так вот: худо, нехорошо! Нет, пусть ты знаешь! Худо, а тебя нету, тебя до ужаса все нету! Письмами нельзя. Разве можно письмами?
Вожжин. Да не письмами… Девочка моя! Ты забыла, что я у тебя есть? Да если б я только знал!
Софина. Не есть, а нету тебя никогда! Столько лет нету! Я из гимназии ушла – все равно бы выключили! Я в зале, в большую перемену, при всех, Катю Шантурову в лицо ударила!
Вожжин. Господи! Финочка!
Софина. Да, да! Зачем она осмелилась? Мы поссорились немножко, а она вдруг говорит: «Твоя мама Свиридовская содержанка! Твой папа ее, Свиридову продал. Это вся гимназия знает». Осмелилась! Пусть еще скажет, опять ударю!
Вожжин. Что же это такое, Господи!
Софина. Молчи, постой. Ты думаешь, я верю, что она сказала? Да нисколько. Я должна была ударить, но я не верю. Просто мама полюбила Свиридова, а вы вместе согласились, чтобы ты уехал, что так лучше. Я же все помню; и тогда все понимала, это вы думали, что я маленькая и ничего не понимаю. Свиридову нельзя жениться, у него жена больная, в купечестве если развод, так его отец с фабрики выгонит, я все знаю! и хоть Свиридов с мамочкой в одном доме никогда не жил, а все-таки она ему стала как настоящая жена, с любовью, а вовсе не содержанка! И у нее свои тоже деньги, дом ее же… Только вот я у мамы… Учителей его, свиридовских, не хочу. Лучше совсем не буду учиться… Прачкой буду, горничной…
Вожжин. Какие свиридовские учителя? Ты не живешь на свиридовские деньги! Если ты все знаешь, так знаешь же, что я высылаю на тебя…
Софина (не слушая). И что я его ненавижу – я не виновата! Я мамочку люблю, тебя люблю, а из-за него тебя нет никогда, из-за него мамочка… мамочка, такая бедная, больная, мучится всегда, и одна всегда… Он тоже меня ненавидит. И боится. Без меня кричит на мамочку, – точно она вправду его купленная! а при мне не смеет. Когда поссорятся, уйдет – мамочка со мной плачет. Она слабая, мамочка. Я утешаю, жалко, а я бы его… я его когда-нибудь… (Вдруг мрачно останавливается.)
Вожжин (шепчет в ужасе). Фина, Фина, что ты…
Фина (всхлипнув). А тебя нету, папуся. Если б только мамочка… ели б дал Бог, увидела бы она сама…
Вожжин (целует ее, гладит по голове, дрожит). Родная моя… Разве я знал. Ничего-то я не знаю. Дурак дураком. Одно знаю: так нельзя. Так уж не будет. Ты уж меня больше не покидай. Надо подумать. Надо поговорить. Я уж все устрою.
Софина. Правда? (Вздохнув, улыбается.) Ты прости, папочка. Я не плачу. Я знала, надо только тебя увидеть, а уж там что-нибудь придумается. Мамочку так умоляла поехать. Она больная, нервная. А Свиридов сейчас в Англии, по делам фабрики отправился. Последнее время мало приходил, злой. Мамочка раз так плакала, что я решилась: пойду за ним, пусть. Ну – помирился. Только мамочка сама уж видит, какой он, сама понемножку начинает видеть… Да я одна ничего не могу.
Вожжин (злобно). А как ты-то живешь между ними – это она видит?
Фина. Папочка, ради Бога! Ведь она же несчастная! Ведь она же больная!
Вожжин. Ну да, ну да… (Ходит по комнате.) Конечно, надо подумать. Надо поговорить. Надо мне с ней поговорить.
Фина (вдруг просияв). Тебе с мамочкой? А ты… ничего? Можешь? Можешь с ней видеться? Согласен?
Вожжин. Да я… Господи, отчего же? Конечно, могу. Это отлично, что вы приехали. Мне даже надо… Даже нельзя, я думаю, иначе. Не враги мы, Господи Боже мой. (Ходит по комнате.) Только надо, конечно, узнать, как она смотрит на это… Как удобнее… А я готов.
Софина. Папуся, милый мой, единственный мой! Я знала, что ты придумаешь! Я мамочке скажу. Условимся. Мы в гостинице, совсем близко. Я устрою. Ты и придешь. Ах, папочка!
Вожжин. Только если мама сейчас очень нездорова…
Софина. Ей уж лучше. А через несколько дней ей совсем будет лучше. Я каждый день к тебе стану приходить, хорошо? И условимся. Ну, побегу теперь. Мамочка одна. Папа ты мой родной! Какое тебе спасибо!
Вожжин. Завтра придешь? Да как же ты одна?
Софина. Я на трамвае. Ах, папа, какое у тебя печенье это вкусное! И конфеты. Да уж мне сейчас некогда.
Входит Сережа, сын Анны Дмитриевны, высокий, тонкий гимназист; с тремя книгами.
Сережа. Ипполит Васильевич! Здравствуйте. А дяди Мики нет? Я к нему на минуточку…
Вожжин. Ну уж, конечно, к дяде Мике. Он сейчас тут был. А это… это дочка моя, Сережа, видишь, какая большая? Гимназистка из провинции. И тоже Мику помнит.
Сережа и Финочка молча, немного смущенно подают друг другу руки.
Сережа. Вы недавно приехали?
Фина. Недавно. Что это у вас за книги?
Сережа. А французские. По истории синдикализма. Да дядя Мика говорит, что есть еще одна, более широко написанная. Я последнюю неделю этим занят.
Входит дядя Мика. Он был в соседней комнате.
Фина. А я ничего не знаю о синдикализме. Раз статья попалась, а книг у нас недостать.
Дядя Мика. Ничего, поживете у нас, обо всем узнаете.
Вожжин. Да на что ей синдикализм? Вот уж не понимаю!
Дядя Мика. Мало ли ты чего не понимаешь! Вы уходите, Софочка? Уж стемнело, вы здесь новенькая. Вот вас Сережа до трамвая проводит. Вы свободны, Сережа? Кстати, по дороге подружитесь. Надо будет Соничку, при случае, и с Русей, и с Никсом познакомить.
Сережа. И с Лидой. Я свободен, дядя Мика. Вы на какой трамвай, Софья Ипполитовна? Лучше уж я вас до дому довезу. Выходите, я догоню, я только пальто, мне тут сейчас, через площадку. (Хочет бежать к двери, возвращается). Да, Ипполит Васильевич, мама просила напомнить, сегодня в концерт, ровно в половине восьмого!