Читаем без скачивания Жестокий 3. Искупление - Шерр Анастасия

Да, я оставила в прошлом всё то, что она со мной сделала. Как оставила в прошлом и Булата, и Имрана. Я смогла переступить через всё, даже через убийство, которое совершила собственными руками.

Я смогла жить дальше. Она помогла мне выбраться из той непроглядной тьмы. Но нужно было двигаться дальше самой. И в одно прекрасное утро я заявила Машке, что хочу жить отдельно. Она, как ни странно, не стала со мной спорить. Помогла купить квартиру и оставила меня в покое. Теперь мы находились в одном городе, но не вместе. Так было нужно. Мне прежде всего.

Потом я стала мамой. Я даже не сразу осознала всю эту ответственность, всю тяжесть, что, казалось, должна бы свалиться на мои плечи. Я её не ощущала. Она была приятной, в отличии от того камня, что тянул меня вниз и душил, душил, душил…

Стоило мне впервые взять на руки Даню, и вся боль, все страдания ушли на задний план. Теперь имел значение только он, мой маленький комочек счастья. Да, он был похож на своего биологического отца и одновременно на дядю. Но я не видела в нём Шамаевых. Не видела в нём Басаева. У моего сынули были приятные, кавказские черты, но того зверского отражения, что видела в глазах братьев – у моего мальчика не было. Он чист и невинен, у него будет другое будущее.

Ещё до рождения Дани я начала вливаться в течение. Поначалу было трудно выходить из дома и общаться с людьми, но день за днём я работала над собой, заставляла ту испуганную, забившуюся в уголок от ужаса девочку, что жила у меня внутри, замолчать и шла вперёд. И со временем стало легче. Хотя насилия в любых его проявлениях я всё ещё боялась и вряд ли когда-нибудь стану к нему равнодушной. Я опасалась агрессивных людей и хоть в Штатах мне такие попадались крайне редко, а нет-нет, да находились. Я переходила на другую сторону дороги даже если мне навстречу шёл чересчур эмоционально жестикулирующий мужчина. Не выносила громких звуков и выключала телевизор, если там шёл какой-нибудь боевик. Я шугалась собственной тени, пока не поняла, что всё это ничто по сравнению с тем, что мне придётся пережить, защищая от всемирного дерьма моего ребёнка.

Марк помог мне начать новый этап, сделать ещё один шаг к исцелению. И шаг этот был зверски тяжёлым, хоть и большим. Переступив свой страх нахождения мужчины рядом, я вдруг поняла, что смогу всё. Всё, какую бы цель перед собой не поставила. Этот мужчина вселил в меня уверенность и вдохнул новые силы.

Мы познакомились в обычном супермаркете, где я не могла дотянуться до полки с памперсами. Он, как галантный джентльмен, достал мне пару пачек и даже помог довезти тележку с продуктами до кассы. Казалось бы, какой интерес у молодого, симпатичного мужчины может вызвать женщина с одутловатым после родов лицом, покупающая памперсы? А я заинтересовала. Заметила это сразу же. И, несмотря на дикий страх перед мужчиной, всё же была польщена. Что не говорите, а это приятно, чувствовать себя привлекательной, способной кого-то зацепить. Я уже и забыла, как оно. Чувствовать себя женщиной, а не куском мяса, которое только насилуют и пинают.

Узнав, что я не замужем, Марк попросил у меня номер телефона. Телефона, на который звонила до него лишь одна Машка. И я дала. А через неделю мы встретились в кафе, выпить по чашке кофе. Не знаю, на что я надеялась, но Марк мне был нужен. Не в плане секса «для здоровья», нет. Хотя и этот вариант я не отметала. Я всё ещё молодая женщина и когда-нибудь мне захочется мужского тепла. Я на это очень надеялась. Марк был мне нужен, потому что он поднимал мою самооценку и помогал двигаться дальше. У меня не было к нему сексуального влечения, увы. Но я верила, что эта фригидность временная и вскоре я снова смогу жить нормальной жизнью. И не ошиблась.

ГЛАВА 2

– Мы могли бы сходить на выставку, – предложил как-то Марк, рассматривая меня через запотевший бокал с вином. Я оторвала взгляд от своей тарелки, улыбнулась ему дежурной улыбкой. Американцы вообще часто улыбаются. По поводу и без. И я научилась, пытаясь ассимилироваться. Со временем поняла, к чему эти неискренние улыбки. Они помогают в общении. Даже если ты преподносишь своему собеседнику не очень приятную новость, с улыбкой она будет выглядеть не так хреново.

И Марк, кажется, понял, почему я улыбнулась.

– Ты снова откажешься, – ответил сам себе, кивнул.

– Прости, но я… Я пока не готова выходить в люди. То есть, на данный момент походов в кафе, рестораны и кино мне вполне хватает. Да и Дэниэла туда не возьмёшь, а оставлять его с сестрой мне не хотелось бы. Она пытается наладить свою личную жизнь, не хочу ей мешать. А нянькам, ты знаешь, я не доверяю.

Марк поджал губы, снова кивнул. Иногда мне хотелось влепить ему затрещину. Ну не бывает же таких понимающих и покладистых мужиков! Или я просто раньше их не встречала?

– Извини.

– Всё хорошо, Сандра. Тебе не о чем волноваться. Просто… Понимаешь, я хочу, чтобы ты скорее прошла этот трудный этап. Насилие – это сложно, и я не могу представить, что ты чувствовала тогда. Никто не сможет. Но одно я знаю точно. Тебе нужно выбираться. И я хочу в этом помочь. Если ты не хочешь на выставку, давай сходим в другое место. Не такое людное. Что скажешь?

Я сдалась. Просто не нашла причины, чтобы отказать ему. И уже на следующий день оставила сына с Машей и пошла с Уилсоном на выставку. И пожалела, потому что в павильоне, где, казалось бы, собираются исключительно творческие люди, я чувствовала себя неуютно, не в своей тарелке. Хотя сама пыталась заниматься лепкой и вроде как даже получалось. Но то дома, в своей любимой крепости, за четырьмя глухими стенами. А тут… Тут были люди. Неважно кто. Просто люди. Этого, как оказалось, достаточно, чтобы я снова впала в панику.

Контрольным выстрелом стала красная глина, так некстати напомнившая мне кровь. И снова отчётливо увидела нож в своей руке, тот последний взгляд Басаева, когда он понял, что я его прирезала. Вспомнила Ваху, помогавшего нам с Машкой бежать. Его, наверное, за это убили уже… Ещё один человек на моей совести. И ещё неизвестно сколько. К примеру, охрана Басаева. Не спустил бы Шамаев-старший такое с рук никому. Да, они все были подонками. Но тем не менее, людьми.

– Ну что ты? Что произошло? – Марк поймал меня уже на улице, куда я вылетела пулей, едва не сбив с ног официанта с подносом.

– Я не… Не могу, – судорожно выдохнула, прижала ладонь к груди, где быстро и гулко колотилось сердце. – Не могу, Марк, прости, – покачала головой, закрывая глаза и пытаясь сосредоточиться, как учили психологи.

– Прости, это я виноват, – вздохнул Уилсон и прижал меня к себе, даря иллюзию безопасности. – Здесь действительно многовато народу.

– Нет, ты не виноват, что твоя подруга истеричка психованная, – прошептала я ему в рубашку, душа слёзы, чтобы они не вырвались наружу. А Марк меня сильнее сжал, в макушку носом уткнулся.

– Не говори так. Ты не истеричка и не психопатка. Психопат тот, что сотворил с тобой такое. Ублюдок, – Уилсон ругался редко, не то воспитание. Но когда вспоминал о том, кто меня искалечил морально – обычно выходил из себя. Он не знал всей истории в подробностях. Как и не знал того, что я убийца.

А я вот знала. Ни на минуту не забывала. Особенно настойчиво меня терзали воспоминания ночью. И во сне, и наяву, когда уснуть не получалось.

– Прости, но я уже не смогу сегодня развлекаться. Вызови мне такси, пожалуйста, – подняла голову, заглянула в голубые глаза Марка. А он понимающе улыбнулся, коснулся губами моего лба.

– Я сам тебя отвезу. Хочу убедиться, что ты добралась домой в безопасности.

В этом весь Марк. Ненавязчиво заботливый, какой-то родной, что ли. Мы были знакомы всего ничего, но у меня иногда возникало ощущение, что знаем друг друга с детства. Жаль, что у меня не было такого мужчины раньше. Быть может, мы уже были бы женаты, и дети у нас были бы общие…

И каждый раз, когда я так думала, мне становилось нехорошо. Потому что всё, что я пережила тошно и жутко, да… Но, если бы всего этого не случилось, у меня не было бы Даньки. Моего маленького черноволосика с капризными, пухлыми губками и тёмным, не по возрасту проницательным взглядом.