Читаем без скачивания Из жизни одной мышки - Антон Волков

Шли месяцы, годы, и Кени потихоньку привыкла к одиночеству, а хвостик её мало по малу зарубцевался, но ни на минуту не переставал ныть и немножечко жечь на кончике. Свечение, исходившее от Кени, день ото дня ослабевало, а шёрстка становилась всё менее белой, потом стала совсем серой, а потом и вовсе почернела и стала чернее самого чёрного угля. Глаза других мышек, когда те видели Кени, становились круглыми от изумления. Никто и никогда до этого не видел на Мышкопланете мышку-девочку или мышку-мальчика в одиночестве, да вдобавок чёрного цвета! Кени, и без того сражённая горем и тоской, стала прятаться от других мышат. Она уже редко выбиралась из своей норки днём, а только по ночам, чтобы взобраться на их с Сафином любимый холмик и смотреть на звёздочку по имени Сафин.

Одной осенней ночью, когда небо было особенно чёрным и безлунным, а звёздочки – особенно яркими и красивыми, Кени по обыкновению сидела на том самом холмике, усыпанном пожухлой листвой старого дуба, и грустно смотрела на звёздочку по имени Сафин, которая, несомненно, смотрела на неё, но только уже совсем издалека. Он улыбался ей, и она чувствовала это столь явно, сколь явно она могла чувствовать биение своего крохотного мышиного сердечка.

– Что ты делаешь? – раздался голос за спинкой Кени, и она от неожиданности и испуга подпрыгнула на месте. Когда Кени обернулась, она замерла как вкопанная, не в силах произнести ни слова. Её глаза округлились от увиденного. Перед ней стоял белый, но не светящийся мышонок-мальчик. Он был один! Кончик его хвостика точно так же, как и её собственный, был зарубцован. Она не верила своим глазам. К тому же, тот мышонок тоже не светился.

– Кто ты? – только лишь и смогла вымолвить крайне удивлённая Кени, совершенно не вняв вопросу странного мышонка.

– Кажется, меня зовут Аник. – ответил мышонок-мальчик, который, как показалось Кени, смотрел на неё без всякого любопытства или удивления, совсем не так, как остальные пары мышат на Мышкопланете. – А тебя как зовут? – спросил Кени Аник.

– Нас… Меня… – голос Кени задрожал. – Когда-то меня звали Кени, а его, – Кени вздёрнула мордочку кверху и посмотрела на её любимую звёздочку, – Сафин. Теперь я и не знаю, кто я и можно ли звать меня Кени. – она прикрыла мордочку лапками и, сев на дубовый листочек, разрыдалась.

– Хорошо, Кени. Я буду называть тебя так. – сказал Аник. – Так что же ты, всё таки, здесь делаешь?

Кени немного успокоившись, рассказала Анику всю свою историю, а в конце добавила: «Сегодня, как и каждую ночь, я любуюсь звёздочкой по имени Сафин».

Друзья

– Но ты… Ты совсем не удивился, увидев меня тогда на том холмике. – говорила Анику Кени. – А ведь я у всех вызываю недоумение. Почему же ты не был удивлён? – не понимала Кени. – Вот я, например, очень удивилась, увидев тебя.

– А чему я должен был удивиться? – недоумённо спросил Аник. – Ты – такая же, как и я.

– Ну как же? Я… Я ведь одна и не свечусь. Хотя… – она помолчала мгновенье, – и ты тоже один и тоже не светишься. Но я же – совсем чёрная. Одна единственная чёрная мышка на всей Мышкопланете!

Тут в глазах Аника и впрямь появилось удивление.

– Как чёрная? – недоумённо переспросил он, не понимая, шутит ли она, или его подводят его собственные глаза.

– Аник, ты чего? – замешкалась Кени. – Посмотри на меня. Я – чёрная мышка. – И Кени сделала три шага вперёд, чтобы встать под пробивающийся сквозь ветви дуба лунный свет, дабы Аник получше разглядел её. – Ну, видишь? Я чёрная.

Аник застыл в растерянности.

– Но, Кени. Ты… Ты – белая, такая же точно, как и я. Разве что не светишься, но и я тоже…

Кени так и не поняла, что хотел сказать Аник, говоря, что она – чернее чёрного мышка, – белая, но спорить с ним не стала.

– А ты… Ты-то откуда взялся? Где твоя мышка-девочка? Что с тобой приключилось, Аник?

– Я не помню… – Аник потупил взор. – Но мне кажется, что я совсем недавно и случайно очутился на этой планете.

– Как?! – недоумённо воскликнула Кени. – Ты… Ты – с другой планеты?

– Похоже, что так, Кени. По крайней мере, я не помню, чтобы я был рождён на этой планете. Мне здесь всё так незнакомо. – Аник оглядел местность вокруг. – Ты – первая, кого я встретил, как попал сюда.

– Так с какой же ты планеты? И где твоя мышка-девочка? – не отступала Кени.

– Я не помню, с какой планеты я родом, как не помню и того, как тут оказался. Но я здесь совсем не долго… – Аник помолчал немного, потом продолжил:

– Я очнулся у подножья этого холмика. Я лежал на боку. Потом я встал, огляделся и пошёл куда глаза глядели. Так я и встретил тут тебя. Ну а мышка-девочка… – Аник вздохнул и опустил глаза. – Я помню только, что зовут её Дари, и что она, она научила меня тому, для чего мышатам нужны их хвостики. Ну а я… Кажется, я от незнания слишком сильно бежал в своём направлении, позабыв о том, что мышата всё должны делать в согласии, и так старался, что хвостик не выдержал и… Оборвался. Я помню вспышку белого. Потом – не помню ничего, кроме того, что её зовут Дари. – Аник замолчал. С минуту мышата стояли молча, не произнося ни слова. После неловкой паузы, Аник заговорил:

– Теперь мне не попасть на ту планету. Теперь я должен научиться чему-то очень важному тут, на этой плане…

– Мышкопланете. – промолвила Кени. Это – Мышкопланета. Добро пожаловать, Аник.

Мало по малу, Кени сдружилась с Аником. Он поселился на той же опушке, где жила Кени, только немного поодаль, за ручьём, через который был переброшен крошечный подвесной мостик, сооружённый мышатами в незапамятные времена. Кени помогала Анику осваиваться на незнакомой ему планете. Они всё больше времени стали проводить вместе; беседовать обо всём на свете, собирать пшеницу и жёлуди, а также сухие древесные веточки для того, чтобы предстоящей зимой каждый в своей норке поддерживать огонёк студёными вечерами. Судя по мышиным приметам, грядущая зима предстояла очень и очень суровой, поэтому мышатам Кени и Анику просто необходимо было помогать другу-другу готовиться к зиме. В большей степени в помощи нуждался Аник, ведь он был совершенно не приспособлен к суровым зимам, что год от года устанавливались на Мышкопланете. Без Кени он был бы обречён замёрзнуть грядущей зимой, что уже вовсю готовилась вступать в свои права. Она учила его запасаться продовольствием и веточками для поддержания зимнего огонька, рассказывала, как мышата зимуют на их планете. Зато Аник был очень усерден и трудолюбив. Когда Кени совсем выбивалась из сил, день и ночь таская в норку съестное и веточки, он тот же час бросал собственное приготовление и мчался к ней, чтобы помочь. Тем временем, ночи становились всё холоднее и холоднее. Ручеёк, что отделял норку Кени от норки Аника, замёрз, так что теперь, чтобы навестить Кени, он ходил к ней уже напрямую, по льду замёрзшего ручья. Больше ему не приходилось делать крюк и добираться до мостика, переброшенного через ручей.

Вскоре Мышкопланету покрыл снег. Частыми гостьями стали вьюги, а морозы воцарились такие, что многие мышата и носу из норок не высовывали. Но независимо ни от чего, в любую погоду, Кени каждую ночь непременно возвращалась на тот холмик, чтобы посидеть час-другой, глядя на звёздочку Сафина, и мило и грустно улыбалась ему. А он улыбался ей.

Аник очень привязался к Кени. Он был благодарен высшим силам за то, что они хоть и отправили его в вынужденное странствие на Мышкопланету, но сделали так, что он встретил замечательную светлую Кени, которая, как ни удивлялся Аник, по-прежнему твердила ему, что шкурка её – чернее угля. Спустя какое-то время и Кени начала чувствовать, что тоже очень сильно привязалась к Анику. Одним зимним днём, осознав в полной мере свою привязанность к недавно появившемуся в её жизни мышонку с другой планеты, она невероятно перепугалась этого, ведь теперь больше всего на свете Кени боялась терять что-то для неё дорогое и важное. Она решила, что для того, чтобы не терять, нужно просто ничем не обладать. Она явно осознала это, и с тех пор часто повторяла: «В моей жизни больше нет и не будет ничего постоянного. Я не признаю постоянства». Когда она говорила так, Аник каждый раз удивлялся, думая про себя: «Странная Кени, разве она не понимает, что наша жизнь – сама по себе не постоянна? Так как же что-то в жизни мышат может быть постоянным, когда сама их жизнь, та, что в теле мышат – временное, хотя и безумно прекрасное явление? А то, что Кени, не признавая «постоянства», понимает под «временным», на самом ведь деле для неё – всего лишь мимолётное. Да, кажется, милая Кени и впрямь путает временное с мимолётным!», – думал Аник. Но он решил не говорить с ней об этом, ничего ей не возражать. «Она очень смышлёная мышка, она сама всё рано или поздно поймёт», – думал Аник.

Тем временем, Кени всё реже стала заходить в гости к Анику, а когда тот стучался к ней, не всегда открывала дверь. Со временем виделись они всё реже и реже, пока Аник не осознал, что уже целую неделю не видел мышку Кени.