Читаем без скачивания Уснувшие дети - Энтони Пассерон

Обстановка

Мухи. Мухи повсюду. Мухи на кусках мяса, на оконных стеклах. Полчища черных мух на белом плиточном полу. Мухи, совокупляющиеся на свиных боках и куриных бедрышках. Мухи, рождающиеся в складках ростбифа и умирающие, увязнув в крови. Мухи с ликованием вторят жужжанию компрессора, охлаждающего витрину, и не обращают внимания на синеватый огонек электромухобойки. Здесь они одержали окончательную победу.

Вот приблизительно и все, что мне запомнилось в магазине бабушки и деда. Просторная мясная лавка притихла, постоянные клиенты сюда больше не заходили. А те, кто заглядывал, просто хотели поддержать семью, так сказать, из солидарности. Они останавливались поболтать и обменяться новостями, касающимися прежде всего торговли.

Нынче от этой лавки уже ничего не осталось. На витрине вывешено объявление «Продается или сдается в аренду», снабженное телефонным номером. Всю улицу постигла та же участь. И овощной магазин, и парикмахерскую, и книжную лавку, и мастерскую по починке телевизоров, и галантерейную лавку. Торговля здесь постепенно заглохла, а за неимением арендаторов магазины закрыли шторы. То же происходило и с квартирами на нижних этажах: они постепенно пустели. О былой благополучной эпохе напоминал лишь чудом уцелевший маленький обветшалый косметический кабинет. Улица безнадежно опустела. Попадались только бродячие кошки, завладевшие погребами брошенных магазинов. Они шныряли сквозь поломанные решетки вентиляционных шахт, выходивших на уровне тротуара. Случалось, что в шахтах ночевали подростки. Примчавшись на самостоятельно собранных скутерах, они усаживались на ступени старых магазинов и целыми днями ссорились из-за сигарет и переругивались. В течение нескольких десятилетий старая супрефектура, когда-то процветавшая, неизбежно утратила свое значение. Центр стал окраиной, детские голоса затихли. Мое окружение исчезло.

Однако в этом было и свое очарование. На аллее платанов, растущих вдоль набережной, на деревенском рынке или в узких улочках еще можно было ощутить себя в воображаемом Провансе. Но обвалившиеся доходные дома, брошенные автомобили и закрытые цеха вокруг старого городка рассказывали совсем другую историю. Чтобы ее понять, надо прежде всего вспомнить, что это за территория: позабытый городок, затерянный где-то на границе двух миров, между морем и горами, между Францией и Италией. Потом надо представить его топографию: он гнездится в глубине долины, там, где река сливается с горным потоком, сразу уходит с равнины и вливается в Средиземное море. К этому следует прибавить жесткий климат, когда бесконечные зимы словно крадутся по трещинам в скалах, когда изнурительно-жаркое лето объединяет в себе все худшее, чем отличается альпийская и средиземноморская погода. В общем, картина получатся не ахти… Однако городок, затерянный среди темных, тонущих в тумане сосновых лесов и дубовых рощ на более приветливых солнечных склонах, фактически был торговым центром, куда местные крестьяне свозили свой небогатый урожай. Наконец, к описанию надо прибавить немного исторических фактов и вспомнить, что вплоть до середины XIX века этот заброшенный городишко возле границ графства Ницца был территорией Италии. Когда же наступили времена аннексии, Франция основала здесь свою супрефектуру и очень старалась пробудить в жителях чувство привязанности к новой родине. Прокладка шоссе национального значения и дороги, соединяющей Ниццу с Динь-ле-Бен, позволила этой территории постепенно выйти из статуса анклава. А грандиозные строительные проекты, от пробивания туннелей в горах до возведения монументальных виадуков силами итальянских рабочих, открыли путь к побережью.

Несмотря на довольно слабую и шаткую экономику, определенной части населения удалось разбогатеть и обзавестись собственностью: предприятиями, торговыми точками, землей и жильем. Местная мелкая буржуазия заметно выделилась из общей массы работников полей и фабрик и вела жизнь куда более комфортабельную. На черно-белых открытках начала XX века изображены семьи, гордо вышагивающие вдоль прибрежных променадов или сидящие за столиками кафе. На одной из таких открыток запечатлена безупречная витрина магазина моей семьи. У входа в магазин стоит человек в костюме, шляпе и с галстуком-бабочкой. Осанка у него прямая и горделивая. Мужчину зовут Дезире, это мой прадедушка. Он разительно отличается от прохожих, спешащих куда-то в своих грязных, засаленных робах. Эта старая пожелтевшая фотография без слов рассказывает о положении нашей семьи в те времена.

До самого начала 80-х наша мясная лавка еще была своеобразным центром притяжения. По субботам и воскресеньям у ее входа на улице выстраивалась целая очередь. Это место все уважали и немного побаивались. Для более зажиточных клиентов приберегали лучшие куски мяса и сопровождали сделки всяческими комплиментами. А от более скромных семей, едва решавшихся постоять у входа, просто отмахивались, и они получали залежалые куски сомнительного качества. Пожаловаться при этом никто не отваживался. На самой крупной торговой улице города закон соблюдался еще довольно долгое время.

Сигнал тревоги

Жак Лейбович, иммунолог больницы Раймона Пуанкаре в Гарше, тоже был одним из тех немногочисленных французов, кто читал американские бюллетени. В начале лета 1981 года его сестра, дерматолог больницы Тарнье, как-то обмолвилась, что у них в отделении лечатся двое гомосексуалистов. У них очень редкий тип рака: саркома Капоши.

Третьего июня 1981 года бюллетень MMWR как раз опубликовал статью под заголовком «Саркома Капоши и пневмоцистоз у гомосексуалистов Нью-Йорка и Калифорнии». Там говорилось о загадочном распространении заболевания среди геев Калифорнии и Нью-Йорка и сообщалось, что саркому Капоши диагностировали у двадцати шести пациентов, а у четырех из них обнаружили еще и пневмоцистоз.

Эта статья озадачила Жака Лейбовича. Он никогда раньше не сталкивался с медицинскими публикациями, где людей разделяют по признаку сексуальной ориентации. Однако все это очень походило на те случаи, о которых рассказывала сестра, когда редчайший вид рака кожи поразил именно двух гомосексуалов.

Он порылся в ящиках стола и нашел в своих архивах интересное досье умершего в 1979 году водителя такси родом из Португалии. Пациент скончался от целой серии серьезных инфекций, среди которых был и пневмоцистоз. Это вызвало у иммунолога огромное любопытство, и он обзвонил своих коллег в крупных больницах Иль-де-Франс. В больнице Биша – Клода Бернара он нашел инфекциониста, у которого возникли те же вопросы. Его мнение о первых случаях заболевания разделял Вилли Розенбаум. Пообщавшись с коллегами, он отметил для себя еще пять недавних случаев пневмоцистоза, которые никто не мог объяснить. Если всего за несколько недель удалось обнаружить шесть случаев, подобных описанным в бюллетенях, значит, на деле их должно быть гораздо больше.

Столкнувшись с появлением сразу двух заболевших во Франции, что было довольно странно, оба врача решили, что пора бить тревогу.

Улица четвертого сентября

Окровавленные скелеты животных. Вот оно, золото трех поколений семьи. Куски мяса, что продавались в розницу, упаковывали в плотную розовую бумагу