Читаем без скачивания Главврач - Шляхов Андрей

Ждать не особо хотелось, потому что на дворе был непростой восемьдесят девятый год, самый разгар перестройки со всеми ее непредсказуемыми прелестями. Кто знает, что будет в следующем году? Нет, лучше уж синица в руках, чем журавль, грациозно улетающий от тебя в синем небе. Эндокринология – специальность востребованная и хлебная. У каждого третьего есть диабет, у каждого второго щитовидка барахлит, ну а гинекологи вообще назначают консультацию эндокринолога чуть ли не каждой пациентке… Опять же, наука относительно молодая, много «белых пятен», так что есть где развернуться талантливому ученому, мечтавшему о Нобелевской премии. Как говорится, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.

Отправляя Костика в Москву, мать с бабушкой взяли с него три торжественные клятвы.

Во-первых, питаться регулярно, и чтобы завтрак был плотным, а обед состоял из трех нормальных блюд – салата (в нем витамины), супа и второго.

Во-вторых, носить в холодное время шапку и кальсоны. Москва – это тебе не Самарканд, там зимой запросто можно нос или пальцы отморозить.

В-третьих, не жениться до защиты кандидатской диссертации. Где женитьба, там и ребенки-пеленки, так, чего доброго, и не защитишься. Да и котируются у невест кандидаты наук выше «неостепененных» врачей.

– Но присматриваться можешь, – разрешила бабушка. – Разумеется, присматривай только москвичек из приличных семей, с квартирой и без браков в анамнезе…

Медицинское слово «анамнез» бабушка переняла от Костика и часто употребляла.

– И чтобы без детей! – волновалась мама. – Лишние осложнения тебе не нужны. Своих заведешь, когда время подойдет. И старайся, чтобы семья была врачебной. Лишняя поддержка никому еще не вредила.

Добрые женщины не сомневались в том, что стоит их сыну и внуку ступить на перрон Казанского вокзала, как его сразу же начнут атаковать потенциальные невесты. Умный, с высшим образованием, хорошо воспитанный, высокий, красивый, весь в дедушку Константина Христофоровича, Царствие ему Небесное… От деда, знакомого только по фотографиям, Костику достались смоляные кудри, классический античный профиль и длинные ноги мастера спорта по футболу. Неплохое, надо сказать, наследство. В самаркандском меде Константин Ива́нов считался одним из самых завидных женихов и это несмотря на отсутствие отца-профессора или директора чего-нибудь.

Отец, разведшийся с матерью, когда Костику было два года, жил в Маргилане и работал начальником цеха на шелковом комбинате. К официальным алиментам отец ежемесячно добавлял рублей тридцать-сорок, присылал поздравительные открытки к праздникам, бывая в Самарканде, встречался с Костиком, так что в целом отношения были нормальными, правда, без особой сердечности. Ну и ладно – сердечности Костику дома хватало с лихвой. По отношению к нему бабушка только притворялась строгой, а на деле баловала напропалую. Ну а как же иначе? Единственный внук, да еще такой замечательный!

Клятву по поводу питания пришлось нарушить сразу же. Нормальный обед в нормальном кооперативном кафе тянул на десять рублей, что сильно выходило за рамки костиковского бюджета – бабушка обещала присылать ежемесячно по стольнику и еще полтинник к этой сумме добавлял отец. Еще перед отъездом дома выдали пятьсот рублей «на черный день» и еще примерно столько же рачительный Костик сэкономил, откладывая по пятерке или десятке с каждой стипендии. Но к этому неприкосновенному запасу следовало обращаться только в исключительных случаях. Так что Костик перебивался тем, что удалось схватить на ходу – пирожками, коржиками, чебуреками, мороженым. Были еще и столовые, но лучше уж булку всухую схомячить, чем питаться той бурдой-баландой, которую там предлагали на сальных тарелках. Костик отчаянно скучал по домашним обедам, свежеиспеченным лепешкам и вообще по всей родной среднеазиатской кухне. Но что поделать? Светлое научное будущее требовало жертв.

Самым большим столичным разочарованием стало общежитие. Прежде Костику в общежитиях бывать не доводилось. Студенты, приехавшие учиться в Самарканд из районов, снимали квартиры или комнаты. Если уж у родителей хватило денег на то, чтобы устроить ребенка в медицинский институт, то уж на съем достойного жилья у них всегда копейка найдется. Студенческие общежития негласно использовались в качестве гостиниц для рыночных торговцев – не пропадать же комнатам попусту. Так что впечатлений об общежитиях Костик набрался из книг и фильмов. Воображение рисовало ему радужные картины вольного студенческого бытия, а, кроме того, аспирантам полагались отдельные комнаты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но полагались они в идеале. а в реальной жизни аспиранту Ива́нову объяснили, что «на всех вас отдельных комнат не напасешься». Так что, придется делить комнату с соседом и скажите спасибо, что только с одним – в Лумумбарии[4] аспиранты по четверо живут и не жалуются.

«Хорошо, пускай будет сосед, – подумал Костик, довольно легко сходившийся с людьми благодаря азиатскому воспитанию. – Только бы не храпел, а так вдвоем даже веселее». Малость обломанный в лучших надеждах, он приехал в общежитие на 11-ой Парковой улице и был сражен наповал увиденной картиной – стены обшарпанные, двери щербатые, потолок в пятнах, кругом грязища (не просто грязь, а именно грязища!)… В туалет вообще войти невозможно, такое впечатление, что последний раз его мыли еще при Брежневе. На пуховые перины и дубовую мебель Костик не рассчитывал, но надеялся получить что-то получше провисающего до пола пружинного матраса и стула на трех ножках. Стола в комнате не было, а шкаф представлял собой поставленный на попа ящик без полок и дверей. Вишенкой на этом гадостном торте стали проблемы с пищеварением у соседа, неплохого, в принципе, парня из Кишинева. Если днем сосед соблюдал приличия и освобождал кишечник от газов в туалете или на балконе, то во время сна делал это в комнате, которая к утру превращалась в подобие газовой камеры. Открытая форточка не спасала – едкие газы были тяжелее воздуха и потому стелились понизу, а открывать окно целиком опасались, потому что комната находилась на втором этаже и через раскрытое окно могли залезть воры. Такие случаи уже бывали, а одну студентку вор едва не изнасиловал (помешал сбежавшийся на крик народ).

Промыкавшись неделю в этом аду, Костик снял комнату в Выхино, на Самаркандском бульваре. Специально не искал – случайно совпало. Наконец-то хоть в чем-то повезло – хозяйка-пенсионерка согласилась пустить холостого мужчину и сбавила цену до пятидесяти рублей, потому что ей хотелось иметь под боком врача. Чуть ли не каждый вечер Костику приходилось выслушивать ее однообразные жалобы и повторять уже озвученные рекомендации, но это дело происходило под чай с печеньем да вареньем, так что за свои труды он получал довольно сытный ужин. Чаю и всего, что к нему полагалось, хозяйка Мария Александровна не жалела. Хорошая попалась бабка, что там говорить… Малость занудливая, но кто из стариков не имеет этого недостатка? Зато – чистюля-аккуратистка, все блестит-сияет, пылинки с лупой не найдешь. Костик вообще любил чистоту (дома приучили), а после общежития полюбил ее невероятно.

В Эндокринологическом центре Костику сразу же объяснили, что возможность двигать науку вперед – это не обязанность, а привилегия, которая предоставляется лучшим из лучших. Научный руководитель профессор Макарышев, кривоногий, кривобокий, сутулый, да вдобавок ко всему и с косящим внутрь левым глазом, сразу же припахал Костика к строительству собственной дачи. Хорошо еще, что не в качестве строителя, а как надсмотрщика за строителями, но все равно было очень неприятно. В клинике Костик появлялся один раз в неделю, редко когда два, а все остальное время проводил в подмосковном поселке с звучным названием Шарапова Охота. Частенько приходилось бывать там и по субботам-воскресеньям, потому что мастеры-ломастеры, как называл их Макарышев, работали по своим графикам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Маме с бабушкой Костик врал про замечательное общежитие, интересную научную работу, вкусные обеды, стоимостью в один-два рубля и замечательную московскую жизнь. Перед каждым телефонным разговором он съедал плитку шоколада, до которого был великий охотник, чтобы голос звучал веселее. Домашние радовались тому, что их мальчик вышел на большую дорогу. А мальчику хотелось бросить все к чертовой матери, вернуться домой в Самарканд, устроиться на работу в областную больницу и зажить нормальной жизнью нормального человека. И хрен бы с ней, с наукой, гори она синим огнем вместе с опостылевшей стройкой профессора Макарышева, гори он синим огнем вместе со своей недостроенной дачей!