Читаем без скачивания Литература (русская литература XX века). 11 класс. Часть 1 - Коллектив авторов

Новым по сравнению с XIX веком было на рубеже двух веков прежде всего мироощущение человека. Крепло понимание исчерпанности предшествующей эпохи, стали появляться прямо противоположные оценки социально-экономических и общекультурных перспектив России. Общим знаменателем мировоззренческих споров, разгоревшихся в стране к концу XIX века, было определение новой эпохи как эпохи пограничной: безвозвратно уходили в прошлое прежние формы быта, труда, политической организации общества, решительно пересматривалась сама система духовных ценностей. Кризисностъ – ключевое слово эпохи, кочевавшее по страницам публицистических и литературно-критических статей (часто использовались и близкие по значению слова «возрождение», «перелом», «перепутье» и т. п.).

В обсуждение актуальной проблематики быстро включилась художественная литература, традиционно для России не стоявшая в стороне от общественных страстей. Ее социальная ангажированность проявилась в характерных для той эпохи заголовках произведений. «Без дороги», «На повороте» – называет свои повести В. Вересаев; «Закат старого века» – вторит ему заголовком романа-хроники А. Амфитеатров; «У последней черты» – откликается своим романом М. Арцыбашев. Осознание кризисности времени, однако, не означало признания его бесплодности.

Напротив, большая часть мастеров слова ощущала свою эпоху как время небывалых свершений, когда значение литературы в жизни страны резко возрастает. Потому столь большое внимание стало уделяться не только собственно творчеству, но и мировоззренческой и общественной позиции писателей, их связям с политической жизнью страны.

При всей разнице позиций и взглядов было в мировосприятии писателей рубежа веков нечто общее, что блестяще уловил в свое время выдающийся знаток литературы профессор Семен Афанасьевич Венгеров в предисловии к задуманной им трехтомной «Истории русской литературы XX века» (1914). Ученый отметил, что объединяющим общественника М. Горького и индивидуалиста К. Бальмонта, реалиста И. Бунина, символистов В. Брюсова, А. Блока и А. Белого с экспрессионистом Л. Андреевым и натуралистом М. Арцыбашевым, пессимиста-декадента Ф. Сологуба и оптимиста А. Куприна был вызов традициям обыденщины, «устремление в высь, в даль, в глубь, но только прочь от постылой плоскости серого прозябания».

Другое дело, что пути развития новой литературы писатели представляли себе по-разному. В XIX веке русская литература обладала высокой степенью мировоззренческого единства. В ней сложилась довольно четкая иерархия писательских дарований: на том или ином этапе нетрудно выделить мастеров, служивших ориентирами для целого писательского поколения (Пушкин, Гоголь, Некрасов, Толстой и т. д.). А вот наследие рубежа XIX–XX веков не ограничивается творчеством одного-двух десятков значительных художников слова и логику литературного развития той поры нельзя свести к единому центру или простейшей схеме сменяющих друг друга направлений. Это наследие являет собой многоярусную художественную реальность, в которой индивидуальные писательские дарования, сколь бы выдающимися они ни были, оказываются лишь частью грандиозного целого.

Приступая к изучению литературы рубежа веков, не обойтись без краткого обзора социального фона и общекультурного контекста этого периода (контекст – окружение, внешняя среда, в которой существует искусство).

Наука, социальные теории и культура рубежа веков

Последнее десятилетие XIX века ознаменовало в русской, да и в мировой культуре новый этап.

Фундаментальные естественно-научные открытия, в том числе теория относительности А. Эйнштейна, резко поколебали прежние представления о строении мира, сформированные в традициях европейского Просвещения и основанные на однозначных закономерностях, на фундаментальном принципе предсказуемости того или иного природного явления. Повторяемость и предсказуемость процессов рассматривались как родовые свойства причинности вообще. На этой основе сформировались позитивистские принципы мышления, господствовавшие в мировой науке XIX века. Эти принципы распространялись и на социальную сферу: жизнь человека понималась как полностью обусловленная внешними обстоятельствами, той или иной цепочкой действующих причин. Хотя не все в жизни человека удавалось объяснить, подразумевалось, что наука когда-нибудь достигнет универсального всеведения, сумеет понять и подчинить человеческому разуму весь мир. Новые открытия резко противоречили представлениям о структурной завершенности мира. То, что прежде казалось стабильным, обернулось неустойчивостью и бесконечной подвижностью. Выяснилось, что любое объяснение не универсально и требует дополнений – таково мировоззренческое следствие принципа дополнительности, рожденного в русле теоретической физики. Более того, под сомнением оказалась считавшаяся прежде аксиомой идея познаваемости мира. Кризис классического естествознания выразился в широко распространившейся в то время формуле «материя исчезла».

Еще более радикальные поправки в прежние общемировоззренческие представления внесли открытия А. Эйнштейна. Оказалось, что любая система отсчета неабсолютна, сфера ее применения ограничена рамками частного случая. Центр и периферия процессов относительны, меняются местами. Объектом внимания физики и механики в этой связи становятся массы, движущиеся одна относительно другой.

Усложнение представлений о физической картине мира сопровождалось и переоценкой принципов понимания истории. Прежде незыблемая модель исторического прогресса, основанная на представлениях о линейной зависимости причин и следствий, сменялась пониманием условности и приблизительности любой историософской логики. Кризис исторических представлений выразился прежде всего в утрате универсальной точки отсчета, того или иного мировоззренческого фундамента. Емкой формулой этого кризиса стала знаменитая фраза немецкого философа и филолога Ф. Ницше: «Бог умер» (обратите внимание на смысловое сходство естественно-научной и этико-исторической формул эпохи: «материя исчезла» и «Бог умер»). Обе фразы фиксируют исчезновение прочной мировоззренческой опоры, обозначают наступление эры релятивизма, выражают кризис веры в единство миропорядка.

Во второй половине XIX века получили распространение самые различные теории общественного развития. В частности, марксизм, делавший ставку на рост промышленности и появление нового революционного класса – пролетариата, свободного от собственности, объединенного условиями общего труда в коллективе и готового идти до конца в борьбе за осуществление извечной народной мечты об обществе справедливости, равенства и свободы. В политической сфере это означало отказ от просветительства ранних народников и терроризма поздних и переход к организованной борьбе масс вплоть до насильственного свержения существующего строя и установления диктатуры пролетариата над всеми другими классами.

На рубеже XIX и XX веков мысль о человеке не только бунтующем, но и способном переделывать эпоху, творить историю получает развитие в творчестве М. Горького и его последователей, настойчиво выдвигавших на первый план Человека с большой буквы, хозяина земли, революционера. Любимым героем Горького был новгородский полулегендарный купец Васька Буслаев и библейский персонаж Иов, бросившие вызов самому Богу. Герои романов, повестей и пьес писателя – бунтари («Фома Гордеев», «Мещане», «Мать»), отвергающие христианские идеи Достоевского и Толстого о страдании и очищении им. Вместе с тем Горький считал, что революционная деятельность по перестройке мира преобразует и обогащает внутренний мир человека. Так, героиня его романа «Мать» Пелагея Ниловна, став участницей революционного движения, испытывает материнское чувство любви не только к своему сыну, но и ко всем угнетенным и бесправным людям.

С появлением Горького существенно изменились и отношения художника и общества. Литература (как и все искусство) становилась «частью общепролетарского дела, колесиком и винтиком одного-единого, великого социал-демократического механизма» (В. И. Ленин).

Несколько по-иному, более анархично проявилось бунтарское начало в ранней поэзии В. Маяковского, в стихах и поэмах В. Хлебникова, А. Крученых, Д. Бурлюка, не приемлевших бездуховность и меркантильность XX столетия и противопоставлявших (по крайней мере в манифестах и декларациях) прошлому материалистически-индустриальные утопии.

Еще одна большая группа писателей, убедившись после трагических событий 1 марта 1881 года (убийство царя Александра II) и – особенно – после поражения революции 1905 года в бесчеловечности радикальных мер борьбы, пришла к идее духовной революции, к пристальному вниманию к индивидуальному миру человека. Недосягаемым идеалом для них стала пушкинская идея внутренней гармонии человека («Пора, мой друг, пора…», «Полководец», «Из Пиндемонти», «Памятник»), близкими по духу – писатели постпушкинской поры: Гоголь, Лермонтов, Тютчев, Достоевский, ощущавшие трагедию разрушения гармонии, но тоскующие по ней и верящие в ее восстановление в будущем. Именно этих писателей, которые видели в пушкинской эпохе золотой век, а свой, двадцатый, воспринимали, как менее драгоценный, но тяготеющий к золотому, видимо, и следует называть художниками серебряного века.