Читаем без скачивания Дорога из трупов - Дмитрий Казаков

– Испепеляют людей за резкое слово и все такое? – спросил Арс негромко.

Но заведующий кафедрой его услышал.

– Ну да, примерно так, – кивнул он. – И мы решили, что это как бы плохо отражается на репутации МУ.

– Но почему? – Шептать Рыггантропов не умел. Это получалось у него так гулко, словно двоечник сидел в пещере. На самом деле маленькая пещера сидела на его туловище и называлась головой. – Когда всех испепеляешь, тебя уважают, в натуре… И никакой репутации не надо.

А вот этой фразы, эхом отдавшейся в углах аудитории, Урно Кеклец благодаря какому-то акустическому феномену не услышал.

– И поэтому мы должны научить вас жить в обществе, – вещал он с тем истовым блеском в глазах, который возникает, когда человек сам понимает, что несет полную ерунду, но не может остановиться, – не причиняя вреда окружающим существам… сделать вас полноценными частицами социума, научить правилам общежития и поведения в активной среде…

Тили-Тили, прозванный сокурсниками Трали-Вали, озадаченно засвистел.

– Так что вот, – с облегчением выдохнул Урно Кеклец. – Эту практику нужно пройти, отчет написать и все такое. Кто не пройдет – не будет допущен к диплому. Всем ясно? Или есть вопросы?

Тут вопросы чудесным образом исчезли даже у самых головастых.

– Вот и хорошо. – Заведующий кафедрой взял со стола лист пергамента. – Так, посмотрим, кто у нас куда направляется…

Арс вздохнул, предвкушая неприятности.

После того как он уничтожил реализатор справедливости, созданный тысячи лет назад одним безумным магом, удача решила, что Топыряк обойдется и без нее. А неудача свила гнездо где-то поблизости. Результатом стала история с беглым демоном и странным гостем из иного мира, а также куча мелких неприятностей, которые не столько создавали проблемы, сколько портили настроение.

Так что и сейчас Арс не ждал ничего хорошего.

Его вполне могли отправить на практику к ассенизаторам, в их подземное вонючее царство, или к…

– Топыряк, Тили-Тили, Рыггантропов, – объявил Урно Кеклец, – музей Натуральной истории.

– Ы? – сказал Рыггантропов, а йода нервно взмахнул ушами.

Про этот музей знали все студенты, но бывали в нем лишь самые заученные умники. По слухам, он благополучно покрывался пылью где-то на левой окраине города, и в его стенах имелась самая большая в Лоскутном мире коллекция всяческого древнего хлама.

– И зачем? – с отчаянием спросил Арс. – Для чего там нужны демонологи?

– Ну, типа, – Рыггантропов решил, что вопрос адресован ему. – Тебе же все сказали. Мы должны это… сделаться полноценными частицами социума, узнать правила поведения в активной среде…

– А в роли активной среды будут окаменелости?

На этот вопрос двоечник ответить не смог.

Живи Поля Лахов в другом месте и в другое время, его бы назвали гламурным стражником. Склонностью к пьянству, вымогательству и злобным нравом он походил на коллег, но при этом тщательно следил за собственной внешностью. Шлем снимал редко, волосы мыл по праздникам, зато торчавшие наружу кончики аккуратно завивал и мазал помадой.

Грязные и обкусанные ногти покрывал лаком для мебели, а под старой ржавой кольчугой носил шелковое белье.

В подчинении у лейтенанта Лахова находились двое сержантов. Васис Ргов, больше всего на свете похожий на мешок с картошкой, на который кто-то нацепил портупею. И Дука Калис, добрый и отходчивый выходец из Лоскута Низкие горы.

Доброта выражалась в том, что он убивал людей сразу, не мучая, а отходчивость – в том, что быстро об этом забывал.

Сейчас они втроем разглядывали новобранца.

– Отлично, – сказал Поля Лахов, когда Форн Фекалин облачился в кольчугу и повесил на пояс ножны от меча с торчащей из них рукояткой. – Главное, не пытайся вытащить оружие. А то кто знает, что там внутри. Вот старик Хилый, которому принадлежал этот комплект, понадеялся на оружие – и что? Где теперь старик Хилый?

– Где? – спросил Фекалин.

– В лучшем случае – его едят черви, – сказал Дука Калис, автоматическим движением вынимая и пряча обратно под плащ крохотный арбалет. – А в худшем – собаки или те парни, что собираются у Толстого Маззи.

– А, – кивнул новобранец, и в блеклых глазах его на мгновение появилось очень странное выражение.

– Да, забыли шлем, – заметил Лахов и выволок из-под стола нечто металлическое, кое-где блестевшее.

Форн Фекалин, нужно отдать ему должное, не упал в обморок.

– Я обязан это носить? – спросил он.

Железная хреновина на башке, больше всего похожая на сотворенный авангардным дизайнером ночной горшок, была опознавательным знаком Торопливых, и они таскали ее с гордостью.

Ну, или со стыдом, когда приходилось удирать от преступников.

– Да, – кивнул Ргов и постучал себя по шлему. Звук получился гулкий, мощный, с намеком на то, что внутри хватает пустот.

– Хорошо. – Форн Фекалин надел шлем. – Ну что, теперь мы отправимся на какое-нибудь дежурство?

Лахов и Калис переглянулись, а Ргов принялся задумчиво ковырять в носу.

– Это сложный вопрос, – ответил лейтенант. – А что?

– Я хотел просто… ну… – новобранец облизал губы тонким и бледным языком, – а то я думал, что, может быть, должен как бы… проставиться в первый день… а?

– В смысле – угостить нас пивом? – уточнил Лахов.

– Да.

– Тогда дежурство подождет. Всем встать и вперед, шагом марш. В «Потертое ухо»!

Они выбрались из караулки, затем вышли из покосившегося здания городской стражи и оказались на улице Тридцатисемилетия Отрытия Канавы. Что это была за канава и кто ее отрыл – исчезло во мраке веков, но этот вопрос Торопливых мало волновал.

Они окунулись в незабываемую атмосферу Ква-Ква, сравнимую лишь с концертом обкурившихся дури панк-рокеров на складе, где протухло несколько тысяч яиц. Шумовая волна состояла из сотен возгласов, выкриков и обрывков фраз, а в городском «аромате» смешивалось слишком много компонентов, чтобы в них разобрался даже электронный анализатор запахов.

Но общее впечатление было таким, словно в ноздри запихивали трубочки из наждачной бумаги.

У входа в «Потертое ухо», около лужи, где дозволялось лежать только самым постоянным клиентам, сидел чуднó одетый бородатый старикан с повязкой на глазах. Решительными движениями он терзал струны, натянутые на деревянную рамку, и пел:

– Встала над морем с пальцами багровыми Зоря! Врата распахнула она, и отверзли тут очи герои! Гневом пыхали сердца их и сладкой отвагой, яростный Мили-Пили-Хлопс к победам их души направил!

Перед дедом стояла миска, а в ней лежало несколько бублей.

Проходя мимо, Ргов наклонился и потянулся пальцами к монетам. Старик же, не прекращая играть, сменил тему:

– Лапы свои убери, а не то по башке ты получишь! И не погляжу я тогда, что ты стражник во шлеме высоком!

Ргов руку отдернул и застенчиво заулыбался, а Лахов покачал головой и сказал с улыбкой:

– Ай да слепой!

– Великий слепец я, Умер, славный поэзией громкошумящей, – сообщил старик, гордо выпячивая бороду. – Слава моя распростерлась по миру, подобно свечению мощному солнца златого…

– Кто умер? – спросил Калис, который иногда (а честно говоря, почти всегда) соображал не очень хорошо.

– Не умер, а Умер, – поправил Лахов.

– А разница? И он что, не слепой?

В том, что касается подозрительности, Калис был настоящим стражником.

– А это смотря как поглядеть. – Лахов пожал плечами, и с его кольчуги посыпалась ржавчина. – Великий певец обязан быть слепым. Так же как великий писатель – алкоголиком, наркоманом или хотя бы игроманом. А великий художник – просто чокнутым…

– А великий стражник? – спросил Ргов.

– Э… просто великим.

– Хватит стоять тут, подобно дубам на утесе, – вмешался в беседу Умер, похоже, умевший разговаривать только гекзаметром. – Бизнес вы портите мне и ярость рождаете прямо в чувствительном сердце аэда…

– Бизнес – это святое, – кивнул Лахов, и Торопливые вошли в «Потертое ухо».

Через пять минут они сидели за столиком, и перед каждым стояла кружка с похожей на слегка взболтанную мочу жидкостью.

За нее заплатил Форн Фекалин.

– Ну, за нового стражника, – сказал Лахов, поднимая кружку. – Чтобы он хорошо охранял свою безопасность…

– Лучше, чем старик Хилый, – добавил Ргов.

И они выпили.

Судя по реакции на пиво из «Потертого уха», Форн Фекалин прибыл в Ква-Ква совсем недавно. После первого глотка он позеленел, после второго – побледнел, затем сделался того цвета, который нельзя назвать даже серо-буро-малиновым. Волосы его встали дыбом, слегка приподняв шлем, а глаза выпучились.

Торопливые-ветераны наблюдали за муками нового коллеги с умилением.

Они пили это пиво многие годы, но все помнили тот совсем не радостный день, когда познакомились с ним.

Привыкнуть к этому вкусу было невозможно.

– Так ты, значит, откуда родом? – спросил Лахов, когда шлем на голове Форна Фекалина осел, а глаза стали нормального размера.