Читаем без скачивания Принц-самозванец - В Хауф

- Вот он я, которого вы ищете.

- Хвала пророку, тебя хранившему! - ответил старик со слезами радости. Обними своего старого отца, любимый мой сын Омар!

Добрый портной был очень тронут этими торжественными словами и бросился в объятия старому князю со смесью радости и стыда.

Но лишь один миг суждено было ему неомраченно наслаждаться блаженством своего нового положения. Высвободившись из объятий величавого старца, он увидел на равнине всадника, торопливо приближающегося к холму. Всадник этот и его конь являли странное зрелище. Из упрямства или от усталости конь, казалось, не хотел идти вперед. Он ковылял странным аллюром, который нельзя было назвать ни рысью, ни иноходью, а всадник всячески подгонял его руками и ногами. Довольно скоро, увы, Лабакан узнал своего коня Мурфу и настоящего принца Омара. Но в него, Лабакана, уже вселился злой дух лжи, и он решил, будь что будет, отстаивать присвоенные права с железным упорством.

Всадник еще издали делал какие-то знаки. Но вот, несмотря на плохой бег коня Мурфы, он достиг подножия холма, спрыгнул с лошади и побежал вверх по холму.

- Остановитесь! - кричал он. - Кто бы вы ни были, остановитесь и не дайте одурачить вас гнуснейшему обманщику! Меня зовут Омар, и пусть никто из смертных не вздумает злоупотреблять моим именем!

Лица стоявших вокруг выразили глубокое удивление таким оборотом дела. Особенно, казалось, потрясен был старец, который вопросительно глядел теперь то на одного, то на другого. С напускным спокойствием Лабакан сказал:

- Милостивый господин и отец, не дайте этому человеку ввести вас в заблуждение! Это, насколько мне известно, один бесноватый портняжка из Александрии, его зовут Лабакан, и он больше заслуживает нашего сострадания, чем нашего гнева.

Слова эти привели принца в неистовство. Кипя от негодования, он хотел кинуться на Лабакана, но стоявшие рядом бросились ему наперерез и схватили его, а князь сказал:

- И правда, дорогой мой сын, этот бедняга сошел с ума! Пусть его свяжут и посадят на одного из наших дромадеров! Может быть, нам удастся как-нибудь помочь этому несчастному.

Ярость принца унялась. Он сказал князю, рыдая:

- Мое сердце говорит мне, что вы мой отец. Заклинаю вас памятью моей матери: выслушайте меня!

- Упаси нас боже! - отвечал тот. - Он опять начинает бредить. Как только может прийти такое в голову!

С этими словами он взял Лабакана под руку и сошел с его помощью с холма. Оба сели на прекрасных, покрытых богатыми попонами лошадей и поехали по равнине во главе каравана. А несчастному принцу связали руки и привязали его к дромадеру, и рядом с ним ехали два всадника, бдительно следя за каждым его движением.

Царственный старец был не кто иной, как Сауд, султан вехабитов. Он долго жил, не имея детей, но наконец у него родился принц, которого он так долго ждал. Звездочеты, однако, когда он спросил их, какая судьба предзнаменована мальчику, ответили так: "До двадцати двух лет ему грозит опасность, что его вытеснит враг". Поэтому, чтобы не рисковать, султан отдал принца на воспитание своему старому, испытанному другу Эльфи-бею и двадцать два мучительных года ждал встречи с сыном. Это султан рассказал по дороге своему мнимому сыну, показав ему, что чрезвычайно доволен его наружностью и его полным достоинства обхождением.

Когда они въехали в страну султана, жители повсюду встречали их радостным криком, ибо слух о прибытии принца распространился по всем городам и деревням с быстротой молнии. На улицах, по которым они проезжали, были сооружены арки из цветов и веток, великолепные разноцветные ковры украшали дома, и народ громко славил бога и его пророка, пославшего им такого прекрасного принца. Все это наполняло блаженством гордое сердце портного. Тем более несчастным чувствовал себя, наверно, настоящий Омар, который все еще был связан и следовал за караваном в немом отчаянии. Никто не думал о нем среди всеобщего ликования, которое относилось именно к нему. Имя Омара выкрикивали тысячи и тысячи голосов, а на него, носившего это имя по праву, никто и внимания не обращал. Разве что кто-нибудь иногда спрашивал, кого это везут связанным, да еще так крепко, и принц ужасался, слыша ответ своих провожатых: это один бесноватый портной.

Наконец караван достиг столицы султана, где все было приготовлено к встрече еще более пышной, чем в прочих городах. Султанша, пожилая, почтенная женщина, ждала их со всем своим двором в самом великолепном зале дворца. Пол этого зала был покрыт огромным ковром, стены были украшены голубыми полотнищами, свисавшими с серебряных крюков на золотых шнурах с кистями.

Было уже темно, когда караван прибыл. Поэтому в зале горело множество шарообразных цветных ламп, которые делали ночь светлой, как день. Но всего ярче и разноцветнее сияли они в глубине зала, где сидела на троне султанша. Трон стоял на четырех ступеньках, он был сделан из чистого золота, и в него были врезаны крупные аметисты. Четыре самых знатных эмира держали над головой султанши балдахин из красного шелка, а шейх Медины овевал ее прохладой с помощью опахала из павлиньих перьев.

Так ждала султанша своего супруга и своего сына. Она тоже не видела его с самого рождения, но вещие сны показывали ей долгожданного Омара так явственно, что она, думалось ей, узнала бы его из тысячи. Но вот послышался шум приближающегося шествия, трубы и барабаны смешались с приветственными криками толпы, со двора донесся топот коней, все ближе и ближе раздавались шаги, наконец двери зала распахнулись, и сквозь ряды павших ниц слуг султан рука об руку со своим сыном поспешил к трону его матери.

- Вот, - сказал он, - я и доставил тебе того, о ком ты так долго тосковала.

Но султанша прервала его речь.

- Это не мой сын! - воскликнула она. - Это не те черты, которые показал мне во сне пророк!

Как раз в тот миг, когда султан хотел осудить ее суеверие, дверь зала открылась. Вбежал принц Омар, преследуемый своими стражами, из чьих рук ему ценой величайшего усилия удалось вырваться. Задыхаясь, он припал к трону.

- Здесь я хочу умереть, вели убить меня, жестокий отец, ибо этого позора я больше не вынесу!

Все были смущены такими словами. Люди столпились вокруг несчастного, и подоспевшие стражи хотели уже схватить и снова связать его, но тут султанша, глядевшая на все это с немым изумлением, вскочила с трона.

- Стойте! - закричала она. - Этот и никто другой - настоящий! Это тот, кого глаза мои хоть и не видели, а сердце все-таки знало!

Стражи невольно отпустили Омара. Но султан, пылая яростным гневом, приказал им связать безумца.

- Здесь распоряжаюсь я, - сказал он властным голосом, - и здесь судят не по бабьим снам, а по определенным, совершенно точным признакам. Этот вот, - он указал на Лабакана, - мой сын, ибо он представил мне знак моего Друга Эльфи кинжал.

- Он украл его! - вскричал Омар. - Он предал меня, злоупотребив моим простодушным доверием!

Но султан не слушал своего сына, он привык своенравно считаться лишь с собственным мнением. Поэтому он велел вытащить силой из зала несчастного Омара. А сам с Лабаканом направился в свой покой, сильно разозлившись на султаншу, с которой как-никак двадцать пять лет прожил в согласии. Султанша же горевала из-за случившегося. Она была совершенно убеждена, что сердцем султана завладел обманщик. Ибо вещие сны не раз показывали ее сыном того несчастного.

Когда боль ее несколько унялась, она стала думать, какими средствами убедить супруга в том, что он неправ. Это было не так-то легко. Ведь тот, кто выставлял себя ее сыном, предъявил служивший опознавательным знаком кинжал и успел, как она узнала, услыхать столько подробностей прежней жизни Омара от него самого, что играл свою роль, ничем не выдавая себя. Она призвала к себе людей, сопровождавших султана к колонне Эль-Серуйя, чтобы услышать от них все досконально, а потом стала держать совет с самыми приближенными рабынями. Они выбирали и отвергали то одно средство, то другое. Наконец Мелехсала, старая, умная черкешенка, сказала ей:

- Если я не ослышалась, досточтимая повелительница, то податель кинжала назвал того, кого ты принимаешь за своего сына, Лабаканом, сумасшедшим портным?

- Да, это так, - отвечала султанша, - но что из того?

- А что, - продолжала старуха, - если этот обманщик присвоил вашему сыну свое собственное имя? Если так, то у нас есть одно великолепное средство уличить обманщика, которое я вам и назову по секрету.

Султанша подставила рабыне ухо, и та шепотом дала ей совет, который ей, по-видимому, понравился. Ибо она тотчас же отправилась к султану. Султанша была женщина умная, она хорошо знала слабые стороны султана и умела ими пользоваться. Поэтому она сделала вид, что готова уступить ему и признать сына, но попросила только об одном условии. Султан, который уже сожалел о том, что взъярился на жену, согласился принять ее условие, и она сказала: