Читаем без скачивания Самолет без нее - Мишель Бюсси

Он развернулся и подошел к камину, ладонями ощутив исходящее от него тепло. Наклонился и бросил в огонь еще две картонные папки. И отстранился, спасаясь от снопом брызнувших искр.

Это тупик.

Он потратил тысячи часов, копаясь в деталях этого дела. И все улики, заметки, выводы сейчас превращались в пепел и золу. Еще пара часов — и от его расследования не останется ни следа.

Восемнадцать лет поисков псу под хвост.

Ну не смешно ли?

В пламени камина горела вся его жизнь. Жизнь, единственным свидетелем которой был он сам.

23.49.

Через 14 минут Лили исполнится восемнадцать лет. Во всяком случае, официально исполнится. Кто же она такая? Он так и не пришел к ясному мнению. Пятьдесят на пятьдесят. Как и в первый день работы. Орел или решка.

Лиза-Роза или Эмили?

Он потерпел неудачу. Матильда де Карвиль истратила целое состояние. Восемнадцать лет оплачивала его труды. Ради чего?

Гран-Дюк приблизился к письменному столу и налил себе еще бокал желтого вина. Пятнадцатилетней выдержки, из особых запасов Моники Женевэ. В конечном итоге, возможно, единственный приятный момент во всем расследовании. Поднося бокал к губам, он улыбнулся. Нет, в нем не было ничего от карикатурного пьянчуги-сыщика. Пил он редко, по большим праздникам, зато в вине разбирался превосходно. И разве день рождения Лили — не достойный повод? Не говоря уж о том, что пошли последние минуты его жизни.

Детектив одним глотком допил вино.

Пожалуй, это одна из немногих вещей, достойных сожаления, — ни с чем не сравнимый вкус желтого вина, то поразительное ощущение, с каким оно проникает в организм, обжигая его своей восхитительной терпкостью и заставляя на миг забыть о наваждении, освободиться от мучительных раздумий над тайной, разгадке которой он посвятил жизнь.

Гран-Дюк поставил бокал на стол и потянулся за светло-зеленой тетрадью, желая и не решаясь напоследок открыть ее. Уставился на желтый квадратик с надписью «Для Лили».

От него останется эта тетрадь, эта сотня страниц, написанных в последние дни. Пусть они ее прочитают: Лили, и Марк, и Матильда де Карвиль, и Николь Витраль, и полиция, и адвокаты, и любой другой, кому захочется с головой нырнуть в этот омут…

Это будет увлекательное чтение, вне всякого сомнения. Подлинный шедевр детективного жанра. История, от которой захватывает дух. Все здесь, в тетради.

Все. Кроме окончания.

С тем же успехом он мог оставить им детектив с вырванной последней страницей или триллер, в котором последние пять строк стерты.

Жульничество? Конечно.

Но, может быть, его читатели решат, что они умнее его, и, не жалея сил, начнут искать разгадку.

Он ведь поначалу тоже верил в успех. В нем всегда жила уверенность, что доказательство существует, что у этого уравнения есть решение, а он просто что-то упустил. Это было всего лишь смутное ощущение, но оно не желало его покидать. И позволило ему дожить до нынешнего дня, до дня своего окончательного провала, потому что ровно через десять минут Лили исполнится восемнадцать… Как знать, может быть, иллюзорная вера в успех сидела где-то глубоко в его подсознании, не давая ему опустить руки. Все-таки это было бы слишком жестоко — потратить столько лет на поиски ключа к несуществующей двери…

Я сделал все, что мог. Детектив перечитал написанные им слова. Ладно, остальное его больше не касается.

Гран-Дюк обвел комнату прощальным взглядом. Хотел было выбросить опустевшую бутылку и вымыть бокал, но передумал, улыбнувшись сам себе. Полицейских и врачей, которые через несколько часов будут стоять над его телом, вряд ли смутит грязный бокал. Стол красного дерева и навощенный паркет будут забрызганы его кровью и ошметками мозгов. Та еще картина. Если только его исчезновение не будет обнаружено сразу, что само по себе маловероятно (кто его хватится?), соседи забьют тревогу, когда запах станет невыносимым, а это значит, здесь будет лежать полуразложившийся труп, по которому будут с мерзким жужжанием ползать жирные мухи.

«Лишний довод „за“», — подумал Гран-Дюк.

Наклонился и бросил в камин отлетевший в сторону картонный квадратик.

Если собрался уходить, уйди красиво.

Гран-Дюк медленно подошел к секретеру красного дерева, стоявшему в углу, напротив камина. Открыл средний ящик, достал из кобуры идеально вычищенный револьвер «матеба», серебристо блеснувший в отсветах пламени. Пошарив рукой в глубине, нащупал три патрона 38-го калибра.

Гран-Дюк улыбнулся. Заученным жестом откинул барабан и аккуратно уложил в гнезда патроны.

В принципе, ему хватит и одного, даже если он не вполне трезв и рука может дрогнуть. Но приставить дуло к виску и нажать на спусковой крючок он как-нибудь сумеет.

Вряд ли он промахнется. Несмотря на 620 миллилитров вина в крови.

Он положил револьвер на стол, выдвинул левый ящик и достал пожелтевший от старости номер газеты «Эст репюбликен». Он потратил несколько месяцев, обдумывая, как обставит сцену своего ухода, и разработал целый ритуал, который должен помочь ему разом покончить со всем этим делом и вырваться из проклятого лабиринта.

23.54.

Языки пламени в камине доедали последние бумажные листки. Детектив скользнул взглядом к виварию, откуда доносился отчаянный стрекот. Он отключил электрическое питание полчаса назад. Без пищи, лишенные кислорода, стрекозы не протянут и недели. А ведь он потратил немыслимые деньги на приобретение наиболее редких видов; на протяжении долгих лет часами ухаживал за виварием, кормил его обитательниц мелкими насекомыми, следил за ними, спаривал, а уезжая по делам, поручал заботу о них специальной фирме.

Теперь они тоже умрут. Вместе с ним.

«Вообще-то говоря, — подумал Гран-Дюк, — довольно приятно сознавать, что ты волен распоряжаться чужой жизнью: сначала опекаешь, а потом приговариваешь к смерти; сначала даришь надежду, а потом приносишь в жертву. Играешь с чужими судьбами как лукавое и непредсказуемое божество… Но разве он сам — не жертва столь же жестокого божества?..»

Кредюль Гран-Дюк сел за стол и машинальным жестом отодвинул подальше светло-зеленую тетрадь, словно боялся, что на нее попадут брызги крови.

Развернул перед собой «Эст репюбликен». Номер от 23 декабря 1980 года. Еще раз перечитал заголовок на первой полосе. «Чудесное спасение в Мон-Террибль».

Огромные буквы занимали большую часть газетной страницы. Прямо под ними помещалась не слишком четкая фотография: искореженный остов самолета, вырванные с корнем деревья, истоптанный спасателями снег. Ниже шел короткий текст с описанием случившейся катастрофы.

«В ночь с 22 на 23 декабря 1980 года на склонах Мон-Террибль, на франко-швейцарской границе, потерпел крушение аэробус 5403 „Стамбул — Париж“. 168 из 169 пассажиров и члены экипажа погибли в результате столкновения с землей и вспыхнувшего затем пожара. Чудом спасся лишь трехмесячный ребенок, которого выбросило из самолета до того, как его охватил огонь».

Гран-Дюк поднял глаза. Вот так он и умрет. Чуть наклонится вперед и пустит пулю себе в висок. Голова упадет на раскрытый газетный лист. Его кровь зальет страшный снимок, смешавшись с кровью ста шестидесяти восьми погибших. Его найдут через несколько дней или недель. Жалеть о нем некому. Не Карвилям же? Разве что Витрали, может быть, немного огорчатся. Эмили, Марк… Но больше всех — Николь.

Жестокая ирония судьбы.

После его смерти тетрадь отдадут Лили. Все правильно, ведь в ней — ее жизнеописание. Его завещание.

Гран-Дюк почти горделиво в последний раз полюбовался на свое отражение в медной табличке. «Что ж, это будет хороший конец. Много лучше, чем все остальное».

По крайней мере, ему в этой жизни крупно повезло. Расследование длиной в восемнадцать лет…

23.57.

«Пора».

Он бережно передвинул газету, чтобы она лежала прямо перед ним. Наклонился над столом и влажной ладонью обхватил рукоятку револьвера.

Медленно поднял руку.

От прикосновения к виску холодного металла он невольно вздрогнул. Ничего, он готов. Спасибо выпитому вину.

Он постарался выбросить из головы все мысли. Главное — не думать о пуле. Сейчас она в нескольких сантиметрах от его мозга, а через пару секунд разнесет ему череп.

«Не думать ни о чем. Вглядеться в небытие».

Указательный палец нащупал спусковой крючок. Надо просто нажать — и все будет кончено.

«Закрыть глаза? Или оставить их открытыми?»

Капля пота скатилась со лба и шлепнулась на газету.

«Открой глаза и сделай это».

Он качнулся вперед и уставился взглядом в газетный лист, лежащий в двадцати сантиметрах от лица. В последний раз посмотрел на обгорелые останки самолета. На фигуру пожарного, снятого перед больницей в Монбельяре, с посиневшим младенцем на руках. Чудом спасшийся ребенок.