Читаем без скачивания Другая музыка нужна - Антал Гидаш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А где же остальные? — строго спросил г-н Фицек.
— На лестнице вповалку лежат. Когда двадцать шестой подойдет, и вы можете смыться туда. Только не забудьте спросить, кто перед вами, а то семьдесят седьмым будете.
Фицек тяжело поднялся.
— Сапожник? — спросил он.
— Портной.
— Тоже неплохая специальность.
— Угу, — буркнул незнакомец, по-прежнему уставившись в одну точку.
— Меня зовут Ференц Фицек. А вас?
— Венцель Балаж.
— Я сапожник.
— Очень хорошо.
Чтобы убедиться в правдивости слов долговязого портного и не просчитаться, Фицек, бросив: «Сейчас приду», — юркнул в темное парадное, а оттуда в кромешную тьму лестницы. И в самом деле тут же наткнулся на людей, лежавших вповалку на ступеньках. Фицек вернулся на улицу, сел опять на пороге. Но теперь примостился с краешка.
— Вы мастер?
— Мастер! — послышался ответ, краткий, словно удар по сухой доске.
Чтобы расположить к себе угрюмого портного, г-н Фицек завел с ним беседу на семейную тему: пусть, мол, хоть в этом вопросе возьмет он верх, раз уж очередь прозевал.
— Дети у вас есть?
— Этого добра хватает!
— У меня шестеро.
— А у меня девять, — равнодушно кинул портной.
Г-н Фицек проглотил и это.
— У меня десять было, да четверо померло.
— Сорок процентов выходит.
— Что-о? С каких это пор? — спросил г-н Фицек, недоверчиво разглядывая странно отвечавшего угрюмого собеседника.
— Испокон века. Впрочем, у меня их было пятнадцать штук, но шестеро померло. Тоже сорок процентов.
«Для него все сорок процентов», — подумал сапожник Ференц Фицек, все беспокойнее разглядывая лицо портного Венцеля Балажа.
— Ну, положим. Зато у меня все мальчишки и только одна девочка.
— Это выходит восемьдесят четыре процента, — послышался ответ угрюмого портного.
Г-на Фицека оторопь взяла. «Он, видно, того! Рехнулся малость!» И хотел уже ответить, но услышал, как к ним кто-то быстро приближался.
— Опоздал! — запыхавшись, выпалил незнакомец. — Думал, первый буду, а вышло — третий. — Он укоризненно покосился на Балажа и Фицека, будто они перехитрили его.
Портной не ответил. Вновь пришедшим занялся Фицек.
— Вы — двадцать шестой! — сообщил он. — Остальные там, на лестнице, лежат. Спросите лучше, как меня зовут, не то вовсе шестьсот семидесятым будете. Подождите следующего, потом можете тоже войти — соснуть малость.
— Да ведь еще только без пятнадцати шесть, — простонал несчастный.
— Ну и что же?.. Это сорок процентов! — бросил г-н Фицек и, рассмеявшись, шмыгнул в парадное.
Чтобы разжиться местечком, он ощупью пополз между людьми, лежавшими как сельди в бочке, и кое-как устроился. Он быстро согрелся, но заснуть не мог. Длинный сухопарый портной так и тянул его к себе. Быть может, потому именно, что все время говорил одни неприятности. Фицеку захотелось с ним еще потолковать. Он выбрался из кучи людей и снова вышел на улицу.
— Ну, какие еще новости? — спросил он.
— Призывать будут! — ответил угрюмый портной.
— Когда?
— В январе.
— Кого?
— С тысяча восемьсот семьдесят пятого по тысяча восемьсот девяносто четвертый.
— Я родился в восемьсот семьдесят первом, — ликуя, сказал г-н Фицек, — а мой сын — в восемьсот девяносто пятом.
— Летом и его призовут!
— Покуда до нас дойдет черед, и война окончится.
— Не окончится. Сами знаете, иначе не стали бы работать на этих. Освобождение хотите получить.
— И то верно, — согласился Фицек и вытащил из кармана огрызок сигары. Осторожно помял его. Вынул спички. — Закурите и вы, — предложил он и, не зажигая спички, приготовился ждать, пока вынет сигарету Балаж.
— Натощак не курю, — ответил портной.
— Я тоже. Но когда такие добрые вести приносят…
— Да, я и сам семьдесят первого года, — кивнул портной и без всякого перехода спросил: — Скажите, вам какой материал дают на башмаки?
— Какой? — Фицек пожал плечами. — На заготовку — барахло. На подошву — стельку.
— А нам на солдатские штаны белое полотно суют, по четыре кроны метр. Покрасят в серый цвет, и бери.
— Не наше это дело! — заметил г-н Фицек, заклеивая слюной треснувшую сбоку сигару.
— Да ведь посадят-то нас.
— Вот уж выдумали. Мы только обрабатываем материал, который нам выдают. Отвечать будут они!
— Угу! — буркнул мрачный Венцель Балаж. — Угу!..
— У вас сколько подмастерьев? — спросил Фицек, желая перевести разговор.
— Ни одного. Жена и трое старших сыновей помогают.
— А мастерской у вас никогда не было?
— Была.
— И подмастерья были?
— Были… Разорился.
— Вы тоже?! — обрадованно воскликнул г-н Фицек. — И я! А вы-то как разорились?
— Банк выжимал такие проценты за кредит, что не мудрено было вылететь в трубу. И такой процент, и сякой процент, и разэдакий… Считал я, считал, день-деньской считал, чуть мозги не просчитал.
— Истинно говорите… У меня тоже две мастерские были, восемь подмастерьев, ей-богу! Но… Чик! — И г-н Фицек, словно бритвой, провел сигарой по шее. — Никогда не знал я, что завтра будет… Словом, лучше так… Одному, без подмастерьев… Хоть и впроголодь живу, но по крайности знаю, что будет завтра… что и завтра будет не лучше. — И г-н Фицек рассмеялся странным своим смехом, который тут же оборвался. — Скоро жизнь будет так хороша, — сказал он, — что все будут ходить в полуботинках…
— В полуботинках?
— Ну да… Потому что вторая-то половина прохудится, — и он рассмеялся опять и опять оборвал смех.
Сухощавый долговязый портной проникался к Фицеку все большей приязнью.
3
Один за другим люди выбирались из парадного. Как ни тесно они лежали, но на каменных ступеньках лестницы все-таки замерзли.
Теперь все эти Ференцы Фицеки, Венцели Балажи и прочие «самостоятельные ремесленники» — сапожники и портные, — дрожа от стужи, приплясывали на месте, прыгали перед дверью конторы, хлопали себя по бокам, чтобы хоть как-нибудь согреться. Выдача материалов начиналась только в девять часов утра.
Набралось уже человек семьдесят. Часам к девяти все сгрудились толпой, и хоть каждый отлично знал, за кем стоит, все-таки иногда предупреждали друг друга: «Не забудьте, что я за вами…», «Словом, я перед вами…»
Так, толкаясь и теснясь, беседовали они меж собой. Сперва говорили все вместе, наперебой, и разговор шел волнами, то подымаясь, то опускаясь, затем ожидавшие постепенно разбились на несколько кучек. Г-н Фицек присоединился к самой большой группе людей и, вставляя замечания по всякому поводу, очень скоро привлек к себе всеобщее внимание.
Сперва рассуждали о дороговизне. О том, что цены на мясо поднялись вдвое, на жиры — втрое, а Шеффер ни на крейцер не желает платить больше, чем до войны, вот теперь и своди концы с концами.
— Работаешь по двенадцать часов в сутки, — заметил кто-то, — а прожить с семьей не