Читаем без скачивания Собака отшельника - Дино Буццати

Так они пересекли маленькую площадь Святой Аньезе, миновали начальную школу, вокзал, городскую прачечную. Вот уже и окраина. Наконец позади остался стадион, потянулись поля. С того момента, как собака выбежала со двора пекарни, она ни разу не оглянулась. Может, не знала, что ее преследуют? Теперь уже можно было попрощаться с надеждой, что у собаки есть хозяин, который ответит за ее проделки. Конечно же, это самая настоящая бродячая псина – из тех, что разоряют крестьянские гумна, таскают кур, кусают телят, пугают старух и распространяют в городке всякую заразу.

Пожалуй, единственный выход – пристрелить ее. Но, чтобы выстрелить, нужно остановиться, слезть с велосипеда, снять с плеча двустволку. Этого было бы достаточно, чтобы животное, даже не ускоряя бега, оказалось вне досягаемости: пулей его было бы уже не достать. И Сапори возобновил преследование.

VI

Долго ли, коротко это продолжалось, но вот они достигли опушки леса. Собака свернула на боковую дорожку, потом на другую, более узкую, но хорошо утоптанную и удобную.

Сколько километров они проделали? Восемь, девять? И почему собака не останавливается, чтобы поесть? Чего она ждет? А может, она этот хлеб несет кому-то? Дорожка делается круче, собака сворачивает на узехонькую тропку, по которой на велосипеде уже не проехать. К счастью, одолевая крутой подъем, она бежит медленнее. Дефенденте спрыгивает с велосипеда и следует за ней пешком. Собака понемногу уходит все дальше.

Отчаявшийся Дефенденте решает стрелять, но тут на вершине невысокого холма он видит большой валун, а на нем – коленопреклоненного человека. Только теперь пекарь вспомнил об отшельнике, о ночных сполохах, обо всех этих вздорных выдумках. Собака спокойно взбегает по заросшему чахлой травой склону.

Дефенденте, взявший было в руки ружье, останавливается метрах в пятидесяти от камня. Он видит, как отшельник прерывает свою молитву и с удивительной легкостью спускается с валуна к собаке, а та, виляя хвостом, кладет хлеб к его ногам. Подняв хлеб с земли, отшельник отщипывает кусочек и опускает в свою переметную суму. Остальное он с улыбкой протягивает собаке.

Анахорет, одетый в какую-то хламиду, мал ростом и худ, лицо у него симпатичное, а во взгляде сквозит этакая мальчишеская лукавинка. Пекарь решительно выступает вперед, чтобы изложить свои претензии.

– Добро пожаловать, брат мой, – опережает его Сильвестро, заметивший пришедшего. – Что привело тебя в эти места? Уж не решил ли ты здесь поохотиться?

– По правде говоря, – хмуро отвечает Сапори, – я действительно охочусь тут на одну… тварь, которая каждый день…

– А-а, так это ты? – прерывает его старик. – Это ты посылаешь мне ежедневно такой вкусный хлеб?… Прямо для господского стола. Я и не чаял сподобиться такой роскоши!

– Вкусный? Еще бы не вкусный! Только-только из печи… Уж я-то свое дело знаю, господин хороший… Но это не значит, что хлеб у меня можно воровать!

Сильвестро, склонив голову, смотрит себе под ноги.

– Понятно, – огорченно говорит он, – в таком случае твое негодование справедливо. Но я не знал… Больше мой Галеоне не появится у вас в городке… Я его буду держать здесь… У собаки ведь тоже совесть должна быть чиста. Он не придет больше, обещаю тебе…

– Да ладно, чего там! – говорит пекарь, несколько успокоенный. – Раз такое дело, пусть приходит. Все эта проклятая история с завещанием, из-за которого мне приходится что ни день выбрасывать пятьдесят кило хлеба… Я, видите ли, должен раздавать его беднякам, этим ублюдкам, у которых нет ни кола ни двора… А если какой кусок перепадет и тебе… что ж, одним бедняком больше, одним меньше…

– Господь вознаградит тебя, брат мой… Завещание там или не завещание, а ты творишь благое дело.

– Но я с большей охотой не творил бы его.

– Я знаю, почему ты так говоришь… Вы все как будто чего-то стыдитесь… Стараетесь казаться хуже, чем есть. Так уж устроен мир!

Ругательства, которые готов был выпалить Дефенденте, застревают у него в горле. То ли от растерянности, то ли от досады, но разозлиться по-настоящему он так и не может. Мысль, что он первый и единственный во всей округе так близко видел отшельника, льстит ему. Конечно, думает он, отшельник он и есть отшельник: какая от него польза? Да только неизвестно, как обернутся дела потом. Если он, Дефенденте, втайне от всех заведет дружбу с Сильвестро, как знать, может, наступит день и ему это зачтется? Если старик вдруг возьмет да и явит чудо, народишко, конечно, станет перед ним преклоняться, из большого города понаедут епископы и прелаты, понапридумывают всяких обрядов, процессий, праздников. И его, Дефенденте Сапори, любимца нового святого, на зависть всему городку, сделают, например, городским головой. А почему бы и нет, в конце концов?

Между тем Сильвестро со словами: «Какое доброе ружье у тебя!» – мягко так взял у него из рук двустволку. И в этот момент непонятным для Дефенденте образом она вдруг выстрелила, и эхо выстрела прогремело по долине. Но ружье не выпало из рук отшельника.

– А ты не боишься ходить с заряженным ружьем?

Пекарь, подозрительно поглядев на старца, ответил:

– Я же не мальчишка!

– А правда, – возвращая ружье, неожиданно спросил Сильвестро, – что по воскресеньям в приходской церкви Тиса не так уж трудно отыскать свободное местечко? Слышал я, что она никогда не бывает битком набита…

– Да какое там битком, если в ней всегда пусто, как у нищего в кармане, – не скрывая удовольствия, отозвался пекарь. Но потом, спохватившись, поправился: – Да, нас, стойких прихожан, наберется не больно много.

– Ну а к мессе сколько народу приходит? Кроме тебя, сколько?

– Да человек тридцать в иные воскресенья набирается. А на рождество так и все пятьдесят.

– Скажи мне, а частенько у вас богохульствуют?

– Черт побери! Этого хватает. Силком вытягивать не приходится.

Отшельник взглянул на него и, покачав головой, сказал:

– Стало быть, не очень-то у вас о душе думают.

– Не очень! – воскликнул Дефенденте, усмехнувшись про себя. – Чего вы хотите от этой банды еретиков?…

– Ну а твои дети? Ты-то, конечно, своих детей в церковь посылаешь…

– Господь свидетель, еще как посылаю! И крестины, и конфирмация, и к первому причастию, и ко второму…

– Да что ты! Даже ко второму?

– Само собой – и ко второму. Вот мой младшенький, например… – Тут он запнулся, поняв, что уж слишком заврался.

– Значит, ты примерный отец, – серьезным тоном заметил отшельник. (Но почему он при этом так странно улыбнулся?) – Приходи еще навестить меня, брат мой. А теперь ступай себе с Богом, – сказал он и сделал жест, словно намереваясь благословить его.

Дефенденте, захваченный врасплох, не знал, что ответить. И, не успев даже сообразить, что с ним происходит, он слегка наклонил голову и осенил себя крестным знамением. К счастью, никаких свидетелей не было. Кроме собаки.

VII

Тайный союз с отшельником – прекрасная штука, думал пекарь в те минуты, когда, предаваясь мечтам, видел себя городским головой. А вообще приходилось смотреть в оба. Одна эта раздача хлеба беднякам роняла его в глазах жителей Тиса, хоть сам он был и ни при чем. А если б люди узнали, что он осенил себя крестным знамением! К счастью, никто вроде бы не обратил внимания на его прогулку, даже подмастерья. А вдруг он ошибается? И как быть с собакой? Теперь уже он не мог ни под каким предлогом отказать ей в ежедневной порции хлеба. Но и давать ей хлеб на глазах у нищих, которые растрезвонят об этом на весь свет, тоже нельзя.

И поэтому на следующий день, еще до восхода солнца, Дефенденте, немного отойдя от дома, спрятался у дороги, ведущей к холмам. Завидев Галеоне, он свистом поманил его. Собака, узнав пекаря, подошла. Тогда пекарь, держа в руке хлеб, привел пса в примыкавший к пекарне сарайчик для дров и положил хлеб под лавку, как бы показывая, что впредь он должен приходить за своей долей именно на это место.

И действительно, на следующий день Галеоне взял хлеб под лавкой, на которую ему указали. Когда он это сделал, не видел ни сам Дефенденте, ни нищие.

С тех пор пекарь ежедневно еще до восхода солнца относил хлеб в сарай. К тому же теперь, когда с приближением осени дни становились все короче, собака отшельника почти что сливалась с тенями позднего рассвета. И зажил Дефенденте Сапори довольно спокойно, без помех возвращая себе через потайную дверцу в корзине часть хлеба, предназначенного для бедных.

VIII

Шли недели и месяцы, наконец наступила зима; окна украсились морозными узорами, дым вился из труб целый день, люди кутались поплотнее в свою одежду, ранним утром под изгородями можно было найти замерзших воробьев. Легкое снежное покрывало легло на холмы.

Однажды студеной звездной ночью к северу от городка, там, где находилась заброшенная часовня, появились такие столбы белого света, каких здесь еще не видывали. Это вызвало в Тисе самый настоящий переполох: люди вскакивали с постели, хлопали ставни, соседи перекликались, улицы наполнились гомоном. Потом, когда все поняли, что это была всего лишь очередная иллюминация Сильвестро – подумаешь, какой-то там божественный свет явился отшельнику! – мужчины и женщины заперли на засов ставни и, немного разочарованные, вновь нырнули под теплые одеяла, сетуя на то, что их зря потревожили.