Читаем без скачивания Наедине с футболом - Лев Филатов

Знаю, что все равно кто-то мне не поверит и примется и в этой книге и в любой моей заметке искать спартаковские уши. Меня это не удивит. Годы болельщицкой жизни не прошли для меня бесследно, и я хорошо представляю, как чувствителен и мнителен этот человек, испытывающий одну-единственную страсть, и уважаю его за это. Но я хотел бы, чтобы о людях, пишущих о футболе, знали как можно вернее, и потому пошел на риск. Умолчания, быть может, ничего и не искажают, но и держат правду на расстоянии.

Итак, симпатии либо подавлены и забыты, либо глубоко спрятаны, и ни одна живая душа о них не ведает. И журналист толково и бойко исследует роль игроков середины поля, истолкования универсализма, достоинства длинного паса, аритмию, зонную оборону, интенсификацию всех операций. Что ж, это в порядке вещей. Уж если профессионально занялся футболом, то нечего воротить нос от скучных материй, изволь в них разбираться, быть готовым выслушать и понять тренера и игрока и поспорить с ними, и, насколько это возможно и нужно, чувствовать себя с ними на равных. Без этого трудно не только существовать в футбольном мире, без этого трудно и писать, потому что матч почти всегда – конкурс футбольного искусства, а мы должностью своей включены в жюри.

Меня нередко спрашивают: «Не слишком ли специально и сухо стали писать о футболе?» Я отвечаю, что футбол – дело серьезное и требует делового к себе подхода. В этом я твердо уверен. Но уверен я также в том, что существует многое иное, что влечет нас к футболу, на чем держится наше пристрастное к нему отношение. Далеко не обо всем мы пишем и говорим и даже не во всем признаемся сами себе. Кое-что я хотя бы перечислю…

Футбол – вершина спортивной архитектуры. Он сложен на диво разумно, пропорционально и гармонично. Если и есть в нем какие-то изъяны и настанет время что-то в нем изменить, освежить, то не забудем, что он простоял в первозданном виде целый век. У нетерпеливых реформаторов руки так и чешутся, а футбол не поддается, и они сердятся, корят его за консерватизм. А тем временем по всему свету в его честь сооружают стадионы, поражающие своими размерами и утонченностью конструкций. Он, старый футбол, в своих лучших образцах являет нам удивительную картину: оставаясь самим собой, год от года предстает в чуть ином облике, не повторяется и продолжает радовать и озадачивать небывалыми красотами.

Именно такого размера поле, именно столько игроков, именно такой темп, позволяющий зрителям, испытывая колебания азарта, успевать следить за движением мысли, за разумностью перемещений футболистов и мяча, полная естественность всех поз и композиций – все это не назовешь иначе, чем счастливым талантливым открытием. Любой человек, размышляющий о футболе, тем более о нем пишущий, не может не испытывать восхищения игрой.

Придет время, и футбол спрячется под крышу. Сейчас его погода – любая погода. И дождь, и холод, и снег, и ветер. Поле мягкое и жесткое, заледеневшее и мокрое. И мы ходим на футбол то в белых рубашках, то в плащах, а то и в шубах. Терпят игроки, терпят зрители. Терпит и игра – ей ведь лучше всего в ту погоду, которую принято называть футбольной, и все знают, что это значит…

Наверное, уютно будет футболу под крышей, на искусственной синтетической травке, без ветра, в тепле. Но за долгие годы боления мы успели влюбиться решительно во все футбольные пейзажи.

Стадион красив под черепицей зонтов, дождь не в силах разогнать прижавшихся друг к другу людей.

Стадион красив черным вечером, когда он наэлектризован и искрит от блуждающих по рядам вспышек спичек.

В солнечный день над трибунами повисает пронизанный солнцем тревожный синеватый табачный дымок.

Хорошо шагается в толпе, когда держишь общий темп, чувствуя, что тут все до единого в том же нетерпении, что и ты. Ничто так не подгоняет, как вскрик толпы за высокими стенами, если ты опаздываешь.

Приятно бывает иной раз после матча помедлить, посидеть, пока люди разбредутся, и почувствовать отлив волнения.

В холодные осенние вечера на стадион приходят самые надежные, и тогда легче находишь старых добрых знакомых…

Стадионы все разные, и чем больше их видишь, тем больше удивляешься разнообразию простого овала. Когда же матч начинается, все стадионы для тебя на одно лицо, остается одна линия, прямая – от твоих глаз к мячу, и ничего кроме.

Стадион – это не места для сидения. Человек, его посещающий, не может не испытывать бесконечно повторяющегося удовольствия, когда он из узкого прохода ступает на площадку, как на край обрыва, и остается лицом к лицу с простором неба и простором поля. Стадион сам по себе сцена, и каждый занявший на нем место – участник грандиозного представления, потому что как нет ничего более нелепого и куцего, чем игра при пустых трибунах, так нет ничего более впечатляющего и грандиозного, чем игра на переполненном стадионе.

Абзацы о всех этих вещах в газете не умещаются. Мы с удовольствием бы их писали. Хоть в каждом отчете о матче… Во всяком случае, с такими ощущениями мы ходим на футбол.

Когда произносят фразу «в футбол играют люди», подразумевают, что не офсайдом и пасом он жив, что выражены в футбольных движениях движения человеческой души. А существует еще и свой мир футбола. Там вы встретите благородство, честность, верность идеалам, дружбу, молчаливое мужество, незримый дух романтики.

Там же – иллюзии, обольщения, надежды и их крушение, наивные суеверия. Там же – черная беспощадная работа, ручьи пота, ссадины, обезболивающие уколы, поврежденные колени, операции. Там же – косность, грубость, страх за место, неприязнь сходящего к новенькому, бесцеремонный разнос, сплетни, подозрения, оскорбительные вторжения меценатствующих личностей. Там есть все, что во всяком другом мире, объединенном общностью занятия, с той лишь разницей, что в футбольный как-то особенно всех тянет. Забыли когда-то про дощечку «Посторонним вход воспрещен», и теперь – проходной двор. Мир этот тесен, он весь на свету, он открыт и этим расплачивается за все то, что ему дано: славу, популярность, телевизионные трансляции, фотографии, интервью, очерки, путешествия по земному шару…

Журналист вхож в мир футбола. Я убежден, что наше сосуществование с ним должно осуществляться по касательной, без глубокого взаимопроникновения. Завязав в нем широкие знакомства на равной, приятельской ноге, журналист рискует сползти с той командной высотки, которая ему определена профессиональным долгом. Человек с авторучкой, блокнотом и магнитофоном, пусть он многое знает, пусть кому-то симпатизирует, входит в чье-то положение, все же должностью своей поставлен для того, чтобы блюсти интересы игры. Он обязан хранить в душе идеалы футбола победоносного, радующего глаз, честного и по ним сверять свои каждодневные впечатления. Тогда он способен что-то привнести в футбольное дело, тогда он выполнит и свою обязанность перед читателями-зрителями, постоянно ищущими в его печатных строках подтверждение своим собственным взглядам и требованиям.

Если же он, мягкая душа, проникнется состраданием к «хорошим парням», к «старине тренеру Михалычу», если станет, сев за машинку, припоминать, как приятно было на днях с этими парнями посидеть и поболтать на лавочке и что впереди у них еще встречи, тогда невозможно поручиться, что для сегодняшнего поражения вместо слов прямых и точных не явятся слова уклончивые, деликатно-фальшивые. Кто-то из заинтересованных лиц, может быть, его поблагодарит за «понимание». А журналист, сам того не ведая, отступит назад на величину своей уступки.

Можно наскрести сотню смягчающих обстоятельств и уважительных причин. Но кого и когда выручали эти словесные, хлипкие ширмы? Все проверяется игрой. Когда журналист верно пишет об игре, он тем самым дает понять и футболистам и тренерам, как же они выглядят на самом деле. Это – по-товарищески. Комментировать же игру, исходя из нашептанных тебе просьб принять то-то и то-то во внимание, все равно что брать обвиняемого на поруки, зная заранее, что присмотра обеспечить не сумеешь.

Мы любим футбольный мир. В общем-то он бесхитростный и доверчивый, далеко не всегда умеющий за себя постоять. В нем мы находим собеседников, в нем запасаемся наблюдениями и темами. Рискну сказать, что и с нами, журналистами, люди этого мира охотно говорят и о футболе, и о жизни. И если журналист не злоупотребляет в своих писаниях повелительной интонацией, если он не распоряжается, как кому играть и какого игрока на какое место ставить, а ненавязчиво привлекает внимание к спорным моментам, рассуждает, призывает подумать, тогда с ним считаются, потому что футбольному миру доподлинно известно, что игра не подчиняется повелительным росчеркам карандаша, а складывается и развивается на поле постепенно, от матча к матчу, и верный, наблюдательный глаз ценнее и уместнее, чем упрямо указующий перст. В размышлениях об игре журналист – соучастник, подсказчик и ни в коем случае не самоуверенный указчик.