Читаем без скачивания Лекарство от одиночества (СИ) - Юлия Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звуки набирающего обороты веселья вдруг резко становятся громче и снова стихают. Разворачиваюсь к двери.
— Элька, у тебя тут что-то горит! — басит Бутенко.
— Ох ты ж черт! — бросаюсь к духовке, дергаю на себя дверцу и тут же отшатываюсь, чуть не обварив лицо столбом вырвавшегося из нее пара. — Ай!
— Ну, е-мое, Эльвира Валерьевна! — бросается меня спасать Георгий Борисович. В обычной жизни Бутенко зовет меня, как и все друзья, Элей, а вот я так и не смогла себя переломить.
— Нет-нет. Я сама. А вы, доктор, поберегите свои драгоценные руки. — Отпихиваю Бутенко бедром. У меня хоть силиконовые прихватки имеются. А у Борисыча — только не слишком надежная защита в виде сложенного в несколько слоёв полотенца.
Вынимаю противень. Ставлю на заранее приготовленную подставку. Пальцы дрожат. То ли от напряжения, то ли от нервов. Понимаю, что Бутенко это тоже заметил. И, наверное, порадовался, что я в декрете. Ведь в операционной с таким тремором даже обычной медсестре вроде меня делать нечего.
По какой-то нелепой причине мне становится ужасно стыдно. Я с Бутенко-то и не работала толком. Пару месяцев, когда мне после четвертого курса меда повезло попасть на практику в его отделение, вряд ли можно принимать во внимание. Потому что уже в конце августа я попала под машину, загремела в травму, еле выжила (спасибо Юре), а потом по закону жанра влюбилась в своего спасителя и выскочила за него замуж. Да и кто бы на моем месте в него не влюбился? Молодой, красивый, талантливый… На него облизывались все медсёстры и пациентки в возрасте от пяти до ста. Мне казалось чудом, что среди такого многообразия выбора он выделил меня. И, наверное, неудивительно, что мне как-то сразу вдруг стало не до учебы. То реабилитация, то Юркина стажировка в Японии (то, что я поеду с мужем, подразумевалось само собой), то попытки зачать. Со временем академ, который я взяла на год по здоровью, отодвинулся сначала на два, потом на три, а потом меня до того затянула рутина, что мечты выучиться на врача так и остались мечтами. Я работала операционной медсестрой при муже, пыталась забеременеть, и чем больше времени проходило, тем призрачней становился шанс вырваться из этого замкнутого круга. Даже родители, для которых то, что я не доучилась, стало трагедией, постепенно смирились. И лишь Георгий Борисович нет-нет да и спрашивал, не надумала ли я восстановиться. Смешно. В двадцать восемь лет?!
С грохотом открываю ящик, достаю шикарное блюдо из китайского фарфора и принимаюсь выкладывать на него мясо.
— Любовь Павловна хотела на горячее подавать камбалу. А я чего-то от нее устала. Почему так? Только сезон ведь начался… — тараторю я, чтобы не молчать. И тут ловлю краем глаза какое-то движение. Ломоть свинины падает с лопатки на стол. Я бросаюсь к Бутенко и выдергиваю из его рук злосчастную бумажку.
— Кхм, — как мне кажется, смущенно откашливается тот и ведет широкой пятерней по затылку. — Не думал, что это что-то конфиденциальное.
Я сухо киваю. Сгибаю злосчастную бумагу в несколько раз и сую в карман брюк. Щеки мучительно горят. Перед глазами взмывают только вот осевшие точки.
— Это просто шутка. Не берите в голову.
— Эля…
— Пойдемте уже к гостям? Поможете донести? Я еще хотела достать кимчи.
— Да, да, конечно, — хмурится Георгий Борисович. Послушно забирает блюдо с мясом из моих рук и, смерив меня еще одним странным взглядом, выходит. Боже мой! Что он обо мне подумал?! Вот что?
Я бы, может, расплакалась от бессилия, если бы в этот момент в кухню не примчался Мишка.
— Мама, а когда мы будем задувать толт?!
Ловлю маленький ураган. Подхватываю на руки и с наслаждением зарываюсь носом в темненькие волосики. Темненькие… А у меня и Юры волосы русые. У меня самые обычные, с легким отливом в рыжину. У мужа — благородного пепельного оттенка. Ловлю себя на этой мысли и сильней сжимаю в руках сынишку. Мишка забавно пыхтит.
— Задувают не торт, а свечи.
— Все лавно. Когда? Давай сицас?
Мишка обожает задувать свечи. Прямо какой-то пунктик у него по этому поводу. Чей бы день рождения мы не праздновали — свечи задувает он. А если нет — жди истерику. Зная об этой его особенности, наши друзья выкручиваются таким образом: договариваются с Мишкой, что первым все-таки свечи будет задувать именинник, а потом зажигают их же по второму кругу, но уже специально для нашего медвежонка.
Смотрю в темные раскосые глазки и чувствую, как на меня накатывает такая чудовищная вина перед ним, что я задыхаюсь. Хотя в чем я виновата, если так разобраться?
— Давай сейчас, — киваю. — Ты возьми вот эту тарелочку, а я возьму торт. Донесешь? Не рассыплешь?
— Нет.
Достаю торт. Вставляю свечи. Тройка соседствует с пятеркой. Юре тридцать пять. Он самый молодой кандидат медицинских наук у нас в отделении. Я им страшно горжусь. И люблю его страшно.
— Ну что, пойдем? — осторожно подхватываю поднос.
— Угу.
— Споем папе песенку?
Мишка так активно трясет головешкой, что несколько лепестков капусты ляпают на пол.
— Ой!
— Ничего, я потом уберу.
С тортом наперевес вплываем в гостиную.
— Хэппи бёздей ту ю. Хэппи бёздей ту ю.
Мама со свекровью вскакивают из-за стола и, перекидываясь шуточками с гостями, начинают освобождать место под торт. Отовсюду слышится:
— Ну, Мишка — как всегда…
Дети друзей оживляются в предвкушении вкусняшки. Шумно, но даже сквозь этот гомон можно разобрать проникающие в открытое окно крики чаек.
— Детям торт, а мы, пожалуй, еще по одной вдарим.
— Сиди уж, старый пень.
— Да ладно, мам, — вступаюсь за отца.
— Вот-вот. Мы еще с Борисовичем не выпили за нашего Юрчика.
Судя по амбре, исходящему от моего папки, Борисыч единственный, с кем тот сегодня еще не пил. Губы невольно растягиваются в улыбку. Все так привычно, знакомо до боли. Как всегда. Ничего не случилось, да. Просто ошибка. Юра тоже уже, наверное, остыл. Сквозь марево, поднимающееся от зажжённых свечей, ловлю взгляд мужа, а тот осушает махом стопку, вытирает рот рукавом и подливает себе еще.
ГЛАВА 2
Праздник, который я так ждала, и столько к нему готовилась, медленно превращается в ад. Хорошо хоть веселье уже достигло такого градуса, что мое участие в нем не требуется. Тихонько сгребаю со стола грязные тарелки
