Читаем без скачивания Астра - Валентин Мельников

Близость Астры невероятно будоражила его, мучая и сжигая на адском огне не находящей полного удовлетворения страсти. Ее порывы усиливал аромат духов Астры - изысканный и тонкий. Так пахнут в маленькой комнате букетики зимней фрезии, лесных ландышей и фиалок. Эти духи он недавно подарил Астре в день ее рождения. Стараясь найти что-нибудь необычное, такое, чтобы сразу понравилось, Сергей побывал во многих бишкекских магазинах, но так и не сделал выбора. К счастью, его неожиданно командировали в Москву на научный симпозиум по востоковедению и там, наконец, повезло. В маленьком магазинчике шустрый старичок с плоской шапочкой на седых кудрях безошибочно определил в Северцеве непраздного посетителя и, осведомившись, что желает молодой человек, выставил на прилавок красивую коробочку с силуэтом Нефертити.

- Извольте взглянуть, - учтиво сказал он. - Французско-египетские духи из элитной коллекции. Поверьте старому еврею -это как раз то, что нужно вашей девушке. А чтобы не сомневались - вот вам пробничек. Потрясающий цветочный запах, не правда ли? Здесь лучшие ароматы Франции и экзотические благовония фараонов Египта.

Пробничек и хвалебная ода убедили Сергея настолько, что он без колебаний сделал покупку, стоимость которой намного облегчила его карман.

Астра приняла подарок с искренним удовольствием. Она не увлекалась косметикой, но духи были ее слабостью. Прихорашиваясь у зеркала перед свиданием, она быстро взбивала прическу, чуть-чуть оттеняла веки, подкрашивала губы, - и на все это требовалось не больше пяти минут. Зато на духи времени уходило вдвое больше. Астра маленькими каплями наносила их на определенные точки головы и бюста, потом, закрыв глаза, медленно вдыхала летучие запахи, чтобы определить, нет ли перебора.

Эти контактные запахи в одну сумасшедшую ночь привели Северцева в состояние, близкое к экстазу. Горячие ладони, становясь все дерзостнее, опасно сомкнулись на бедрах девушки. Она сжала его запястья и мягко, но с удивительной силой отвела тяжелые мужские руки к своим плечам. Потом припала к груди Сергея, и он долго, как ни пытался, не мог заглянуть ей в лицо, с тревогой думая, что обидел, и она, наверное, плачет.

Астра действительно плакала, но это были слезы не обиды, а муки и мольбы о прощении за то, что не могла отдать любимому всю себя без остатка. Она тоже страдала, и ее пылкий темперамент требовал выхода, однако она лучше умела владеть собой. И Сергей понял ее. Это был их первый урок в трудной науке взаимопонимания. Но для Сергея этот урок имел гораздо большее значение, чем для Астры. Он окончательно утвердился в мысли о том, что пора сделать основательную ревизию противоречивому мужскому миропониманию, позволяющему уживаться вместе чувствам одухотворенным и низменным. Эгоистичное, беспокойное, вечно ищущее, жаждущее неизведанного, разрушительное под властью темных инстинктов, но и созидательное мужское начало дало миру гениев, совершивших величайшие прорывы в постижении мира, и оно же породило кровавых злодеев и культ грубой силы с ее обязательной спутницей - жестокостью. Ее проявления заполняют экраны кинотеатров и телевизоров, привлекают юных подражателей-мальчишек, еще не познавших отвратительной сущности убийств, крови и грязи военных действий...

Человечество должно стать другим, лучшим, заключал свои грустные раздумья Северцев и всякий раз добавлял, что если уж этому суждено случиться, то начинать нужно с мужчин.

* * *

Конец августа выдался необычно жарким. Спасаясь от духоты и городской суеты, Сергей на отцовских "Жигулях" увез Астру в Аламединское ущелье, где их встретило яркое, незамутненное дымом солнце, а за каждым поворотом открывались манящие картины горных склонов. Слева несла чистые белопенные воды река, давшая свое имя ущелью. Неизъяснимое чувство свободы и праздничности, которое овладевает людьми на лоне природы, привело влюбленных в веселое, беспечное настроение, они дурачились как дети.

Астра взобралась на огромный речной валун и пообещала показать высший класс восточного танца.

- О мой светлейший повелитель, что хотел бы увидеть ты? - спросила она с низким поклоном, изображая наложницу султана.

- Э-э... сначала посмотрим, насколько ты искусна в киргизском танце.

Стройные ножки, подчиняясь беззвучной музыке, заскользили по неровной поверхности камня так легко и невесомо, что, казалось, воспарили над ним. Гибкая, быстрая, как огонь, фигура в пестром купальнике то плыла, раскинув руки, то извивалась в глубоком пируэте...

За киргизским последовал темпераментный узбекский танец с его обворожительными движениями головой и лукавой игрой глаз, за ним - индийский, потом - арабский...

Меж тем настал час полуденного прилива талых вод. Шум потока стал угрожающим, в него вплетались тяжкие утробные удары переворачиваемых течением камней. Река наступала на валун, оставляя все меньше сухого места для танцующей. Горбатая шершавая спина каменной глыбы стала скользкой, и Астра, не удержавшись, упала в реку. Все произошло так стремительно, что Сергей, не успев опомниться, потерял ее из виду. К счастью, его первая реакция оказалась правильной. Он вихрем сорвался с места, берегом обогнал течение, уносившее свою жертву, и одним прыжком настиг ее. Беспощадная стихия подхватила его, но Сергей успел коснуться ногами дна и, раз за разом отталкиваясь ими что было сил, ползком выбрался на берег, волоча на себе свою драгоценную ношу. От неимоверного напряжения его мышцы бугристо вздулись, по всему телу пробегала мелкая дрожь: из разбитого колена сочилась кровь.

Астра не подавала признаков жизни, глаза ее были закрыты. С окаменевшим лицом, не зная, что же теперь делать, Северцев, убыстряя шаги, донес ее до стоянки, безжалостно стряхнул с расстеленной на траве скатерти лепешки и виноград, и опустился на колени, чтобы положить девушку. В этот момент она вдруг открыла глаза и, обняв его за шею, сказала тоном капризного ребенка, не желающего слезать с папиных ручек:

- Уу, не хочу-у!

Эффект был полный. Ее спаситель, застыв в своей неудобной позе, с жалким видом судорожно глотал воздух и никак не мог прийти в себя. Смеясь от счастья и плача от пережитого потрясения, Астра начала целовать его так бурно, что оба, потеряв равновесие, свалились на землю. В следующий миг Сергей подхватил ее на руки и так закружил в неистовой дикой пляске, что ходуном заходили, закачались вершины и склоны гор, фиолетовое небо, кудрявые кусты... Никогда еще не было так хорошо, так покойно Астре, как сейчас на руках у любимого человека. Уткнувшись носом ему под мышку, она вслушивалась в наплывавшие неизвестно откуда, словно на волнах эфира, звуки чарующей мелодии, которые удивительным образом сочетались с реальным ревом реки и грубым блеянием спускавшихся со склона горы овец...

Потом они пили чай. Сергей заварил его в закопченном до черноты чайнике по рецепту отца. В сырой прибрежной низинке нашел пышно разросшуюся мяту, на горном склоне - розетки чебреца, стебельки душицы и полузасохшие желтые цветочки уже отцветшего зверобоя. Все это по веточке вместе с горстью начавших созревать плодов шиповника, барбариса и облепихи добавил к индийскому чаю и получился напиток, о котором Астра сказала, что ничего приятнее и душистее еще не пробовала.

За чаепитием она, слегка посмеиваясь над собой, рассказала о своей недавней учебе в Московском государственном университете. Поначалу ей, робкой провинциалке, все казалось чужим и пугающим, ошеломляли и грохот поездов метрополитена, и суета громадных магазинов, и куда-то спешащие, неудержимо несущиеся по улицам и подземным переходам толпы людей. Но в общежитии и в аудиториях Астру окружали нормальные, приветливые люди, проявляющие к ней простое человеческое участие, и она скоро обвыкла, перестала дичиться. Провинциалка оказалась прилежной и способной ученицей, много читала, успешно сдавала экзамены и зачеты. С удовольствием участвовала в студенческих тусовках и вечеринках, полюбила театр, концертные залы и музеи. Но предметом особой привязанности был театр оперетты на Пушкинской улице. О, как мечтала она стать актрисой и блистать на подмостках этого знаменитого театра! Увы, мечты так и остались мечтами...

Слушая Астру, Сергей не мог не подивиться тому, как сильно она изменилась, совершив обычный переход от наивной беспечной юности к зрелой молодости. Теперь в ней все явственнее проступали черты утонченной, женственной интеллектуалки, самостоятельной, ценящей независимость, не разделяющей пережитки и трайбалистские традиции, своей среды. Впрочем, ей одинаково были чужды и новые богемные замашки нарождающейся национальной буржуазии.

Покидая пределы Ала-Тоо, молодые люди остановились на предгорном изломе, за которым начинается пологий спуск в долину. Ранние сумерки размыли резкие краски дня, принарядив в ласковые пастельные тона исполинские пики в снежных шапках, которые величаво и равнодушно возвышались над копошащимся по всей долине человеческим муравейником с его бесконечными заботами о хлебе насущном.