Читаем без скачивания Поиск - Сергей Грошев

Сразу же по возвращении в управление Петров доложил о разговоре с Фроловым полковнику. Тот пригласил на краткое совещание сотрудников, чья деятельность связана с решением подобных вопросов.

— Это весьма важное сообщение, — кратко резюмировал начальник обмен мнениями. — Проверку заявления Фролова поручим нашему работнику в районе товарищу Краснову. Если факты подтвердятся, он же будет вести и розыск Шевылева. Расследовать дело придется, видимо, вам, товарищ Петров.

Спустя несколько дней стало известно, что факт расстрела советского военнослужащего в августе 1942 года возле деревни Тупилино, на самой границе Калининской и Смоленской областей, подтвердился. Были выявлены и другие злодеяния Шевылева — бывшего фельдфебеля германской армии. Розыск начался.

Начался розыск! А это значит, что на необъятном пространстве великой страны — от маленьких городков на западе до суровых Курильских островов, от побережья северных морей до барханов южных пустынь — начата громадная работа: среди 220 миллионов людей в кратчайший срок следовало найти одного человека, о котором известно только то, что он не моложе сорока пяти лет, среднего роста, черноволосый, когда-то носил фамилию Шевылев, и что он — палач и убийца, оставивший на нашей земле обильные кровавые следы…

…Тормоз или газ? Газ! Двигатель заревел! Машина со всего хода, не послушавшись руля, соскользнула с гребня высокой глинистой колеи и с шумом плюхнулась в наполненную водой яму, подняв фонтаны брызг. Мотор недружелюбно фыркнул и заглох. Стало тихо. О недавнем движении напоминали лишь свет слепо уставившихся в землю фар да журчание стекавшей с машины воды. Вот тебе и экономия времени, и кратчайшая дорога! «Федька на Пасху на лошади проехал, а уж ты как по воздуху пролетишь, если только в Гнилушке не застрянешь», — вспомнил Сергей слова женщины, порекомендовавшей ему дорогу, и засмеялся.

По тому, как глубоко села машина в грязь, понял: придется повозиться. А когда бесплодно потратил целый час на попытку выбраться, к первому выводу прибавился и другой — о вынужденном ночлеге. Конечно, можно было вернуться в деревню, но мысль о двенадцати километрах в темную майскую ночь по такой дороге при начавшемся дожде заставила передернуть плечами.

Неудачливый шофер уже было задремал на заднем сиденье, когда послышались шаги и хорошо знакомый голос:

— Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной!

Дверца открылась, в луче фонарика — лицо Николая Краснова.

— Бивуак ты разбил в неподходящем месте, — засмеялся тот, протягивая крепкую руку.

— Как попал сюда? — искренне удивился Петров.

— Никакого чуда: звонил из соседнего сельсовета, сказали, что ты из деревни поехал в город через Гнилушку. Я за тобой — до деревни на лошади, оттуда пешком. В полной уверенности, что догоню тебя.

Они еще долго разговаривали. Потом Петров поинтересовался, как идет дело с розыском Шевылева.

— Далеки мы пока от него, — посерьезнев, ответил Краснов.

— А что говорят солдаты из его команды? Когда они с ним расстались?

— Не знаю. Я еще никого из них не нашел.

— Друг мой, а ведь… — Сергей посчитал на пальцах, — пять месяцев позади. Если ты так будешь искать Шевылева, то на одном этом деле до пенсии послужишь.

Это замечание, хотя и высказанное в шутливом тоне, задело Краснова.

— С чего я начал? — после небольшой паузы произнес Николай. — Фролов рассказал правду, но не всю. Ведь Шевылев с конниками не поехал после расстрела в свой штаб, а вернулся в Тупилино и стал доискиваться у согнанного к церкви населения, кто дал хлеб. По его приказу плетьми избили трех стариков, хотел он спалить всю деревню, но этому воспрепятствовал Фролов…

— Так вот почему он не упомянул об этом! Фролов, видать, не хотел, чтобы подумали, что он рассказал все это с единственной целью — иметь еще одно смягчающее обстоятельство…

— Возможно. Сразу после отъезда карателей люди пошли в лес искать раненых…

— Откуда о них стало известно?

— Да от Лукерьи.

— От кого?

— Когда тот боец пришел в деревню, он попал в дом к Лукерье. Ей тогда за сорок уже было. У нее он попросил хлеба для себя и троих раненых товарищей, рассказал, что они живут в шалаше в лесу, недалеко от деревни. Просил связать их с партизанами. Она дала ему хлеб, а вскоре и нагрянул Шевылев… Так вот, после отъезда карателей (их напугали выстрелы в бору) все — и старики, и дети — побежали в лес, нашли тело паренька, а недалеко — всего метрах в пятидесяти — и шалаш. Раненых принесли в деревню и после недолгого совещания поместили у Лукерьи в доме, на чердаке. Вся деревня выхаживала их, оберегала. И ведь какая выдержка — команда Шевылева неделю стояла в деревне и не знала об этих красноармейцах.

— Разве Шевылев еще раз был в Тупилине?

— Да, месяцем позже. И коней его солдаты ставили во дворе той самой Лукерьи.

— Неужели жители не запомнили ни одной фамилии?

— Солдаты разбили палатки на околице, с населением почти не общались…

Краснов бросил сигарету, прислушался к усилившемуся дождю, предложил:

— Давай запруды сделаем на дороге, отведем воду в сторону, а то в нашу яму натечет столько, что завтра и не выберемся.

Через полчаса они забрались в машину.

— Каким я представляю себе дальнейший розыск? — продолжил начатый разговор Николай. — Надо искать и Шевылева, и его солдат — очевидцев, а то и участников преступлений. «Команда Фрезнера» — вот начало и конец розыска. Начало нам известно…

Краснов говорил, а перед Петровым, как живая, вставала эта картина прошлого…

В два часа дня 26 декабря 1941 года весь личный состав Ржевского лагеря военнопленных, что размещался в бывших складах «Заготзерно», был выгнан на улицу. Люди, не получившие в тот день и обычной порции «баланды», сбились в кучу в тщетной попытке укрыться от пронизывающего декабрьского ветра. Перед строем появились комендант лагеря с переводчиком, с ними незнакомый русский в немецкой форме. Он прошелся вдоль строя, разглядывая лица.

— Бывшие красноармейцы! Большевистская армия разбита. Это понимают теперь все. Кто поумнее, это предвидел давно, — распахнул шинель, показал висевший на мундире, под клапаном правого нагрудного кармана, «железный крест». Фельдфебель Шевылев получил его за спасение генерала. — Вступайте в нашу армию, и вы будете иметь все: награды, почести, тепло и хлеб.

Он еще долго распространялся на эту тему, но стоявшие не вслушивались в его речь: прямо перед ними, в каких-нибудь двадцати шагах, на ящиках из-под снарядов были расставлены пятнадцать алюминиевых немецких котелков с кашей, пшенной кашей, запах которой щекотал ноздри, дурманил голову, переворачивал все нутро.

— Большевики агитируют словом, мы… — вербовщик протянул руку в сторону котелков, — делом. Кто первый добежит, тот зачисляется в мою команду. Работа не сложная: уничтожать партизан. Итак, раз, два, марш!

К каше побежало человек пять, потом из строя вышло еще четверо, еще двое, трое… Остальные стояли, глотали слюни, утихомиривая нестерпимо жгучую резь в желудках. Один котелок долго оставался нетронутым.

— Чего вы боитесь? — орал фельдфебель. — Разве сдохнуть с голоду легче, чем умереть от пули?

— От чьей пули? — послышалось сзади.

В это время строй поколебался, пропустив пожилого солдата с седыми усами, который двинулся вперед нетвердой походкой, ссутулив спину, принявшую взоры-выстрелы обессиленных, голодных, умирающих, но не потерявших мужества и чести людей.

Так была сформирована эта команда. Принцип — предательство, цена ему — котелок каши…

— Об это рассказал один из тех, кто стоял в строю. Рядом с ним был тот усатый, вышедший последним. Он был знаком с ним, когда-то помнил, как его фамилия, из какой местности, но теперь все это уже забылось.

— Если бы он вспомнил! — вздохнул Петров.

— И вот на Смоленщине, вскоре после тупилинского расстрела, команда Шевылева, охранявшая генерала, исчезает. Корпус остается, конников нет. Сотни документов — и никакой ясности. Данных о судьбе этих пятнадцати нигде нет. Они как сквозь землю провалились. Ты спишь? — неожиданно спросил Николай.

Сергей ответил не сразу.

— Мне кажется, надо начинать с другого конца. Необходимо поговорить со всеми людьми, даже с теми, кто видел этих конников хотя бы один раз или только слышал о них…

— Я уже разговаривал со многими из тех деревень, где останавливался Шевылев. Они мало что добавили к сказанному Фроловым, разве только прозвище, которым окрестили Шевылева в округе: «гунявый». Каратели останавливались там, где размещался штаб корпуса, и все местное население выгонялось, как правило, не только из домов, но и из деревни.

— Ты перебил меня. Так вот, надо поговорить со всеми без исключения: и кому тогда было восемьдесят лет, и пять. Случайно оброненная фраза, слово, примета — все, что могло сохраниться в их памяти, поможет нанести пусть маленькую, но новую черточку на портрет Шевылева и его солдат.