Читаем без скачивания Строки, добытые в боях - Николай Отрада

(«Первая треть»)

Если говорить о мироощущении поэтов военного поколения, то прежде всего следует обратить внимание на то, что всегда и во всем они чувствовали себя не мобилизованными, а добровольцами. Вот откуда переполняющее их стихи ощущение счастья. Оно вызвано необычайной внутренней свободой, окрыляющим подъемом духовных сил: ведь назвал же в суровых военных стихах Леонид Шершер «своею счастливой звездою пятикрылые звезды на синем, как небо, крыле». И надо, держа направление по этой счастливой звезде, пройти через все трудности и невзгоды, пройти передовым, как сапер, прокладывающий при прорыве путь через минные поля другим, чтобы получить право сказать, как Георгий Суворов:

Свой добрый век мы прожили как люди —И для людей.

(«Еще на зорях черный дым клубится…»)

Поэзия с точностью сейсмографа реагирует на малейшее расхождение между словом и делом. Высокие слова в стихах поэтов военного поколения оплачены самой высокой ценой — кровью, жизнью.

Белинский как-то заметил, что «время преклонит колени только перед художником, которого жизнь есть лучший комментарий на его творчество, а творения — лучшее оправдание его жизни». Стихи поэтов военного поколения объясняют их жизнь и подвиг, а их судьба была воплощением тех принципов, которые они воспевали. В этом одна из главных причин, почему поэзия их выдержала испытание временем. И сегодня, когда за нашими плечами тяжелый опыт войны, когда создана уже большая литература о Великой Отечественной войне и мы придирчиво читаем и перечитываем все, что о ней написано и пишется, — и сегодня эти стихи не нуждаются в снисходительном отношении и скидке. Нравственный мир, запечатленный в них, высок и прекрасен. Эти стихи — лирическая исповедь поколения, к которому принадлежали молодогвардейцы и Зоя Космодемьянская.

Я говорю о поэтах военного поколения, не разделяя павших и живых: вместе они ходили под пули, одно и то же чувство поднимало их в атаку, общим был пафос их стихов. «Естественно, что имена поэтов, утвердивших правоту своих первых слов ценой собственной жизни, — писал С. Наровчатов, — поколение внесло в почетный список тех, кем оно по праву гордится. Они объединили в себе слова и мотив — творчество и подвиг. Но не одним погибшим принадлежит право на такое единство. Павших смертью храбрых на полях священной войны и оставшихся в живых советских поэтов объединяет общий подвиг защиты отечества, тот неоценимый вклад, который внесли они в нашу победу. В их жизни и поэзии запечатлены лучшие черты поколения — непоколебимая верность идеалам революции, чувство величайшей исторической ответственности перед своей страной и своим народом».

Сейчас некоторым из поэтов военного поколения под пятьдесят, некоторые уже отпраздновали пятидесятилетие — это возраст творческой зрелости, возраст, когда подводятся первые итоги. Но до сих пор они вспоминают о фронтовой юности как о времени безграничной самоотверженности, подвижничества, невиданного душевного подъема, главных жизненных свершений.

Пусть, однако, не сложится ложного впечатления, что в те дни они были не по годам степенны или как-то отрешены от радостей и горестей, удовольствий и забот, обычно свойственных юности. Это не так. Не были они ни паиньками, ни кисейными барышнями, ни ортодоксальными «сухарями», ни «синими чулками». Юность их была распахнута жизни во всех ее проявлениях. Именно это особо хотел подчеркнуть Александр Фадеев, когда в «Молодой гвардии» характеризовал духовный облик этого поколения: «Самые, казалось бы, несоединимые черты — мечтательность и действенность, полет фантазии и практицизм, любовь к добру и беспощадность, широта души и трезвый расчет, страстная любовь к радостям земным и самоограничение, — эти, казалось бы, несоединимые черты вместе создали неповторимый облик этого поколения». Несоединимые черты дали цельный сплав. И цельность — одна из самых примечательных черт поэзии военного поколения.

В этот сборник включены всевозможные документы: письма, дневники, воспоминания, заметки из записных книжек и т. п. Они помогут тебе лучше представить, что было основой этой поэзии, на какой почве она вырастала. Документальные материалы не следует, конечно, воспринимать как простую иллюстрацию к тому, о чем пишут поэты, но внутренняя связь документальных отрывков со стихотворениями, стоящими рядом, несомненна. Немногие свидетельства очевидцев и документы не могут, естественно, отразить все грани такого исторического события, каким была война советского народа с гитлеровскими захватчиками; не отражают они и хронологии военных действий, но по ним можно судить, что в те суровые годы поэзия и жизнь были вместе, были нераздельны. Бессмысленно искать особого лирического героя этой поэзии. Биография ровесника, биография воина переднего края — солдата и офицера — и была биографией поэта.

Поэты, чьи стихи составили книгу, в большинстве своем и прошли войну солдатами и офицерами переднего края. Это была их повседневная служба, их жизнь — такая же, как у тысяч других солдат и офицеров, — с большими и малыми заботами, со своим особым укладом. Даже те из них, кто в ходе войны стали фронтовыми журналистами, сотрудниками армейских газет, до этого были «пехотой в поле чистом, в грязи окопной и в огне» (С. Гудзенко). И война в их стихах предстает такой, какой ее видел солдат, поднимающийся в атаку под огнем минометов и пулеметов, в осеннюю распутицу совершающий многокилометровый марш-бросок, отбивающий атаку вражеских танков; они рассказывали о себе, о том, что испытали сами.

Иногда о том, что описано в стихах, говорят — «поэтическое преувеличение», отделяя реальность от поэзии. Меньше всего это подходит к поэзии военного поколения, и включенный в сборник документальный материал со всей очевидностью показывает несостоятельность такой точки зрения. Больше того, бросается в глаза, что многие стихи сами являются своеобразным поэтическим дневником. Эту особенность поэзии военного поколения заметил Константин Симонов еще в дни войны, когда выступили первые представители этого поколения. Он писал: «…Судьба их самым крепким образом связана с тем, что они писали и пишут. В стихах да и в прозе, когда они пишутся на войне, может быть, от силы впечатлений, может быть, от сознания того, что жизнь твоя может оборваться, появляется прямая непосредственность, своеобразная „дневниковость“. Пишут о том, как ходили в атаку, о том, как рядом умер товарищ, о том, как отдыхают после боя, о том, как уезжают, и о том, как возвращаются на фронт… В каждом из этих стихотворений, я уверен, есть истинное поэтическое чувство и острый глаз очевидца… Мне очень нравятся люди, писавшие их, — талантливые, скромные, такие же труженики войны, как миллионы других людей, впитавшие в себя такой богатый запас впечатлений для своей писательской жизни, какой дай нам бог всем иметь».

С той поры, когда были сказаны эти слова, прошло уже четверть века. Но и сегодня поэты военного поколения возвращаются к тому, что было пережито ими на фронте, — столь богат оказался запас впечатлений военной юности.

До сих пор случайно уцелевшие генералы фашистского вермахта (да и некоторые деятели союзнических армий тоже) в своих мемуарах и военно-исторических работах, лишь только речь заходит о наших победах после горьких месяцев отступлений, сразу же обращаются к таким чуждым языку военных словам, как «необъяснимое чудо», «неразрешимая загадка», «непостижимый секрет». Оказывается, оперативные схемы и подсчеты огневой мощи раскрывают далеко не всё… Они не могут понять: почему стояли насмерть в Бресте и Сталинграде; почему умирали от голода, но не сдавались ленинградцы; почему бросались с гранатами под танки защитники Севастополя, а летчик не оставлял горящий самолет, направляя его во вражескую автоколонну; почему пленные и под пытками молчали на допросах и попавшие в окружение вызывали огонь артиллерии на себя. Вероятно, бессмысленно профессиональным военным, к тому же не очень заинтересованным в истине, рекомендовать в качестве серьезного источника стихи. А между тем эти стихи о правде и красоте, о долге и справедливости, о Родине и революции, о юности, возмужавшей в огне войны, проливают яркий свет на то, что составило нашу несокрушимую военную силу. Советский характер, с такой силой и яркостью выразившийся в этих стихах, и был одним из главных «секретов» нашей победы, объясняющих, почему война, начавшаяся так страшно для нас июньским утром 1941 года, через четыре года закончилась в Берлине полным разгромом третьего рейха.

…Сколько поколений молодых людей жаловалось на то, что они опоздали родиться, что не успели к великим историческим событиям. О моем поколении нельзя сказать, что оно опоздало родиться. Мы попали вовремя, мы повидали такое за несколько лет, что другим не увидеть и за долгую жизнь… Мы были горды и за страну, и за самих себя лично. Мы выдержали испытание…