Читаем без скачивания Конкистадор - Геннадий Демарев

Ради торжественного приёма дорогого гостя дед влез в огромные долги, ведь следовало помнить, что вместе с королём пожалуют и его приближённые, друзья, подхалимы и слуги. Всю эту ораву надо чем-то накормить, где-то разместить их лошадей и так далее. Дед, когда пред ним открылась вся горькая правда предстоящего мероприятия, ужаснулся, но отступать было слишком поздно. Да и выхода не было, кроме надежды на покрытие всех расходов королевской дланью. Помимо этого, он надеялся, что визит правителя устроит судьбу его сыновей. Что касается последних, это были два крепких парня, едва грамотных, зато сильных телом и воспитанных в лучших традициях испанской аристократии. Им бы на службу к королю, им бы выдвинуться на военном поприще, да ведь только на это тоже требовались деньги, деньги, деньги…

Хлопоты и приготовления продолжались в течение нескольких недель. Наконец наступил день, когда не только семейство графа де Веласкеса, но и соседи могли воочию узреть Величество, соблаговолившее посетить захудалый городишко Хака. В те времена наше селение наполовину состояло из французов, поскольку Наварра не раз переходила под опеку французской короны или же на некоторое время обретала автономию. Прямым следствием влияния французов стало распространение протестантизма, что, впрочем, нисколько не мешало мирно и дружно сосуществовать соседям. Протестанты даже одевались как-то свободнее, чем католики, отвергали крестное знамение, иконы, мессу и, конечно, папу римского. До тех пор они ещё не ведали, что такое святая инквизиция и Варфоломеевская ночь…

В тот день, как раз перед въездом в Хаку, Фердинанду доложили о том, что в столице что-то не ладится. В тот же миг сиятельная улыбка сменилась мрачным настроением. Король не замечал ничего, а на верноподданнические улыбки и приветствия каких-то Веласкесов он попросту не ответил. Ел он так мало, что поневоле создавалось впечатление, будто пища пришлась ему не по вкусу. Между тем, его многочисленная свита опустошала сады и лавки соседей, топтала копытами лошадей их нивы и цветники.

Закончив трапезу, Фердинанд встал, чтобы совершить благодарственную молитву. И тут ему бросилось в глаза, что не все присутствующие осеняют себя крестным знамением!

Что было дальше? Не стану углубляться в подробности; замечу лишь, что дед ничего не получил, а спустя несколько дней в Хаку приехали мрачные личности в монашеских одеяниях, которые хватали всех, кого подозревали в принадлежности к протестантизму. Естественно, немало семей потеряли кормильцев и обвиняли в этом именно семью де Веласкес. Деду ничего не оставалось, как переселиться в Бургос, а затем – в Саламанку. Королевскую службу ему пришлось оставить, как и семью: он скончался вскоре после того, как обосновался в Саламанке.

Что касается двух его сыновей, следует сказать, что старший из них, Диего, под вымышленным именем отправился в одно из тех безнадёжных плаваний, из которых редко кто возвращается, а младший, Фернандо, взялся за ум. Это позволило ему закончить колледж и стать преподавателем в нём. Позже, когда появился на свет ваш покорный слуга, он уже числился в свите Карла Пятого, где занимался невесть чем, за что получал неплохое жалованье.

Я родился в 1510 году, чем несказанно обрадовал родителей. К тому моменту они тщетно ожидали ребёнка более десяти лет. В природе, видите ли, иногда происходят довольно странные вещи, одной из которых можно считать деторождение. Здоровые люди, несмотря ни на что, почему-то не могут зачать ребёнка, и в этом благородном деле не в силах помочь ни лекари, ни молитвы, ни молебны. Признаться, я, после всей своей богатой на приключения жизни, не очень-то доверяю как первым, так и вторым и третьим, и мне кажется, что для того, чтобы женщина забеременела, нужно нечто иное. Уж так повелось, что католическая церковь в своём фанатизме вскричала, что любовь – это грех (хотя в первой главе Библии написано: «Живите и размножайтесь.»)… Во всяком случае, теперь вы можете понять, почему моему появлению так обрадовались и почему в этом доме в течение последующих лет все терпели моё непослушание. Кроме того, ввиду пропажи дяди и отсутствия у него детей я оказался единственным наследником родового имени. Мне прощалось всё – от разорванных панталон до выбитых окон, от драк со сверстниками до издевательства над животными и людьми. Да, именно людьми. И сейчас нахожу уместным поведать об этом подробнее.

Началось всё с того, что когда мне исполнилось лет пять или шесть, старшие мальчишки научили меня новому развлечению, которое заключалось в привязывании к кошачьему хвосту колокольчика или иной дребезжащей вещицы. Наблюдать, как испуганное животное беспорядочно носится по двору – это ведь несравненное удовольствие. Во всяком случае, мне тогда так казалось. А всё – по причине избалованности и пресыщения родительским вниманием. К слову, те способы развлечения, которые избирал я, показались бы вам актами доброй воли в сравнении с «развлечениями» его величества Филиппа Второго. Излюбленным его развлечением считалось втыкание острых спиц в головы четвероногим…

Однажды перепуганная кошка выбежала из двора и в припадке страха набросилась на приходского священника. Это был пожилой человек со слабым сердцем. От неожиданности он упал и был вынужден провести несколько дней под наблюдением лекаря. Конечно, он понял, кому обязан счастьем вынужденного отдыха, кто именно мог привязать к хвосту животного колокольчик. Спустя неделю после случившегося он велел меня изловить и порядочно попотчевал розгой.

Я затаил обиду. Как вы, наверное, знаете, милостивый государь, мы, – испанцы, – люди порядочно злопамятные, в особенности насчёт того, что называется оскорблением, унижением чести и достоинства. Быть может, это происходит от того, что мы проживаем в суровых краях и обделены с раннего детства как лаской, так и самым необходимым?..

Каким образом ребёнок может отомстить взрослому человеку, к тому же облачённому в рясу? Да в католической Испании подобное никому и в голову не придёт! Но всё же я кое-что придумал на сей счёт.

Была у нас небольшая собачонка, весьма шаловливая и хитрая. Я приучил её цепляться зубами за конец верёвки и висеть. Вскоре наступил момент, когда я провёл серьёзную репетицию, прицепив такую верёвку к капюшону матери. Собака бесшумно подбежала и, схватившись зубами за конец, повисла на нём. Уже через день подвернулся случай для мести, когда мой враг выходил из храма. Незаметно прицепив верёвку к воротнику его плаща, я спрятался и стал ждать. Моя сообщница, заметив вожделенный конец верёвки, не заставила себя ждать. Видели бы вы насмерть перепуганного аббата, беспорядочно размахивающего руками – бледного, с вытаращенными от ужаса глазищами!..

Однако именно этот случай стал переломным в моей судьбе. Драгоценное здоровье святого отца пошатнулось окончательно, а меня в срочном порядке определили в школу, в которой царили весьма строгие порядки. Увидев воочию, как там обращаются с нарушителями и лентяями, я немедленно взялся за ум и вскоре продемонстрировал чудеса прилежности, благовоспитанности и познания. В отличие от представителей простонародья, которые учились вместе со мной, меня обучали верховой езде, фехтованию и прочим премудростям, которые могли когда-то пригодиться отпрыску дворянской семьи. Вместе с нами проходили обучение немало детей сомнительного происхождения, или так называемых внебрачных. В их числе был и Гонсало Писарро, приехавший из Трухильо. Поговаривали, будто отцом ему и его старшим братьям приходился некий гранд, который по каким-то причинам не мог официально вступить в брак с его матерью, простой крестьянкой. Что ж, в числе множества предрассудков, порождённых церковью, существует и такой. На мой взгляд, дело обстоит просто и ясно: встретились два человека, полюбили друг друга, нажили детей; почему бы не пожениться? Но нет, святая церковь не может позволить такую роскошь; причём, только потому, что он принадлежит к высшему сословию, а она – к низшему. А то, что его официальная супруга не способна родить ребёнка, церковь не интересует. И какое ей вообще дело до чужих отношений?..

Ещё в то время Гонсало был мальчиком весьма уязвимым в вопросах чести. Он признавался, что в Трухильо его дразнили бастардом даже взрослые. Наверное, именно сие обстоятельство способствовало формированию в этом человеке величайшего себялюбия, подлости, хитрости, завистливости. Увы, в те годы мне было не дано рассуждать о людях с такой философичностью, поэтому я не сумел различить негативных задатков в товарище и подружился с ним. Мы жили в одной комнате, благодаря чему я имел возможность помогать ему постигать всё, что ему с трудом давалось – историю, риторику, богословие, грамматику, математику. Мы делили не только комнату, но порою и хлеб: когда Гонсало бывал наказан карцером, я втайне приносил ему пищу, которую удавалось припрятать за обедом.