Читаем без скачивания Дух свободы - Александр Верт

– Не забудь, что фоткать надо две стороны, а то ты можешь, – сказал Кирилл ему вслед.

Потом они ждали друга, отходили подальше от школы, где был участок, на ходу кивая ребятам из независимых наблюдателей, которые сидели на стульях, на крыльце, раскладных, словно они тут на рыбалке. Главное было показать им белые браслеты на руке, чтобы они знали, кто тут за кого голосовал. Те кивали и делали записи. Называется – крутились, как могли, в свободной правовой стране. На «Голос»[6] фотки отправляли уже с Сережей, отойдя от участка как можно дальше, а то мало ли.

Это самое «мало ли» витает в воздухе уже больше месяца.

– Не поеду в центр, а то мало ли?

– Давай не будем в центре встречаться, а то мало ли?

– На проспекте? О нет! Я не хочу, а то мало ли?

И почему тогда это самое «мало ли» никого по-настоящему не пугало, а так только по мелочи, и не важно, что автозаки выстраивались в колоны в городе, а ОМОН[7] бродил по улицам. Теперь даже вспоминать это было страшно.

Мало ли, в мирное время в центре республики, и вот теперь у Вити недоступен телефон, у Вити, который с ним не расставался и всегда заряжал.

«Ты там хоть жив?» – написал Кирилл тому в личку, потому что в голову полезли действительно страшные мысли.

«Жив, конечно. Хуй я помру, пока мы режим не свалим», – ответил Витя, хоть и не сразу, а ведь раньше он не матерился, особенно в сообщениях. Интеллигент ведь.

«А я приехал»

«Молодец», – как-то странно ответил друг и, пока Кирилл думал, исчез из сети.

Самому Кириллу было и обидно, и стыдно, что он все это время не был в Минске, мать еще в день выборов почему-то насела, что срочно надо починить крышу в доме в деревне.

– Какая разница? Зачем сейчас? – не понимал он, но она просила, и отец настаивал, вот он и согласился, а теперь ехал назад с отцом и нервно стучал телефоном по колену.

«Починил крышу, да видимо не ту», – подумал Кирилл и поежился, видя, как в сторону центра опять поехала колона автозаков. Эти темно-зеленые машины уже никого не удивляли и даже не пугали, только внутри что-то сжималось, и кулаки сжимались сами так, что Кирилл чуть телефон свой не раздавил.

– И когда это началось? – спросил задумчиво отец Кирилла, глядя на эту колону.

– Когда? С цепи солидарности[8], – рыкнул Кирилл, – хотя нет, раньше и это наша вина.

– В смысле? – не понял отец.

– В прямом, ты ведь все понимаешь! Ты же из Минска меня увез, чтобы я никуда не пошел, потому что знал, что что-то будет, и вот оно есть!

Мужчина потупил взгляд, но ничего не сказал, зато Кирилл эмоций своих постыдился. Да, он хотел с друзьями пойти и посмотреть протоколы комиссий на ближайших участках, но он сам по-настоящему не верил, что все обернется так, вот и уехал, даже на сообщение Сережи, что, мол, говорят, интернет отключат, не обратил внимания, не поверил, посмеялся.

«Ну бред же. Это же во вред государству», – подумал он, а интернет все равно отключили, а крыша чинилась.

– Извини, – сказал он отцу.

– На самом деле ты прав, – сказал пожилой осунувшийся педагог на пенсии. – Мы сами ему это позволили.

Кирилл ничего на это не сказал, только телефон закинул обратно в рюкзак. Больше всего его пугало, что друзья почти ничего не хотели говорить о происходящем. Приедешь – поговорим, – говорили они с тех самых пор, как появился интернет, они-то первое время вообще думали, что дело просто в деревне, живет-то в ней три старика и собака, может, и сеть тут такая себе, никогда хорошей не была, а тут совсем упала. Бывает.

«У нас все бывает, а потом хрен найдешь, где конец», – мысленно ругался Кирилл, глядя на последний автозак.

У дороги уже были люди, опять с шарами, цветами и лентами. Кириллу было даже стыдно им махать не потому, что он не с ними, а потому, что сейчас мать наверняка заплачет и скажет, что он не должен никуда ходить, что она не выдержит, если с ним что-то случится, а она действительно не выдержит, и отец тоже. Соврать им и сказать, что он никуда не пойдет, а потом, если что случится, его и искать не начнут сразу.

«Театр абсурда»[9], – думал Кирилл и едва не вздрогнул, когда отец внезапно ударил рукой по рулю, сбрасывая скорость до двадцати километров в час, как шутили в Минске – единственной разрешенной скорости по новым правилам движения.

– Уроды, – внезапно вырвалось у мужчины, но, глядя, как загудела толпа у дороги, как разномастные женщины машут руками, приветствуя его, как своего, перестал злиться. – Ты собираешься сегодня на Марш за свободу? – спросил он.

– Откуда ты знаешь про марш? – удивился Кирилл.

Он уже как-то привык, что протест объявили телеграммным, а всех, у кого его нет, вычеркнули из списка участников, потому что всеми управляют кукловоды, только те почему-то то с России, то с Украины, то с запада, хотя когда это Лукашенко в своих речах не путался в показаниях? Это уже никого не удивляло, да и всерьез его слова уже никто не воспринимал. «Овцам», «наркоманам», «безработным» и «проплаченным»[10] уже хватило слов и оскорблений сполна.

– Мне друг звонил, сказал про марш, спрашивал, приеду ли я.

– А ты?

– Сказал, приеду, но, мол, не знаю, пойду ли. Опасно же, а теперь точно пойду, – сказал мужчина и, улыбаясь, помахал последней женщине в колоне, явно «самой продажной» старушке с тростью и цветами.

Кирилл посмотрел на нее с сочувствием, понимая, что сейчас народ прикрывается женщинами[11], почти как щитом, и не ясно, как долго это будет работать. Ощущение, что в любой момент могут начать стрелять, Кирилла не покидало, хотя он был далеко, но успел насмотреться таких видео, что волосы на затылке шевелились, а о молчании СМИ и