Читаем без скачивания Песнь крови - Глен Кук

— Где Святоша с Варом? — спросил парень с ледяными глазами.

— Вас ищут, если их девки по пути не перехватили, — сообщил Су-Ча.

Человек, к кому друзья обращались Ездок, глянул наконец на прибитый к стене труп отца:

— Он знал и ожидал — но не думал, что так рано и страшно.

— Триста лет — поверить трудно, — протянул Чаз задумчиво. — А выглядит-то как молодо!

— Рано или нет, но огонь перешел к другому, — ответил Ездок, и глаза его сделались еще холоднее.

— Ездок, мы готовы, — сообщил Су-Ча.

Тот внимания на слова беса не обратил.

— Чаз, ты уверен: сюда никто не забирался? О смерти знаем лишь мы и убийцы?

— Я был рядом. Он сказал: «Хочу проверить кое-что». Я снаружи ждал. Он чего-то задержался. Потом слышу: завопил. Пока я добежал — он вот так, пришпиленный.

Ездок подошел к окну, глянул на башню посреди площади. Хотя до начала праздника оставалось еще полдня, зрители уже собирались.

— Стреляли с башни, с платформы для прыжков. Чаз, ты побежал за Су-Ча. Сколько ты отсутствовал?

— Две минуты.

— Значит, у гостя не было времени уничтожить послание отца.

— Послание? Мы ничего не нашли…

Ездок поднял руку, предостерегая, прислушался.

— Слышал что-нибудь? — спросил у Су-Ча, указав на вход.

Бес покачал головой, но скользнул к двери. Он уже привык к отточенному восприятию Ездока. Старый колдун натренировал сына до пределов человеческих возможностей. У двери бес испарился, через минуту воплотился снова.

— Никого. Но кто-то мог быть. Рассыпанный песок потревожен.

Среди достоинств беса значилась и удивительная память на ничтожнейшие мелочи.

Ездок кивнул. Затем собрал то и се из лабораторных закромов, запустил несложное заклинание. Бросил на пустой участок стены щепотку оранжевого порошка.

— Слова! — выдохнул Чаз.

— Последнее напутствие отца. Я давно подозревал: оно здесь, ждет, пока смерть хозяина проявит его.

Шагнул к стене, провел ладонью — порошок засветился.

Сын, твое время пришло. Я подготовил тебя как мог. Защити Шасессеру от волков снаружи и червей внутри. Довольство и процветание всегда порождают множество врагов, коварство их беспредельно. Ты не будешь знать ни минуты покоя. В купальне на Савернской стороне, в месте, какое я тебе показывал, найдешь имена тех, за кем нужно непрестанно наблюдать.

Не теряй времени на траур по мне. Враги Шасессеры ждать не станут. Они действуют уже сейчас, когда ты читаешь эти слова.

Жерк-старший затруднялся с выражением отцовской любви даже письменно.

— Вот и все, — заключил Жерк-сын. — Он постоянно обновлял список тех, в ком сомневался, но я не знал, где ж он его хранит.

Провел ладонью по стене — слова исчезли. Подошел к окну.

— Чаз, ты говорил: снаружи завопили?

— Да.

— Интересно, как долго имя отца сможет отпугивать врагов? — произнес Ездок задумчиво, не оборачиваясь. — Он не любил убивать их — просто отгонял. Наверное, с десяток колдовских орденов только и ждали его смерти. Один уже точно на марше. Если хотим перехватить отцово наследство до того, как оно попадет в чужие руки, — действовать нужно быстро.

Помощники закивали, Чаз вздохнул тяжело. Наследство Жерка обсуждали не раз. Хоть Защитник и не был тираном в обычном смысле, безопасность Шасессеры держалась на ужасе перед Жерком-старшим. Но чародей исчез — и сильные мира сего тут же ринутся грабить показавшееся беззащитным. И чужие, караулящие у границ, и свои: кое-кто из высшей знати и королевских чиновников, церковники, богатые купцы, даже бандиты.

— Хаос, — заключил Жерк-младший. — Эта тварь уже разинула пасть, чтоб сожрать нас.

— Простолюдины захотят видеть сына на месте отца — продолжателем его дела.

— Захотят, кто ж спорит. Но у них нет власти. Тех, кто мечтает поживиться за счет Шасессеры, не волнует мнение народа. Они слышат только голос власти и денег.

— А сколько тех, кто забывает и самую жизнь ради сладкого дела мести? — пробормотал Су-Ча.

Ездок снова не обратил внимания на слова беса.

— Нужно поскорей осмотреть башню. Убийца мог оставить следы.

Все вышли из комнаты — и никто, даже бес, не заметил, что за пару секунд сделал Ездок, шедший последним.

3

Святоша с Варом двигались к Скале.

— Кто-то его уже наверняка отыскал, — заключил Вар.

— Воистину так, — поддакнул Святоша.

Прозвище свое он получил за платье, манеру говорить и непрестанные попытки обратить компаньонов в невразумительную веру родной страны, Фристы. Вряд ли он и сам себя воспринимал серьезно — слишком уж легко поддавался искушениям.

Они завернули за угол и чуть не уткнулись в низкорослого груболицего крепыша, удивительно похожего на гориллу. Тот выпучил глаза, охнул и бросился наутек.

— Злые бегут от своей нечистой совести! — возгласил Святоша.

— Славно сказано, брат. Ставлю десять против одного, этот чудик замешан в историю с Ездоковым папашей.

— Азартные игры — ловушка дьявола, — сообщил Святоша. — Ни к чему ставить, к ногтю его, и все.

— У меня идея получше. Видел, куда он метнулся? Вверх по Цветочной! Вроде нездешний он — может, и не знает, как спрямить через Бликову аллею.

— Я на аллею, ты — гони его.

— Лентяй!

Святоша и в самом деле отличался ленью.

— Ты гляди-ка — быстрый, однако!

Несмотря на короткие ноги, коренастый двигался с поразительной скоростью.

— Ветер страха несет порочных!

— Хватит, Святоша! Давай наперерез и лови его!

Святоша нырнул в аллею, сутана — как черное облако.

Аллея была темной, извилистой, шириною чуть больше сажени, заваленной мусором и опасной.

Из сгустка теней вынырнула стая коренастых крепышей.

— Засада?! — охнул Святоша.

Позади затопали — все, выхода нет.

Но Святоша случая подраться не упускал никогда. А драться он умел куда лучше, чем заподозрил бы любой встречный. Испустив леденящий кровь визг, Святоша бросился на толпу.

Те неприятно и сильно удивились: тощие Святошины руки заканчивались кулаками тверже камня. И били они, как молотки. Крепыши рычали, охали, падали, вскакивали, путались и старались кинуться сообща. Святоша же вытянул длинный кожаный кисет, набитый песком, и принялся раздавать затрещины. Двое коренастых легли и больше не встали.

Тут подоспели задние, и Святошу захлестнуло множество заскорузлых рук и ног. Кто-то выхватил кисет и принялся махать наобум, попадая по своим чаще, чем по Святоше.

Но вдруг в глазах у Святоши потемнело, и он обеспамятел. Над ним, распростертым, стояли четверо, тяжело дыша и потирая ушибы.