Читаем без скачивания Брак по договору (СИ) - "Танна"

Я охрипла от собственных криков. Он снова ударяет меня по лицу так, что в глазах темнеет.

А потом исчезает…

Надо мной склонился мужчина. Он что-то говорит, но я не могу ничего понять. Отбиваюсь, когда он пытается меня поднять.

— Тихо. Он больше не причинит тебе вреда — голос настолько жесткий и твердый, что я затихаю. Моргаю, пытаясь прийти в себя.

— Ты как? Порезы еще где — то есть? — спрашивает меня.

— Не знаю — сипло шепчу, смотря на свои руки. Кровь.

— Сейчас скорая приедет и полиция. Ничего не бойся. Я буду рядом — он прижимает меня к своему телу, и я цепляюсь за него так, словно он единственная опора. Реву. Громко, шумно, истерично.

Он что-то говорит, но я не слышу. Все как в тумане.

А потом была скорая, больница, полиция. Обработка ран, куча вопросов, заявление. И бледная мама, которая тихо плакала, сжимая мою руку.

Капельницы, врачи, уколы.

Я смотрела в потолок, все еще приходя в себя.

За окном ночь. Мне не спится. Хотя, недавно вкололи успокоительное.

Маму отправили домой, несмотря на то, что она хотела остаться.

Прокручиваю в голове сегодняшний день и крепко зажмуриваюсь, когда перед лицом возникает образ: мерзкая физиономия мужика, который пытался меня изнасиловать. Его отвратительный голос настолько отчетливо звучит в ушах, что я прикрываю их руками, пытаясь избавиться от фантомного ужаса.

Исчезни, уйди уже — мысленно стону, пытаясь прогнать мерзкий образ.

Где — то в коридоре хлопает дверь и зловещий дурман развеивается.

Заходит медсестра. Проверяет меня, спрашивает, как себя чувствую.

Как? Не знаю. Не могу заснуть.

Она снова ставит какой — то укол, и спустя полчаса мне удается заснуть.

Просыпаюсь с ощущением того, что на меня кто-то смотрит. Сильно пугаюсь и резко распахиваю глаза: возле меня стоит мужчина. Память судорожно обрабатывает его образ и я понимаю — это тот, кто вчера меня спас. Мужчина, благодаря которому не случилось непоправимое.

Робко улыбаюсь и здороваюсь:

— Здравствуйте — выходит хриплым шепотом. Говорить нормально пока не получается. Вчера я накричалась так, что до сих пор болит горло.

— Здравствуй. Как себя чувствуешь? — он пристально рассматривает мое лицо и руки. Только сейчас до меня начинает доходить, что выгляжу я наверняка отвратительно: от того, как меня бил вчерашний ублюдок, на руках проступили темные синяки. Даже боюсь представить, что там происходит с моим лицом.

— Получше — пытаюсь преодолеть неловкость, которая вдруг затопила меня с головой — Спасибо вам большое. За то что спасли — шепчу, а на глаза наворачиваются слезы.

— Не стоит плакать, теперь все хорошо. Выздоравливай — сказав это, он разворачивается и выходит из палаты. А мне хочется бежать за ним вслед. Вернуть его назад и благодарить еще тысячу раз.

Закрываю глаза, а по щекам текут слезы.

Не знаю, сколько я так пролежала, но очнулась от испуганного голоса матери:

— Доченька, болит что — то? — она осторожно погладила меня по голове.

— Нет — ответила, открывая глаза. Меня напичкали таблетками и поставили столько уколов, что я даже не могу сейчас сказать, болит ли что-то.

Мама садится на стул и берет мою руку. Плачет. Мне хочется пожалеть её, успокоить. Сказать, что все будет хорошо. Но слова даются с трудом.

— Тшш, милая. Доктор сказал, тебе сейчас поменьше говорить. Скоро горло перестанет болеть и голос вернется — он сжимает мою ладонь несильно.

— Долго мне еще здесь лежать? — произношу с трудом.

— Неделю точно. А там видно будет. Я принесла твои любимые фрукты и сок. Еще пирожки, но сказали тебе их пока нельзя — мама начинает суетиться, раскладывая принесенные вещи и фрукты в тумбочку. А я…

Я очень сильно хочу помыться. Сейчас мне это жизненно необходимо.

— Мам, я хочу в душ — шепчу, касаясь ее руки.

— Сейчас сбегаю, узнаю — она ободряюще улыбается мне и выходит из палаты.

2

Моюсь долго, с остервенением стирая мочалкой следы. Кожа горит. Кажется, что каждая клеточка тела пропиталась мерзкими прикосновениями того наркомана. Ага, полицейские сказали, что он был под наркотой. Когда его задержали, он был совсем невменяемый. Нёс всякую х**ню. А я просто шла не в то время и ни в том месте. Мне повезло, что рядом оказались неравнодушные люди. Но теперь этому наркоману грозит реальный срок за причинение вреда и попытку изнасилования. И я пойду до конца. Не успокоюсь, пока он не окажется за решеткой.

Тело уже скрипит от чистоты, но я все равно провожу мочалкой раз за разом, пытаясь смыть невидимые прикосновения. Кто-то из пациентов пытается ломиться в душевую. Настойчиво стучат и требую освободить помещение. Но мне все равно. Не выйду, пока не почувствую себя достаточно чистой. Мне кажется, что следы его пальцев, пробрались внутрь, под кожу. Бросаю мочалку и долго стою под струями воды, закрыв глаза.

Мама сказала, что врач посоветовал мне обратиться к психологу. Сначала я была резко против: мне не хотелось снова пережить то что произошло. Но мама волновалась. Схожу, чтоб она успокоилась. Хотя не верю, что мне помогут беседы с незнакомым человеком. Тем более с бесплатным психологом. На платного у нас денег нет. А те, кто работают на бюджетной основе, им вообще плевать на приходящих к ним людей. Возможно, где — то и есть те, кто действительно работает, вкладывая душу. Но это где — то в другой реальности. Но ради мамы я соглашусь.

Вытираюсь полотенцем и смотрюсь в зеркало. Лицо выглядит ужасно: разбитые губы и синяки. Размокшие раны от ножа теперь не выглядят так страшно, как мне казалось. Мне еще повезло, что этот урод не порезал сильно. Царапины заживут, а вот страх надолго поселится в душе. Даже не представляю, сколько нужно времени, чтоб все это забыть.

Надеваю халат и собрав все моющие принадлежности в пакет, выхожу. За дверь стоит женщина и начинает громко возмущаться:

— Что это такое? Два часа в душевой! Совести совсем нет. Нам ведь тоже… — она вдруг резко замолкает, уставившись мне в лицо. Сдавленно охает и прижимает ладонь ко рту. Вижу в ее взгляде жалость и сожаление от собственной грубости.

Я иду в палату, не собираясь ничего ей отвечать. Моё лицо всё сказало за меня.

К четырем приезжает Машка. Она ревет, уткнувшись мне в шею. И когда я ее пытаюсь успокоить, мне становится немного легче на душе. Подруга, будто частично, забирает мои страдания и боль. Пусть это и временно, но я рада, что она здесь и поддерживает меня.

— Не реви, Марусь. Скоро снова стану как огурчик — голос мой еще не до конца вернулся. Звучит немного грубовато. Но это тоже пройдет. Все проходит, рано или поздно.

— Я чувствую себя ужасно виноватой. Если бы тогда не ушли, а проводили тебя, ничего этого бы не случилось — всхлипывает он, смотря на меня виноватым взглядом.

— Глупости говоришь, Маш. Ты здесь совсем не причем — возмущенно заверяю её я.

— Знаю, но всё равно чувствую себя виноватой.

— Пройдет. Просто перестань корить себя — сжимаю её ладонь. Машка шмыгает носом и достает косметичку. Начинает приводить себя в порядок.

— Оставишь мне тональник, а то у мамы забыла попросить привезти — прошу ее — Не могу уже смотреть на эти синяки.

— Конечно. Я тебя вообще все оставлю — она быстро приводит себя в порядок и передает косметичку мне. Я убираю ее в тумбу. Завтра с утра замажу синяки. Полностью вряд ли получится, но хоть такими яркими не будут.

— Знаешь, Миша меня пригласил съездить на этих выходных к своим родителям. Познакомиться. А я очень боюсь. Вдруг, совсем им не понравлюсь — она кривит губы — Да и вообще, зачем так рано знакомиться? Мы вместе всего четыре месяца. Я совсем не готова к подобному — жалобно заканчивает она.

— Серьезный шаг — улыбаюсь я — А ты не хочешь познакомить его со своими?