Читаем без скачивания После конца - Эми Плам

- Я прочёл для тебя череп, - говорит он. - Завтра в южной части ты найдёшь оленя. Хорошо выспись, а утром первым делом направляйся туда.

Я киваю. - Я отправлюсь на рассвете.

- И будь осторожна...

-... не пересекай границу. Я знаю, Уит. Я буду осторожна, - обещаю я.

- Хорошо, тогда. Я ухожу, - говорит он и собирает мешок на санях.

Из соседней юрты выходит мой папа и начинает поддразнивать Уита:

- Снова убегаешь?

- Ненавижу долгие прощания, - улыбается в ответ Уит. - И меня не будет всего две недели.

Он разворачивается и, закинув рюкзак на плечо, по тропинке уходит в лес.

- До сих пор не понимаю, почему Уит не ходит в походы с собаками, - говорю я.

Мой отец опускает руку мне на плечо и идет со мной вместе назад к нашему дому. - Он делает вещи по своему, - отвечает он.

Мы подходим к основной стоянке. От запаха готовящихся обедов и теплого дыма, исходящего из юрт, у меня урчит в животе.

Мы с папой проходим в дверь и обнаруживаем Беккета с Нерудой, лениво лежащих у костра, и внимательно наблюдающих за закипающим в котле мясом.

Когда я вешаю свой арбалет на перекладину и начинаю снимать мокасины с курткой, папа интересуется:

- И как дела у моей воительницы? Уит сказал, что отправил тебя на охоту.

- Ухожу завтра утром, - отвечаю я.

Разложив лосиное мясо по чашкам, он передаёт одну, вместе с ложкой, мне. Мы садимся у костра, и я, подув на полную ложку, немного откусываю. Ощущая тепло и безопасность нашей юрты, я в тысячный раз задумываюсь о том, как же нам повезло. Мы с папой есть друг у друга. У нас хорошая жизнь, в то время как мир вне наших границ - только радиоактивные зоны, толпы мародерствующих бандитов, и для кого-то еще, пережившего Третью Мировую Войну, существование заполнено страданием и отчаянием.

Глава 2

МАЙЛС

- Как я уже говорила, я застала вашего сына за списыванием на экзамене.

Госпожа Кокран, учитель английского, доставая мою свёрнутую шпаргалку, делает такое лицо, словно она почувствовала запах чего-то протухшего. Я стараюсь не показывать своих эмоций при папе и директоре, но усаживаюсь на стул.

- С каких это пор, за списывание выгоняют из школы? - восклицает папа.

Мистер Риггз, директор, смотрит на моё личное досье и проводит пальцем вниз по странице.

- С тех, когда у ученика уже есть два предупреждения за пронос алкоголя и наркотиков на территорию школы.

Мой папа прочищает горло.

- Ну, возможно, мы можем это уладить, как и в предыдущих случаях, - говорит он глядя на миссис Кокран. Если бы ее здесь не было, то разговор давно бы перешел на тему благотворительного пожертвования компанией моего отца для школы, но судя по серьезному выражению лица мистера Риггза, я сомневаюсь, что это сработает в этот раз.

- Что ж, да, знаю, в вашем случае бывали смягчающие обстоятельства, но мы не можем продолжать делать исключения из правил для вашего сына. В Биллингстонской академии с правилом трёх предупреждений строго, и боюсь, что я вынужден применить его и в этом случае.

Через несколько дней папе позвонили из приёмной Йельского университета и сообщили, что мою заявку будут рассматривать до тех пор, пока не получат доказательства того, что я "прохожу воспитательные работы из-за недопустимого поведения". И вот тогда папа придумывает план с почтовым отделением.

Глава 3

ДЖУНО

Моя стрела попадает прямо в крупного оленя, и он тяжело оседает на землю. Закинув арбалет на плечо, под хруст нетронутого снега я быстро бегу по полю к ещё живому зверю и опускаюсь на колени.

- Спасибо, - говорю я, вытаскивая нож из-за пояса. Поглаживая жесткий мех на морде животного, я смотрю прямо в его огромный стекленеющий глаз. А затем перерезаю ему глотку.

Некоторые из наших охотников входят в длительный духовный контакт с животным, прежде чем убить его. Но Уит однажды сказал мне, что уважительное отношение и слова благодарности приравниваются ко всем высоким словам в мире. Должна признать, что согласна с ним.

Очищая свой нож снегом, я свистом подзываю Беккета и Неруду, чтобы они привезли сани. Но они и так несутся ко мне, рассекая ледяные сугробы своими трясущимися от возбуждения телами. Я закидываю кожаные ремни на зверя и втыкаю железные штыри в нижнюю часть туши, чтобы затем её перевернуть.

Этот олень весит, наверное, килограммов девяносто - в два раза тяжелее меня, но с помощью ремней и собак я быстро ухитряюсь затащить его на сани. Оставшаяся на снегу волнообразная тёмно-красная линия такая же яркая, как ленты в венках из белых лилий.

Закрепляя оленя на санях верёвками, я вдруг слышу нечто странное: громкий хлопающий звук, похожий на взмахи тысячи орлиных крыльев, совмещённых в единый ровный ритм.

Я уже слышала этот звук, но только лишь из безопасного убежища. Это аэроплан. Означающий только одно - бандитов. Ритм сердца учащается, а я замираю и всматриваюсь в небо.

Почему Уит не предвидел этого и не спрятал общину? Наверное, они не приблизятся достаточно, чтобы представлять собой какую-либо угрозу. Но, по-моему, в пределах слышимости - значит достаточно близко, чтобы прятаться. От одних мыслей о том, что бы я делала, будучи Мудрецом, у меня сводит живот.

Бремя того, что я стану преемником Уита, уже начинает тяготить меня. Как и он, я буду защищать общину. Предсказывать бури и другие стихийные бедствия. Заговаривать хороший урожай и Читать, где добыть пищу в неурожайные годы. Читать приближение хищников или бандитов и наводить маскировку, чтобы скрыть деревню.

Я не вижу источник шума. Передо мной лишь гора Денали. Шум отражается от предгорий и быстро поглощается заснеженной долиной, расположенной в горном подножии. Надеюсь, он доносится не из-за горы, где находится моя деревня. Конечно, нет. Уит бы это предвидел.

На душе скребут кошки. Я быстро освобождаю хасок* от оленя и привязываю к саням.

(*Сибирский хаски — порода собак

, заводская специализированная порода, полученная американскими кинологами в 30-х годах 20 века, как ездовая собака

 с использованием аборигенных собак с русского Дальнего Востока.Эта аборигенная ездовая собака русского Дальнего Востока является одной из древнейших пород собак

. В настоящее время выведенная порода «сибирский хаски» используется не только как ездовая, но и как собака-компаньон и шоу-выставочная собака.Здесь и далее примечания редактора.)

- Пошли! - кричу я, и мы несёмся к горе Денали, домой. Шум прекратился. Должно быть, аппарат улетел. Возможно, он был далеко, и звук казался близким из-за эха, успокаиваю я себя, но не снижаю темпа хасок.

Спустя десять минут "полёта" по открытому полю к дороге, пролегающей у подножия горы, я слышу лишь свист полозьев. Холодный ветер обжигает щёки, и я связываю тесёмки мехового воротника куртки, прижав его к лицу.

До предгорья еще минут двадцать езды. Я настигла оленя, как в видении, почти у границы. Хорошо, что животное вовремя остановилось, потому что я бы никогда не осмелилась пересечь ее. Даже такая крупная добыча не стоит риска.

Внезапно тишину вновь пронизывает этот хлопающий звук, ещё ближе и громче, как бы говоря, что я двигаюсь в нужном направлении. Но источник шума по-прежнему невидим. Кажется, что механический ритм орлиных крыльев зависает, а затем начинает отдаляться. "Должно быть, он за горой", - думаю я, и беспокойство перерастает в панику.

Я натягиваю поводья, и собаки резко останавливаются. Соскочив с саней, я начинаю копать снег рукой в варежке, пока не достигаю земли. Быстро сняв через голову кулон на кожаном ремешке, я зубами снимаю варежку и, вложив до сих пор тёплый огненный опал в ладонь, прижимаю её к сырой траве. Закрыв глаза, я представляю отца, и земля начинает со мной разговаривать.

От ледяной паники отца у меня замирают мысли, скованные его страхом. От ощущаемых переживаний, по пищеводу поднимается желчь и обжигает горло. Отскочив, я сплёвываю и вытираю мокрую руку о куртку.

Нужно двигаться быстрее. Вытащив из-за пояса нож, я отрезаю оленя. "Пошли!", - кричу я, и собаки, чувствуя в моём голосе страх, бегут так, как никогда прежде. Олень смещается назад, а затем соскальзывает с саней на землю, и освобождённые от его веса мы словно стрела мчимся по снегу.

Почти через час мы, наконец, переезжаем холм, за которым наша деревня. Горло дерёт так, что трудно дышать, но от вида целых и невредимых юрт и поднимающегося из них дыма, я вздыхаю с облегчением. От поступающего в мозг кислорода кружится голова.

Внимательно осмотревшись, я не замечаю в лагере никакого движения. Поднеся пальцы к губам, я свищу характерным мне тоном. Тем, после которого с криками "Это Джуно! Она вернулась!" ко мне всегда подбегают дети и смотрят, что я привезла с охоты. Но в этот раз ответом служит тишина. Наконец, я замечаю беспорядок.