Читаем без скачивания Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

Политическая ситуации едва начала меняться. Перестройка, подобно испепеляющему солнцу, еще только собиралась взойти через пару лет, а пока царили спокойные, размеренные сумерки социализма. Советский Союз доживал свои последние годы. Общество 1985 года еще и не догадывалось о грядущих событиях, которые всколыхнут необъятные советские просторы, а затем, по инерции, и весь земной шар.

А пока ребята прощались с юностью, ибо их ждала молодость. Прощание было не таким уж и легким, особенно у тех, кто, уходя в армию, оставлял любимую. Дождутся ли, сохранят ли любовь — вот что волновало призывников.

Иногда идиллия пикника омрачалась чьей-нибудь пьяной ссорой иди дурацкой выходкой. Как говориться: в семье не без урода. Но эти происшествия были редкими и не портили в целом благополучной картины.

Вернемся к Игорю. Тищенко ехал в автобусе без особых приключений. Обычно па маршруту Витебск-Городок перемещалось очень много народа, но на сей раз было свободно. Игорь даже сел. Автобус представлял собой обыкновенный, всем известный по внутригородским линиям «Икарус». Он не был приспособлен для междугородних перевозок, но, учитывая небольшую протяженность маршрута и нашу извечную техническую бедность, желтый «Икарус» был единственным средством, способным хоть как-то решить транспортную проблему. В народе он получил весьма странное и неблагозвучное название «скотовоз», происхождение которого трудно установить. Возможно, это было связано с тем, что зимой желтый «Икарус» (в отличие от своего более респектабельного красно-белого собрата) больше напоминал холодильник на колесах, чем средство передвижения. Тищенко в полной мере испытал это достоинство на себе, так как, совершая зимние вояжи, часто замерзал так, что и через час после поездки ныли чрезмерно остуженные ноги и спина. Не помогала даже шуба. Спасало только то, что пассажиров было больше сотни, поэтому нервное дыхание сдавленных тел поддерживало более-менее сносную температуру. Однако летом желтый «Икарус» был просто незаменим из-за своей огромной вместимости. Его красно-белый конкурент в этом качестве был лишь его отдаленной слабой тенью. Сегодня автобус шел быстро, так как никто не выходил на промежуточных остановках. Правда, расписание в этом случае исполнялось с явным опережением, но никто из пассажиров не переживал — кому хочется трястись лишние четверть часа.

Показались дома Городка: окраина сплошь была застроена одноэтажным частным сектором. Через насколько минут автобус высадил часть пассажиров (в том числе и Игоря) на улице Баграмяна. Остальные поехали на автовокзал. В небольшом Городке общественный транспорт был в зачаточном состояний, поэтому рейсовые автобусы делали дополнительно одну — две остановки на улице Баграмяна, где жил Тищенко. Выйдя из автобуса, Игорь пошел домой, провожаемый многочисленными, солнечными отражениями, горящими сплошным алым кумачом в окнах домов, которые непрерывной бетонно-кирпичной стеной нависали над тротуаром.

Глава вторая

Последние дни дома

Странный сон. Письма от Гутовского, который попал служить в Калининградскую область. Первые впечатления о службе. Словарь флотских терминов. Последние товарищи уходят в армию. Немного о «богатстве» семьи Тищенко. Неудачная покраска пола.

Розовый воздушный шарик зацепился ниткой за верхушку высокого, раскидистого клена. У подножья дерева громко плакал маленький мальчик, время от времени, указывая на шарик пальцем. Вокруг клена собралась толпа. Игорь почувствовал какое-то внутреннее беспокойство. Незаметно для Тищенко рядом оказался его отец. Ребенок плакал. Отец Игоря погладил мальчика по голове, подошел к клену и начал взбираться вверх по дереву. Получалось это у него неплохо, особенно с учетом того, что отец имел живот и был давно не молод. Игорь с удивлением наблюдал за отцом. Тот поднялся уже метров на двадцать, как вдруг небо покрылось огромной свинцово-черной тучей, испускающей мощные, обжигающие глаза молнии. Поднялся сильный ветер. До шарика оставалось совсем немного — вот-вот отец его достанет… Но тонкие ветви верхушки раскачивались все сильнее и тревожнее. Вдруг отец не удержался и рухнул вниз, коротко вскрикнув при падении, и затих, беспомощно распластанный на земле, окруженный испуганно обступившими его женщинами. Игорь широко раскрыл глаза и… проснулся.

Несколько секунд он, полуодуревший от кошмара, продолжал осматриваться вокруг, пока, наконец, веселое солнце, заглядывающее в окно, мерное тиканье настенных часов и знакомая комната не вернули его к действительности. Придя в себя, Игорь первым делом взглянул на часы. Было без пяти двенадцать. Сходив в ванную и умывшись, Тищенко вернулся в зал. На журнальном столике лежало письмо от Гутовского. С Гутовским Игоря связывала прочная дружба. Друзья девять лет проучились в одном классе. Со стороны они казались полными противоположностями: маленький, привыкший к спокойной домашней жизни Тищенко и высокий, жаждущий путешествий и преодоления трудностей Гутовский. Вообще-то, Игорь тоже любил путешествовать, но в случае предполагаемых длительных неудобств (дожди, дальний путь и т. п.) быстро вспоминал об интересных художественных фильмах или «очень важных и неотложных делах», если первых не оказывалось в программе телевидения. Гутовский ушел в армию еще пятого мая. Тищенко был на его проводах, или, как говорили в Городке — на его отправках. Народа было много. Ели, пили, потом опять ели и сопровождали все это пространными рассуждениями, в которых, пожалуй, была представлена вся философия — начиная от Древней Греции и заканчивая «Горбатым» и «гадом Рейганом». Нельзя сказать, чтобы народ не уважал новоявленного лидера страны, хоть и крыли его последними словами мужички за антиалкогольный указ и повышение цен на водку. Просто по аналогии со своим кругом общения люди давали клички и руководителям страны: раньше был «Никита» и «Ленька», а теперь — «Горбатый. Фамилия нового Генерального секретаря оказалась весьма подходящей для придания ей «своего» звучания. А «гад Рейган» и в самом деле был для всех присутствующих человеком мерзким и подлым, ибо при его администрации США начали развертывать «першинги» и крылатые ракеты в Западной Европе и именно при его администрации замаячил зловещий призрак Стратегической Оборонной Инициативы. Именно в это время и появилось (очевидно, по аналогии письма, которое запорожцы писали турецкому султану) «Письмо к Рейгану!.» Оно наполовину состояло из нецензурных слов, а еще наполовину — из весьма сомнительных выражений. В письме чувствовался непонятный для иностранцев, столь разительно отличающийся от литературного, колоритный, крепкий русский язык. У всякого, кто читал сие «произведение», исчезали последние сомнения насчет того, чьи выражения крепче — русские или немецкие. Однако, несмотря на всю убогость и пошлость текста, «письмо» широко путешествовало по стране. Стоит напомнить, что Тищенко напился, а затем раскаялся в содеянном именно на отправках Гутовского. Пока Игорю удавалось сдержать свое слово. Вчера, на дне рождения отца, он не пил. «Сергей уже больше месяца служит, не повезло ему — забрали рановато», — подумал Игорь и еще раз перечитал письмо друга:

«Здравствуй, Игорь.

Привет тебе с Дважды Краснознаменного Балтийского Флота, куда попал служить твой друг. Извини, что не написал сразу, времени вообще не было, да и сейчас нужно бежать дежурить на камбуз, но я решил немного опоздать и написать тебе письма, а то еще обидишься. Кстати, это второе мое письмо, как ты и просил. Ну, что можно написать: фактически я служу уже четыре дня, практически — только два, то есть день добирались и день медкомиссии — это была еще не служба, а вот теперь началась служба. Но я здесь немного уже освоился. Сержант у нас бульбаш, родом из Орши, земляк, так что я если и опоздаю немного на дежурство, то ничего страшного не произойдет, советский флот не рухнет. А в роте у нас бульбашей почти половина. Почти половина хохлов, а остальные — русские, молдаванин и один армянин, но он родился в Москве и армянского вообще не знает ни слова. Ребята уже заколебали его, даже жалко. Ну, начну все по порядку. Из Городка нас пятого взяли только двоих. Сутки просидели в Витебске на нарах, почти сутки добирались до Калининграда, а потом еще час езды до Пионерска, где я и служу. Ну, что можно сказать о части: часть большая, учебная, тысяч на пять-шесть, здесь я задержусь ровно на полтора месяца, пока пройду курс молодого воина и приму присягу, а затем нас распределят по частям и кораблям военно-морского флота. Кто куда попадет — еще никто не знает…

Только что пришел мичман, перебил — сказал, что на камбузе дежурить не надо, а надо убирать территорию, и я, конечно, пообещал, что сейчас прибегу, только переодену робу (форму), но туда тоже торопиться не следует, потому, что сейчас придет лейтенант и скажет, что территорию убирать не надо, а надо еще что-то делать. Вот она какая — армия. А, в общем, интересно, скучать не приходиться. Ну ладно, кажется, что-то дежурный по роте орет, он у нас молдаванин, так что его рев никто пока разобрать не может — у нас в роте больше молдаван нет. Ну, я побежал, а то, чего доброго, еще выгонят из армии. Я вообще уже обнаглел, а только два дня служу. Пока. Пиши. Продолжение следует.