Читаем без скачивания Луч, оторванный от России - Юрий Беликов

Но в этой книге заложено главное — покаяние, потому что Шерстобитов признаётся во всём, что было, описывает, как оно было, и показывает, какой ценой достаётся любое преступление. В этой книге — и любовь, и убийства, и механизм, с помощью которого они осуществляются. По большому счёту — пособие и для киллеров, и для сотрудников правоохранительных органов. Уникальная книга. Да, я согласился написать к ней предисловие.

— Выйдя на свободу, вы оказались на гребне протестного студенческого движения. И фактически его возглавили. Как это было?

— В середине декабря две тысячи двенадцатого года, когда стало известно, что министерством образования принято абсолютно незаконное, противоречащее здравому смыслу и логике, коррупционное решение о реорганизации высших учебных заведений по результатам некоего мониторинга, в число которых попал торгово-экономический университет, единственный в России готовящий высококвалифицированных работников торговой сферы, у студентов появилась перспектива быть присоединёнными к Плехановской академии. А это означало, что часть кафедр подлежала расформированию, плата за обучение должна была подняться. Естественно, произошло бы — и, я думаю, произойдёт — сокращение бюджетных мест, потому что тянуть чужих бесплатных студентов никто не намеревается. И вот тогда возникла идея ночи протеста.

Честно говоря, никто не ожидал, что можно продержаться дольше и студенческая активность способна на большее, потому что годы «работы» СМИ, особенно — телевидения, были направлены на то, чтобы вообще уничтожить студенчество как революционную пассионарную силу в стране, довести до состояния тотального эгоизма, аполитичности и нежелания куда-либо лезть и бороться за свои права. Особенно — после известных событий в министерстве обороны. Ведь то, что делает министр образования Ливанов, аналогично тому, что делал Сердюков в своём ведомстве. И после того, как даже офицеры, о которых вытерли ноги, были унижены, уткнули глаза в пол и пошли молча выполнять приказ, конечно, никто не предполагал, что могут подняться студенты. А студенты поднялись!

Да, в первую ночь молодые люди приходят на тусовку, потому что — весело. Это достаточно хулиганский формат: «Мы не выходим из вуза в знак протеста, хотя мы не можем находиться здесь ночью». А потом азарт непослушания начал трансформироваться в необходимость борьбы. И, казалось бы, разовый демарш перерос для них в задачу долгой и кропотливой работы. Прежде всего — над самими собой. И буквально на следующий день тусовка стала перерастать в организацию. Я увидел абсолютно других людей. С колоссальной внутренней самоорганизацией и самодисциплиной. Тех и не тех, которых я наблюдал, когда преподавал им историю.

— А каким был ваш университетский статус?

— У меня был абсолютно оптимальный статус для забастовки. С одной стороны, я, как преподаватель истории, мог выступать от лица преподавательского коллектива, а с другой — я был студентом магистратуры юридического факультета. То есть мог разговаривать на равных со студенческим сообществом. Мы продержались восемь дней, несмотря на всякие подводные течения и попытки штрейкбрехеров остановить это движение, переместив в пользу захвата здания силами ОМОНа. Да, нам не удалось сместить Ливанова, но это уже вопрос времени. Самое главное, мы показали всей стране, а ребята показали сами себе ту мощную силу, о которой все говорили, но в России никто не видел. Нам удалось пробудить скважину в душах ребят, через которую забил поток неукротимой молодой воли к борьбе. Пусть это будет примером для всех. Это — чёрная метка власти. Потому что она увидела, что может быть завтра. Если сегодня поднялся всего лишь один вуз, поднялся мирно, хотя были среди студентов призывы продолжать забастовку вплоть до перекрытия дорог, то когда завтра поднимутся в стране десять-двадцать университетов, мы получим здесь и сейчас Парижскую весну-68.

— Вас уволили за «аморальный поступок». Это довольно рискованная формулировка. За что же впаяли «аморалку» Ивану Миронову?

— В моей трудовой книжке и, соответственно, в приказе записано: «Уволить за аморальный поступок, не соответствующий воспитательной функции работника…» — и так далее. Основание — служебная записка от преподавателей и студентов, якобы написанная в тот же день, двадцать восьмого декабря. Представьте: новый ректор Шкляев, ещё вчера бывший коммерсантом — продавцом сладостей, удачно подженившийся на дочке ректора «Плехановки» Гришина, получает «в подарок от папы» торгово-экономический университет. И вот оба в сопровождении замминистра образования приезжают в «штормящий» вуз. И студенческий коллектив изгоняет их по моей инициативе: мол, вы прибыли капитуляцию принимать? Утрётесь!

Спустя несколько дней, когда забастовка остановлена, в университет уже по-хозяйски заходит этот обиженный коммерсант и начинает «прессовать» студентов и преподавателей, чтобы те написали донос на своего коллегу! До этого «сломали» проректоров, которые втихушку сняли баррикады и впустили в вуз Шкляева, а меня уже не впустили, несмотря на то, что я ещё являлся преподавателем. Первым приказом новоиспечённого ректора было моё увольнение из университета. Эту записку мне никто не показывал. Я уже подал заявление в суд на отмену приказа.

— Тема вашей кандидатской диссертации связана с историей Русской Аляски. В дальнейшем это трансформировалось в издание книги «Аляска преданная и проданная». Большинство жителей России знают об Аляске через песню Николая Расторгуева из группы «Любэ» «Не валяй дурака, Америка!». Особенно — по заключительным строчкам: «Отдавай-ка землицу Алясочку, отдавай-ка родимую взад!» Почему вас потянула эта тема?

— Я начал работать над ней на втором курсе университета. Она стала интересна мне как первый исторический прецедент по отторжению от империи российских территорий. Я не беру во внимание какие-то мелкие и локальные отторжения типа Форт-Росса в Калифорнии в первой половине девятнадцатого века. Всё-таки потеря Аляски — это глобальное отторжение российских земель, до сих пор бытующее на уровне слухов. Если вы сейчас спросите на сей счёт школьников или студентов, они вам скажут, что Аляску сдали в аренду Америке на сто лет. А другие ответят, что её продала Екатерина Вторая. Причём очень интересно появление этой информации. Император Александр Второй, который продавал русские колонии в Америке, специально запустил слух о Екатерине и об аренде. Запустил для того, чтобы погасить внутренний протест относительно осуществлённой сделки. Поэтому Расторгуев и подхватил в своей песне: «Екатерина, ты была не права».

Я ставил целью расследование всех подробностей. И пришёл к однозначном выводу: это был дворцовый заговор. Судьба русских колоний в Америке была решена узким кругом. Сюда, кроме императора, входили его брат, он же председатель Государственного совета, самый, наверное, известный коррупционер девятнадцатого века великий князь Константин Николаевич, тогдашний министр иностранных дел России Александр Горчаков, которого так любит нынешняя либеральная общественность и которого Третье отделение Бенкендорфа охарактеризовало так: «Не без способностей, но не любит Россию». А ещё — входящие в ближайшее окружение Константина Николаевича министр финансов Рейтерн и морской министр Краббе. Все они — ярые поборники либеральных реформ, лично преданные брату императора. И вот этот узкий круг фактически решил судьбу Русской Америки.

— А император эту затею, разумеется, благословил?.

— Естественно… Император в это время занимался абсолютно другими вещами — как известно, он был не очень чистоплотен в семейных отношениях, в быту, и Константин Победоносцев, обер-прокурор Синода, мудрейший человек своего времени, называл правление Александра Второго «проклятием для России».

— А как же Блок: «Победоносцев над Россией простёр совиные крыла…»?

— Блок тоже не был ангелом… Но мы сейчас говорим об оценках деятельности Александра Второго именно его современниками. Самое интересное: на Аляске же базировалась Российско-американская компания. Это — частная компания, которая успешно конкурировала с компанией Гудзонова залива. Она, управляя этими территориями, изымала прибыль, отправляла её в казну. И вот как раз великий князь Константин Николаевич пошёл по пути, когда были предприняты все меры, чтобы компания перестала приносить прибыль, началось её банкротство, а потом продавлено решение, чтобы с «компанейских» плеч бремя управление Русской Аляской переложить на государство, дабы впоследствии заявить, что это для страны — непосильная ноша. Так Аляска была быстро продана. Причём — за смешные деньги: семь миллионов двести тысяч долларов, из которых ни одного цента не попало в российский бюджет. Деньги осели в карманах тех, кто продавал Аляску.