Читаем без скачивания Осколком оборванная жизнь - Николай Иванович Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас, Иван Данилович, ничего сказать не могу, — ответил я. — А как вы смотрите, если вас назначат заместителем командира танковой дивизии?
Иван Данилович ответил не сразу. Помрачневшее лицо выдало его. Я понимал, как тяжело ему будет расставаться с полком. Но сказать, что Военный совет, назначая его замкомдивом, одновременно представляет наркому кандидатом на должность командира танковой дивизии, не мог.
На том мы и расстались. А через месяц я вручил ему предписание направиться в Литву на должность заместителя командира 2-й танковой дивизии.
Прощаясь, Иван Данилович не без сожаления промолвил:
— Полк жаль. Если бы вы знали, сколько в него вложено сил и труда! А люди там, товарищ Алексеев, золото…
И вот командующий фронтом прибыл.
Около полудня пропищал зуммер телефона. Послышался незнакомый голос:
— Генерал Алексеев? Вас приглашает командующий.
Слово «приглашает» в нашей фронтовой обстановке звучало необычно.
КП фронта находился недалеко от деревни Не-тяжи, в лесу, и минут через пятнадцать я уже был там. Домик командующего, построенный поздней осенью саперами, тонул в чаще еще не одевшегося после зимы леса. Я вошел в приемную, залитую ярким светом весеннего солнца. Меня встретил подполковник А. И. Комаров — порученец командующего. Он попросил немного подождать. Наконец от командующего вышел с тоненькой папкой в руках один из ветеранов Западного фронта, «минчанин» майор А. П. Куропаткин, и подполковник Комаров пригласил меня в комнату командующего.
Не успел я перешагнуть порог, как из-за стола поднялся и пошел навстречу статный, с густой шевелюрой генерал-полковник Черняховский.
— Здравствуйте, товарищ Алексеев, — пожал он мне руку. — Давненько мы с вами не встречались.
— Четыре года, товарищ командующий, — ответил я.
— Да, четыре года… — протянул Иван Данилович и предложил сесть у стола. Сам сел напротив меня, На его груди сверкали Звезда Героя, три ордена Красного Знамени, два ордена Суворова, ордена Кутузова и Богдана Хмельницкого. — Как здоровье?
— Благодарю, всяко бывает, — ответил я.
И вдруг он неожиданно сказал такое, что тронуло меня до глубины души:
— В то время, еще до войны, когда последний раз был у вас в Минске, слышал, что вы написали роман. Откровенно говоря, меня тогда удивило, как это вы при такой громадной загрузке работой еще успеваете писать. И теперь пишете?
— Теперь? Теперь редко, лишь во время затишья.
— Ночами?
— Другого-то времени нет…
— Да, — протянул Иван Данилович, — другого времени нет. — Он в такт слов тихо постукивал подушечками пальцев по столу и смотрел на меня глазами, полными сочувствия. — Молодец вы, Николай Иванович… Но война требует от нас отдачи всех сил и до конца. Поэтому скажу — щадите себя. — И добавил: — Ночью обязательно спите.
Заботливо относился Иван Данилович ко всем, но особенно к своим товарищам по работе. Я был очевидцем, как он наставлял врача штабной санчасти Совлукова Сергея Петровича, который лечил его самого: — Сегодня генерал Иголкин мне не понравился. Спрашиваю: «Вам нездоровится?» Отвечает: «Никак нет». — «Ночь не спали?» — «Нет, спал». По-моему, Сергей Петрович, у него со здоровьем плохо, а он скрывает… Конечно, понятно, ведь он начальник оперативного управления фронта. Фронта! Работы много, и он определенно сидит ночами. Посмотрите его, пожалуйста, и доложите мне, чем можно ему помочь.
Непринужденная беседа длилась с полчаса. Затем Иван Данилович пригласил меня к длинному покатому столу у окна, на котором лежала широко разложенная карта оперативной обстановки.
— С командармами, их начальниками штабов и командирами корпусов меня обстоятельно познакомили член Военного совета фронта Макаров и начальник штаба фронта Покровский. А от вас хочу узнать о командирах дивизий и полков. — Иван Данилович положил на карту блокнот. — Если не возражаете, то начнем с правого фланга. — Он опустил карандаш на красный кружок, обозначавший 251-ю стрелковую дивизию. — Биографические данные как можно короче, подробнее морально-боевые качества и особенности характера… А то, не зная людей, поначалу и дров наломать можно.
Мне понравилась такая постановка вопроса. Я начал свой доклад с командира дивизии генерал-майора А. А. Вольхина. Рассказал, что за неудачные бои в районе Рославля в июле 1941 года он был снят с должности, понижен в звании и направлен на наш фронт.
— Мы его поставили на полк, позже назначили замкомдивом, а затем и командиром дивизии. Вслед за этим добились и восстановления ему прежнего генеральского звания.
— Как он теперь? — поинтересовался командующий.
— Травма не прошла бесследно, отразилась на здоровье, да немного и на характере. Хороший, боевой командир…
Так мы перебирали дивизию за дивизией, полк за полком. Командующий записывал в блокнот особенности характера каждого командира. Когда я закончил, Черняховский доверительно сказал:
— К середине июня надо укомплектовать все дивизии, да и резерв офицеров накопить, с таким расчетом, чтобы хватило на целый месяц наступательной операции, вплоть до Минска, а то и дальше. — Затем, поднявшись, продолжал: — Здесь неподалеку служит мой брат, подполковник Черняховский Александр Данилович, — он назвал полевую почту брата. — Разыщите его, пожалуйста.
На том мы и расстались. Я возвращался к себе в приподнятом настроении. И радостно повторял про себя слова, сказанные командующим: «Вплоть до Минска, а то и дальше».
2
Фронт перешел к обороне. Дивизии поочередно выводились в тыл, в резерв армии или фронта, чтобы там, в лесах, привести себя в порядок, отдохнуть и дней через десять снова встать на передовую. Пользуясь этой оперативной паузой, штаб и все фронтовые управления стремились в кратчайшие сроки привести войска в боевое состояние. Командование фронта хранило предстоящую операцию в строгой тайне. Развивая и совершенствуя оборону, отводя дивизии и части в тыл, мы стремились ввести в заблуждение противника, заставить поверить его в то, что фронт готовится не к наступлению, а к обороне. Новый командующий, изучая обстановку и состояние войск, нацеливал командиров на подготовку войск к прорыву, окружению противника и стремительному его преследованию.
Желая лучше узнать войска, особенно те, которые будут первыми прорывать «Восточный вал» противника, генерал Черняховский почти каждый день выезжал вместе с группой генералов и офицеров штаба фронта и членом Военного совета не только в штабы армий, но и в дивизии переднего края. Находясь в частях на передовой, общаясь там с воинами, он, что называется, щупал своими руками ту землю, по которой полки дивизии пойдут в атаку.
Вот и сегодня потянуло командующего туда, где будет решаться судьба Витебска, — на правый фланг, в 39-ю армию. Потянуло туда и потому, что командовал ею генерал Берзарин Николай Эрастович, которого очень хотелось
