Читаем без скачивания Гады - Алексей Антонов

Ак Вельсапар рисует общество, парализованное страхом. Только один человек свободен в этой стране — господин товарищ Президент. Все прочие — пресмыкающиеся. Гады. Казалось бы, именно поэтому, будучи самым гибким из пресмыкающихся, — Кобра обречён на успех в этом обществе. И всё-таки, даже и ему не угнаться за изворотливостью партийного (когда-то коммунистического, а ныне демократического) курса. Вот Кобру — Мусу Чоли — назначают заведующим селом Чарва. «Но как только он вместе со всеми сел за стол и положил в рот кусок мяса, один из членов Бюро неожиданно вскочил с места и на глазах присутствующих схватил его за горло:

«— Бессовестная тварь, — заорал он. […] Посмотри в окно! Как ты можешь есть, когда любимый народ господина товарища Президента голодает! Мы научим тебя заботиться о народе» (стр. 84).

Кобру тут же снимают с должности как врага народа за грубые недостатки в работе и аморальное поведение, а затем, после публичного раскаяния. назначают снова. И хотя Кобра многому научился у людей и даже сделал головокружительную политическую карьеру (ведь чтобы осуществить свою месть, ему нужно было занять достаточно высокое положение), его природное простодушие «не смогло исчезнуть, сколько бы цинизма он ни повидал» (стр. 477). В конечном итоге именно это и обрекает Кобру на поражение.

В изображении Ака Вельсапара перед нами предстаёт общество, в котором «…тайная служба по контролю над всеми тайными службами страны»

обеспечивает сверхбдительную опеку каждого человека. В этом обществе фактически есть только два сословия: «никто» и «ничто». «Никто — это мы с вами, достойные люди. Господин товарищ Президент любит нас, он знает цену каждому из никто!» — говорит Мусе Чоли его персональный водитель Шали. — «Тот, кто нарушит решение Бюро, становится ничем! Это две разные категории людей» (стр. 81).

Репрессивный аппарат государства доведён до пугающего совершенства. Все находятся под колпаком у орденоносного Института-лаборатории языков, который следит за тем, чтобы жители страны «грамматически правильно» высказывались о политике господина товарища Президента. «Мы проводим чрезвычайно глубокие исследования в области языков, — делает акцент директор Института Кустобровый. — Иногда даже приходится вырывать с корнем предмет наших исследований. Это я о тех языках, которые допускают грубые грамматические ошибки.» (стр. 141).

Специальный отдел Института «Сны» «…занимается выявлением людей, потенциально способных в ближайшем будущем грамматически неверно высказываться о политике господина товарища Президента» (стр. 167–168). В другом отделе Института языков — «Доме непрерывного творчества» — за стеклянными перегородками, прозрачными только с одной стороны, пожизненно сидят и что-то пишут, с наушниками на головах, в которых 24 часа в сутки транслируются песни, поэмы и пр. о господине товарище Президенте — поэты, писатели, музыканты и представители других творческих профессий. Все созданные ими произведения являются государственным достоянием, все они печатаются в одном экземпляре, «почтой» посылаются «на улицу», а затем перерабатываются в бумагу. И так, день за днём, цикл за циклом продолжается эта творческая каторга. Однако с точки зрения официальной пропаганды все выглядит вполне благообразно. Как цинично выражается Тал Таган: «Учреждение, где собрано столько представителей гуманитарных профессий, не может называться иначе как гуманитарным учреждением» (стр. 185).

В стране царит гнетущая атмосфера, исчезла самая разница между арестованными и не арестованными. Но государство карает не только тех, кто преступил закон. Даже у тех, кто совершает неподсудные поступки или ведёт себя, с точки зрения государства, аморально, имеются все шансы попасть в сырые подземелья «Музея истории», который «. входит в подземную канцелярию Дворца и специализируется по архивации жалоб и обращений граждан страны» (стр. 434).

Все учреждения «евразийского» общества, все человеческие типы под пером Ака Вельсапара негодны, всё плохо, всё достойно осмеяния. И автор не скупится на иронию, сарказм и прямую издёвку. В книге «Кобра», как и в пьесе Гоголя «Ревизор», нет ни одного положительного героя. Даже самые лучшие из них, такие, например, как Чары-книжник, и те являются лишь «молчаливыми пособниками зла» (стр. 475). Но если у Гоголя, «закадровым» положительным героем является смех, то у Вельсапара — демократия западного толка. Извините за вульгарное привлечение времени, но на фоне глобального мирового кризиса, чья эпидемия вспыхнула далеко не на «евразийском» континенте, это палка о двух концах.

Пафос Вельсапара в том и состоит, чтобы разными способами показать, что авторитарная демократия, которую взялись строить в пустынной стране, — подделка, эрзац, имитация подлинной демократии. Демократия предстаёт в романе «Кобра» как заветный политический идеал, выстраданный всем ходом человеческой истории. (Любопытно, что даже идеолог Тал Таган фактически разделяет эту позицию: «Задача стоит очень трудная: не подвергая опасности свою жизнь, смачно плюнуть в лицо опыту многовекового развития человечества…» (стр. 65). Демократия у Вельсапара, сменяя в этой роли коммунизм, выступает как некое светлое будущее человечества. Рано или поздно она неизбежно победит на земле. Нехотя, это вынуждены признать в романе даже самые ярые противники демократии. Тот же Тал Таган, например: «.. наша задача, опираясь на великое Учение господина товарища Президента, как можно дальше отодвинуть день наступления глобальных демократических перемен, смертельных для евразийского типа государства» (стр. 65).

2

А между тем человечество нахлебалось демократии ещё в античные времена. И характеризуя демократию как один из «наихудших» видов политического устройства,

Аристотель при этом тоже опирался на многовековой опыт существования полисной системы: «В «Законах» (Платона — А. А.) […] говорится, что наилучшее государственное устройство должно заключаться в соединении демократии и тирании; но эти последние едва ли кто-либо станет вообще считать видами государственного устройства, а если считать их таковыми, то уж наихудшими из всех».

И не надо обманывать себя тем, что Аристотель в то время чего-то не знал или недопонимал. Каждый город в античности был государством, и вместе они дали такое многообразие оттенков политического устройства, что Аристотелю, несомненно, было, что и с чем сравнивать. Да и в наидемокра-тичнейших Афинах, в которых жил Аристотель, примеров того, что такое демократия в действии, было предостаточно.

Наверняка каждый школьник сегодня знает имя Фемистокла, благодаря прозорливости которого в преддверии персидского нашествия афиняне начали строить корабли, что, в конечном итоге, и обеспечило им победу. Но мало кто знает, что после победы над персами авторитет Фемистокла возрос настолько, что.   он был изгнан из города.

В это трудно поверить, но великий Мильтиад, выигравший сражение при Марафоне и тем самым спасший не только Афины, но и всю Грецию, с трудом избежал смертной казни и был приговорён Афинским народным собранием к непомерному денежному штрафу, который Мильтиад так и не смог выплатить до конца своих дней, вследствие чего и умер в позоре и нищете.

Сократ, в своей жизни трижды с оружием в руках защищавший Афины, был приговорён к смертной казни «за развращение афинской молодёжи». А обвинял его некто Анит, богатый владелец кожевенных мастерских, который был денежным мешком и, следовательно, с точки зрения демократии, разумеется, лучше знал, что такое нравственность.

Даже самый выдающийся афинский демократ — Перикл, чья речь в защиту демократии, произнесённая им на могиле павших воинов (и сохранённая для нас Фукидидом), считается классической, не избежал участи Фемистокла, с той только разницей, что афиняне вовремя раскаялись, просили прощения и всё-таки уговорили Перикла не покидать город. А дело в том, что наилучшее устройство государства определяется не формой управления, а его содержанием. «Для себя» работает власть или «для всех»? Если управляет один человек, то, с точки зрения Аристотеля, это будет «монархия» или «тирания», если немногие — «аристократия» или «олигархия», если большинство — «полития» или «демократия».

Демократия — это просто правящее своекорыстие, которое, по Аристотелю, «общей пользы в виду не имеет» и нисколько не печётся о тех выдающихся людях, которые его обеспечивают. Во многом именно по этой причине противостояние союза государств во главе с демократическими Афинами и союза государств во главе с тоталитарной Спартой закончилось в древности поражением Афин.

3

По мнению Вельсапара, демократия приходит на смену «коммунистическому тупику». Однако даже самый тоталитарный режим — это тоже лишь форма управления. Важным и здесь остаётся вопрос: «для себя» работает эта форма или «для всех»? Ведь тот же осмеянный в романе «социализм», между прочим, определялся Лениным как «государственная монополия, обращённая на пользу всему народу». Была ли она в советское время, действительно, «обращена» на эту пользу — вопрос особый.