Читаем без скачивания Родные незнакомцы - Андрей Грешнов

INТЕРНЕТ LUV

привет. как дела? понимаю что поздно уже, ночь за окном глубокая и ты уже спишь. но я хотел тебе кое-что сказать. мы давно общаемся с тобой, полгода прошло, чему я безумно рад, так как это время нас сблизило. и знаешь… возможно это бред, возможно глупо, возможно это просто давит желание поспать и кэшбэк ужасного дня. хрен его. я вообще не понимаю. но я понял что так больше не может продолжаться и я не хочу молчать. я люблю тебя. так искренне, так нежно, как любят только при разлуке и на расстоянии. дни и ночи я жду сообщений от тебя и когда получаю, невольно улыбаюсь, как сумасшедший посреди холодной массы. но я боюсь что это глупо и ты меня не поймешь, ведь… мы даже НИ РАЗУ не виделись… мы как начали общение в телеге так им и ограничились. но это отнюдь не мешало мне переслушивать терабайты твоих гс, пересматривать терабайты твоих фотографий, перечитывать терабайты твоих сообщений. я влюблен как кретин какой-то. я влюблен в твои терабайты, а в голове моей терабайты тебя. хотя в телеге мы лишь мегабайты и входящий прием от сети. мы никто и здесь в интернете, но такие безграничные в диалоге. это забавно понимать. и так глупо глупо глупо… прости. возможно я удалю это сообщение утром. но пока я в моменте, я хочу, чтобы ты это видела, слышала, читала, чувствовала. если хочешь мы можем забыть это мое чувственное нытьё. всё пойму. но мне никто больше не нужен. только наши ночные рандеву кхе-кхе. ты стала мне самым родным человеком. прошу пообещай, что так оно и будет. в реальности я давно уже разочаровался. но у меня есть ты и место нашей встречи – диалог на перепутье мессенджера. это то, что я ценю больше всего. и разлучить нас может только вай-

ЗВОНОК

Окей… Давай по-другому. Ты маму свою любишь? Понятное дело, кто не любит своих родителей. Но вот представь, что они там, в Ростове, а ты тут, в Москве, и тебе лишь кажется, что сейчас пройдёт пару годков, учебу закончишь, на время уволишься с работы и домой вернёшься. Тебе лишь кажется так. Потому что то, что происходит с тобой сейчас, – это нечто новое, нечто интересное и неизвестное, и твои глаза горят изучать все это вокруг. Но в какой-то момент ты просто напросто привыкаешь ко всему, привыкаешь так, что после завершения учебы никогда не увольняешься и никуда не уезжаешь. Тебя сжирает обыденность и бытовуха. Москва – мышеловка, сыр – деньги, все просто. И тебе уже некогда приезжать в родной Ростов, к маме с папой. Ты начинаешь куда реже звонить им, а если и звонишь, то лишь по большим праздникам, в Дни рождения или Новый год; и с каждым разом ты обещаешь им приехать через месяц, через два, через три, через шесть, но это паразитическое «через» только растет и растет километрами, пока в какой-то момент вы не становитесь друг другу родными незнакомцами с пересечением голосов по мобильной связи. И только. А обыденность… она съедает тебя уже до такой степени, что рядом бегают твои дети, а ты неспавшим глазом смотришь в телевизор с банкой пива на пузе. И резко вспоминаешь, что ты забыл, как выглядят твои родные мама и папа, там, в далеком-далеком Ростове, который покинул ты 20 лет тому назад… Ты подрываешься, бежишь на поезд, приезжаешь в родной город, и – звонок в дверь, вход, усталый бег ног, тот запах детства, без которого ты не мог, и слезы материнской радости. Но даже и тогда то чувство, которое обвивает мозг твой подобно кольцевому червю, – оно никуда не исчезает, а напротив – усиливается в разы и десятки. Ибо любые вещи, явления, люди начинают истинно цениться тобой при двух факторах: при утрате и при сравнении. А ты видишь, что родители уже не те – они уже постарели. И все потому что они почти забыли, что у них есть ты; почти забыли, что когда-то были родителями и держали тебя на руках ещё в годовалом возрасте. От того близкие наши стареют. И осознав это, только тогда ты поймёшь, почему называть некоторых «маминкиными сынками», когда они подолгу разговариваю с родителями по телефону, – неуместно. Ты задумайся. Прочувствуй глубину течения времени, которое заставляет краску на двери родительского дома трескаться. И мелкой крошевой опадать на мраморный, сероватый, холодный пол лестничной площадки. И помни.

ПРОХОДЯЩЕЕ

Мой дорогой дневник, гуляя сегодня, во вторник 3-его числа и 6-го месяца, по городу, в парке Горького, я испытал глубокое чувство катарсиса, ведь меня словно ударили обухом мыслей прямо по темени. А началось все с того, что мне приснилась она. Да, да… Не поверишь, но даже спустя год она мне периодически снится. И я решил сходить в этот чудный, совершенно летний денек прогуляться по тому парку, где мы с ней провели большую часть времени – почти 2 года. Чистая ностальгия, не более и не менее того. Было много людей, много шариков, много звуков, много игрушек и сувениров, которые так и пытались устремиться своей пестростью прямо в твои глаза; было много разговоров, смеха, детских криков, словно это базар, но без потребительского жира и заискивающих торгов, так скажем. Я просто гулял, глотая глазами фрагменты теплых воспоминаний. Ни то чтобы я жалел о нашем расставании. Это скорее лишь желание окунуться в приятное прошлое, как в летнюю речку той деревушки, где тебе доводилось справлять летний досуг напополам с комарами и кваканьем. Но не суть. Я гулял спокойно, с легкой улыбкой на лице, покамест не повстречал ее… С каким-то красивым милым парнем… Они шли мне навстречу. Они не обращали внимания на меня – их глаза были исполнены любовью друг к другу, взоры были затуманены. А я, замедляясь с каждым шагом, словно ноги набивались ежесекундно цементом, испытывал все больше и больше волнения, боясь, что она увидит меня, но я и не мог оторваться от нее, потому что… она ничуть не изменилась с нашей последней встречи-расставания. Она была также красива и утонченна, словно бархат, словно шелк, с двумя бусинками на щеках и тёмно-зелёными листьями в глазах. И вот. Момент. Наши взоры встретились, спустя 1 год, мать его. Я потерялся. Но я заметил, что её глаза не выражали никакого волнения, хотя и видел, что она меня узнала. Но посмотрела как на простого незнакомца. Больше незнакомца… И ни тени улыбки, ни задумчивого взгляда, ни рассерженности за учиненные обиды