Читаем без скачивания Уолл-стрит и большевицкая революция - Энтони Саттон

Парадокс, изображенный на карикатуре Майнора, был скрыт под покровом истории, ибо не укладывался в общепринятое понятие политического спектра — от левых до правых. Большевики находились на левом его краю, а финансисты Уолл-стрита — на правом; поэтому подразумевалось, что у этих двух групп нет ничего общего и любой союз между ними является абсурдом. Факты, противоречащие этой концепции, обычно отбрасываются как натяжки или недоразумения. Тем не менее, современная история обладает внутренней двойственностью, и поскольку слишком много неудобных фактов было отброшено или скрыто, такая историография — неточна.

С другой стороны, можно заметить, что крайне правый и крайне левый фланги традиционного политического спектра являются абсолютными коллективистами. Национал-социалист (например, фашист) и интернационал-социалист (например, коммунист) одинаково насаждают тоталитарные политико-экономические системы, основанные на неограниченной власти и принуждении индивидуума. Обе эти системы требуют монопольного контроля над обществом. Монополизм в промышленности был когда-то целью Дж. П. Моргана и Дж. Д. Рокфеллера, но к концу XIX века жрецы Уолл-стрита поняли, что наиболее эффективный путь к завоеванию непоколебимой монополии заключается в том, чтобы “пойти в политику” и заставить общество работать на монополистов под вывеской общественного блага и общественных интересов. Эта стратегия была детализирована в 1906 году Фредериком К. Хоувом в его книге “Признания монополиста” [“Существуют правила большого бизнеса. Они заменяют поучения наших родителей и сводятся к простой формуле: получи монополию, заставь общество работать на тебя и помни, что лучшим видом бизнеса является политика, ибо законодательная дотация, франшиза, субсидия или освобождение от налогов стоят больше, чем месторождение в Кимберли или Комстоке, так как первые не требуют для своего использования ни умственного, ни физического труда” (Frederick С. Howe. Confessions of a Monopolist. [Chicago: Public Publishing. 1906], p. 157.)]. Хоув, кстати, также является одной из заметных фигур в истории большевицкой революции.

Альтернативным концептуальным пакетом политико-экономических систем и идей было бы определение степени индивидуальной свободы и степени противостоящего ей централизованного политического контроля. При таком подходе капиталистическое государство всеобщего благосостояния и социализм находятся на одном краю спектра. Отсюда мы видим, что попытки монополизировать контроль над обществом могут иметь разные названия и в то же время обладать общими характеристиками.

Следовательно, препятствием для верного понимания современной истории является представление, что капиталисты — заклятые и непреклонные враги марксистов и социалистов. Это ошибочное представление исходит от Карла Маркса и, несомненно, оно соответствовало его целям. Фактически же оно неверно. Существовала и существует неразрывная, хотя и скрываемая взаимосвязь между международными политиками-капиталистами и международными революционерами-социалистами — к их взаимной выгоде. Эта связь осталась незамеченной в основном потому, что историки, за редкими исключениями, имеют неосознанную марксистскую направленность и таким образом замыкаются на невозможности существования такой взаимосвязи. Свободно же мыслящий читатель должен иметь два ключа к ее разгадке: 1) капиталисты-монополисты являются злейшими врагами свободного предпринимательства, и 2) с учетом неэффективности централизованного планирования при социализме, тоталитарное социалистическое государство является прекрасным рынком для его захвата капиталистическими монополиями, если им удастся заключить союз с представителями социалистической власти. Предположим, и в данный момент это только гипотеза, что американские капиталисты-монополисты смогли низвести плановую социалистическую Россию до статуса порабощенной технической колонии. Не будет ли это логическим интернационалистским продолжением в XX веке монополии Моргана в области железных дорог или нефтяного треста Рокфеллера конца XIX века?

Кроме Габриэля Колко, Мюррея Ротбарда и ревизионистов, никого из историков не насторожила такая комбинация событий. Историографии, за редкими исключениями. было навязано разделение на капиталистов и социалистов. Монументальное и легко читаемое исследование Джорджа Кеннана о русской революции настойчиво поддерживает эту фикцию о противоположности Уолл-стрита и большевиков [George F. Kennan. Russia Leaves the War (New York: Athenedm, 1967); Decision to Intervene: Soviet-American Relations, 1917–1920 (Princeton, NJ: Princeton Universiny Press, 1958). ]. Его книга “Россия выходит из войны” содержит единственную случайную ссылку на фирму Дж. П. Моргана и не содержит ни одной ссылки на компанию “Гаранта Траст”. Но обе эти организации широко упоминаются в архивных документах Государственного департамента, на которые я часто ссылаюсь в этой книге, и обе они дают основания для рассмотрения здесь соответствующих доказательств.

Ни сознавшийся “большевицкий банкир” Олоф Ашберг, ни “Ниа Банкен” из Стокгольма не упоминаются у Кеннана, хотя они и сыграли главную роль в финансировании большевиков. Более того, в некоторых важных обстоятельствах, по крайней мере, важных для нашей аргументации, Кеннан ошибается и фактически. Например, он пишет, что директор Федерального резервного банка Уильяме Бойс Томпсон уехал из России 27 ноября 1917 года. Эта дата отъезда делает невозможным пребывание Томпсона в Петрограде 2 декабря 1917 года, когда он передал по телеграфу Моргану в Нью-Йорк запрос на 1 миллион долларов. На самом деле Томпсон уехал из Петрограда 4 декабря 1917 года, через два дня после отправки телеграммы в Нью-Йорк. Далее, Кеннан заявляет, что 30 ноября 1917 года Троцкий произнес речь перед Петроградским советом, в которой заметил: “Сегодня у меня в Смольном институте были два американца, тесно связанных с капиталистическими элементами…”. По мнению Кеннана, “трудно себе представить”, кто “мог быть этими двумя американцами, если не Робине и Гомберг”. Но, на самом деле, Александр Гомберг был русским, а не американцем. А так как Томпсон 30 ноября 1917 года все еще находился в России, то двумя американцами, которые посетили Троцкого, скорее всего были Раймонд Робине, учредитель горнопромышленных компаний, превратившийся в благодетеля, и Томпсон из Федерального резервного банка Нью-Йорка.

О большевизации Уолл-стрита было известно хорошо информированным кругам еще в 1919 году. Журналист Баррон, специализирующийся на финансовых темах, записал в 1919 году беседу с нефтяным магнатом Э.Х. Дохени и особо выделил трех видных финансистов — Уильяма Бойса Томпсона, Томаса Ламонта и Чарльза Р. Крейна:

“Борт парохода “Аквитания”, вечер в пятницу, 1 февраля 1919 года.

Провел вечер с семьей Дохени в их каюте. Г-н Дохени сказал: “Если вы верите в демократию, вы не можете верить в социализм. Социализм это яд, который разрушает демократию. Демократия означает возможность для всех. Социализм же дает надежду, что человек может бросить работу и быть богаче. Большевизм является истинным плодом социализма, и если вы прочтете интересное показание в сенатском комитете примерно в середине января, которое изобличило всех этих пацифистов и миротворцев как симпатизирующих немцам, как социалистов и большевиков, вы увидите, что в колледжах США большинство профессоров преподает социализм и большевизм и что 52 профессора колледжей состояли в 1914 году в так называемых комитетах защиты мира. Президент Элиот из Гарварда преподает большевизм. Самыми отъявленными большевиками в США являются не только профессора колледжей, один из которых президент Вильсон, но и капиталисты и жены капиталистов — и кажется, никто не знает, о чем они говорят. Уильям Бойс Томпсон преподает большевизм, он может обратить в свою веру Ламонта из фирмы “Дж. П. Морган & Компани”. Вандерлип — большевик, Чарльз Р. Крейн — тоже. Многие женщины присоединяются к их движению, и ни они, ни их мужья не знают, что это и к чему это приведет. Еще один — это Генри Форд, а также большинство из тех ста историков, которых Вильсон взял с собой за границу в идиотской надежде, что история научит молодежь правильно разграничивать расы, народы и страны с географической точки зрения” [Arthur Pound and Samuel Taylor Moore. They Told Barron (New York: Haiper & Brothers, 1930), pp. 13–14.].

Короче говоря, в этой книге предлагается история о большевицкой революции и ее последствиях, но история, которая расходится с традиционно упрощенным подходом “капиталисты — против коммунистов”. В нашей истории утверждается партнерство международного монополистического капитализма и международного революционного социализма, направленное к их взаимной выгоде. Итоговую же человеческую цену за этот союз пришлось заплатить простым русским людям и простым американцам. В результате этих маневров монополистов в сфере политики и революции предпринимательство получило дурную славу, и мир подталкивали к неэффективному социалистическому планированию.