Читаем без скачивания Пусть будет гроза - Мари Шартр

Мама прищурившись смотрела в сторону сада, как будто пыталась разглядеть там свое будущее.

– Я уже и забыла про эти качели, сто лет на них не смотрела. Тим, тебя не затруднит как-нибудь на них взглянуть? – спросила она, развернувшись к отцу.

Папа опустил чашку на стол и медленно сложил развернутую газету.

– Могу взглянуть, да. Но кто-нибудь может мне объяснить, какой в этом смысл? Кататься на качелях могу только я. Я, конечно, рад поддержать любую абсурдную идею, но… – проговорил он тихо.

– Нет, этого тебе никто объяснить не сможет, и все-таки я прошу тебя это сделать. Может, ты и вправду единственный, кто сможет по-настоящему кататься на качелях, но было бы неплохо их проверить, – со спокойной улыбкой возразила мама. Мягко и деликатно, как всегда.

– Ладно, сегодня после работы посмотрю, – сказал отец.

Он наклонился к матери и поцеловал ее в лоб.

Я унес эту картинку с собой. Утешительную и лучистую.

Я – спичка

– Ты опоздал! – крикнул Колин, как только меня увидел.

– Извини, я все-таки хожу помедленнее остальных. Возможно, в этом корень проблемы.

– Ну так выходи пораньше остальных. Возможно, в этом решение проблемы, – ответил он.

Колин Брэннон – мой лучший друг. Вернее было бы сказать, что однажды он прилип ко мне, хоть я и не просил, и с тех пор не отлипал. Кроме него со мной больше никто не разговаривал. Он никогда не говорил ни про аварию, ни про мой костыль. В отличие от всех, никогда ни о чем не спрашивал. Единственное, что его интересовало, – это карточки, которыми мы с ним обменивались. Ему были нужны волшебник, гном или толстый дракон. А я надеялся выменять у него прекрасную колдунью, замок Люксор и что-то там еще. Он дожидался меня, стоя у ворот лицея, а потом бежал в школу «Ситтинг Булл» по соседству. Да, Колину было двенадцать, а я учился уже в восьмом. Это важный момент, я обязательно должен о нем упомянуть. Колин еще не дорос до прыщей и жирной кожи, как у меня, и девочки его пока не интересовали. Я даже не уверен, осознавал ли он вообще, что они существуют и живут где-то рядом. Он повсюду таскал с собой толстые альбомы с карточками для ролевых игр, и рюкзак его, казалось, вот-вот взорвется посреди вселенной подземелий и драконов – таким он был набитым. Но мне все это, честно говоря, было только на руку.

– Ну что, принес? – с ходу спросил он.

– Да, сейчас, она тут, в рюкзаке, – ответил я.

– Давай сюда, – скомандовал он, выхватывая рюкзак у меня из рук. – А то ты еще лет сто провозишься.

Колин ничего не стеснялся и лишней вежливостью не страдал. Он знал, что мне часто мешает костыль и больно ноге, что я чересчур медленный и неуклюжий, что у меня из рук все валится, я не очень-то меткий и проворный и к тому же иногда у меня дрожат пальцы. Сам Колин был тощим, грубоватым и не слишком хорошо воспитанным, а со мной он и вовсе не церемонился, но вел себя так не со зла, и я это ценил. У него была самая классная коллекция карточек во всем Мобридже. В общем, сплошные достоинства. Что же до моих одноклассников, то они на меня вечно так таращились, что мне ужасно хотелось показать им свои длиннющие шрамы на ноге и на спине. Вот бы взглянуть тогда на их перепуганные физиономии и еще спросить – так, в шутку: «Нитки с иголкой ни у кого нет? А то у меня, похоже, шов разошелся!» Смеху было бы! Я бы уж точно посмеялся. Вроде бы им и жалко меня, и в то же время страшно. Правда классная вышла бы шутка?

Тут Колин прервал мои мысли.

– Вот блин, нет ее тут! Ты точно клал?

Да, помимо всего прочего, Колин еще и слегка допотопный – говорит «блин» вместо того, чтобы ругнуться по-настоящему. Моим родителям-психоаналитикам это наверняка показалось бы любопытным. И даже «уместным и ожидаемым», как сказал бы отец. До сих пор не могу забыть, как важно он произнес: «То, что ты сейчас сказал, уместно и ожидаемо», – это когда в шесть лет я вместо «папа» произнес «кака».

Вот только я уже целый год – с аварии – был лишен удовольствия наслаждаться уместностью своих выражений, потому что отец старался по возможности меня избегать и, когда я проходил мимо, низко опускал голову.

– А-а-а! – яростно взревел Колин. – Тут у тебя вообще ничего не найдешь! Ты сам-то видел этот бардак? И где карточка? Давай скорее, я на урок опаздываю. – Он запаниковал и засуетился.

Я стоял там со своим костылем и уже сам начинал терять терпение. Откашлялся.

– Не знаю, я ее точно клал.

– Да нет же, ее тут нет! – разочарованно протянул Колин. – Я побежал, но завтра ты уж точно не забудь, ладно? И главное – не опаздывай!

Я смотрел, как он на полной скорости убегает прочь. Ну прямо маленький призрак. Колин для своих лет был просто коротышкой, с бледной, почти совсем белой кожей. Когда мы шли рядом, я был похож на покалеченный восклицательный знак, а он – на малюсенькую запятую, легкий росчерк, который едва коснулся бумаги и тут же почти растворился в воздухе. Вместе получалась ужасно странная пунктуация. Думаю, люди нас вообще не замечали.

Мне так хотелось рассказать Колину, что сегодня у меня доклад по истории и я умираю от страха при мысли, что придется выступать на публике, но он на бешеной скорости уносился прочь, только огромный рюкзак еще мелькал вдали.

Я стоял у ворот лицея и не двигался с места. Какой-то здоровенный черноволосый парень толкнул меня, когда проходил мимо вразвалочку, руки в карманы, и не извинился. Я чуть не упал. Костыль взлетел в воздух – как будто этот тип нарочно по нему наподдал. Я растерялся, ощущение было такое, будто мне оторвали руку или вырвали еще что-то ужасно ценное вроде смартфона. Я смотрел, как здоровяк уходит ссутулившись, а на футболке сзади – флаг индейского племени оглала. Колесо из множества белых вигвамов на красном фоне.

Время застыло, я рухнул на землю, потеряв равновесие под тяжестью раскрытого рюкзака и уронив костыль. Поломанный игрушечный солдатик. Ну вот что делать, когда все вокруг сильные и смелые, а ты идиот, хрупкий как спичка? Мне нестерпимо захотелось зареветь и остаться лежать неподвижно прямо у ворот и чтобы