Читаем без скачивания Поле брани для павших - Сергей Синякин

- Пацаны! - вдруг удивленно сказал кто-то. - Да тут дождь идет!

По толстым линзам иллюминаторов бежали юркие извилистые струйки воды.

Самолет коснулся посадочной полосы, тяжело прокатился по мокрому бетону и, в последний раз взревев двигателями, зарулил на стоянку. Наступила звенящая тишина.

- Внимание! - На пороге двери, отделяющей отсек от офицерского салона, появился лейтенант Городько. Рослый, почти двухметровый, он казался внушительным и монументальным. А морда у него была - на медалях за верную службу Отечеству такую выбивать. - Всем занять места согласно штатному расписанию. Максимум внимания и собранности. Средства связи держать в готовности номер один. - Городько ухмыльнулся. - Все-таки не забывайте, что мы не дома, мужики!

По обшивке самолета барабанил мелкий и теплый дождь. Десантники организованно выбирались из самолета, оглядываясь с любопытством по сторонам.

- Елы-палы, братцы, действительно дождь! Да разве в пустыне дожди идут? - удивленно спросил сержант Кандауров, сняв шлем и подставляя лицо теплым каплям.

- Сам видишь, - пожал плечами его сосед и тоскливо огляделся. - Да-а, Макар здесь телят точно не пас!

- Разговорчики! - оборвал его лейтенант и зычно подал команду: Становись!

Взвод выстроился в нестройную, растерянно галдящую шеренгу, но тут же солдаты подобрались, непроизвольно становясь по стойке "смирно": по мокрой бетонке посадочной полосы шел настоящий генерал, а рядом с ним... Вздох изумления прошел по шеренге - рядом с генералом шел самый настоящий поп, да не простой, из религиозных чинов, судя по его красному с золотом одеянию. Поп был дородным и представительным, невысокий сухонький генерал рядом с ним не очень-то и смотрелся, только погоны с золотым шитьем его и выручали.

Лейтенант Городько пружинисто вскинул руку к козырьку, впечатал в бетонку несколько четких шагов, готовясь отрапортовать генералу о прибытии, но генерал ленивым взмахом руки прервал его и с любопытством обернулся к солдатам, окидывая их внимательным и заинтересованным взглядом.

- Здорово, орлы! - негромко сказал он.

- Здравия желаем, товарищ генерал! - несколько нестройно отозвался взвод, с неменьшим любопытством в сотню разноцветных глаз разглядывая генерала. Здороваться с начальством - нехитрое дело, тут главное - набрать в легкие побольше воздуха и резко его выдыхать, имитируя нужные слова. Сложность заключалась лишь в том, чтобы каждая солдатская глотка делала это согласованно с другими, в противном случае получается галдеж, а не строевое приветствие.

Генерал подошел к правофланговому. На правом фланге стоял Аким Богомольцев, детина, который по своим габаритам не уступал лейтенанту, а по ширине плеч даже его превосходил. Рядом с ним и дородный поп не смотрелся, а сам генерал выглядел пожилым подростком.

- Воротник расстегни, - приказал генерал, и Аким удивленно повиновался команде. Заметив тоненькую цепочку, опоясывающую крепкую шею, генерал одобрительно кивнул. Повернувшись к священнику, он что-то негромко сказал ему, прошелся вдоль шеренги и остановился напротив сержанта Акинеева, у которого также проверил наличие нательного крестика. У Акинеева крестик оказался на месте, и генерал явно повеселел, даже морщинки на лице разгладились. Он снова о чем-то посовещался с хранящим монументальную важность попом.

Тот чинно кивнул.

- Орлы, - сказал генерал. - Прошу любить и жаловать, епископ отец Алексей, моя правая рука и наш, так сказать, главный идеолог. Обращаться к нему так и надо - отец Алексей. Меня зовут Николаем Павловичем, фамилия моя Рублев. Вам предстоит служить под нашим командованием. Сейчас подойдет автобус, и вам, лейтенант, надлежит обеспечить погрузку личного состава. Техника пойдет самостоятельно. На рубеже вас встретят и разместят. Вопросы есть?

Шеренга настороженно молчала. Знаем мы эти приколы! Кто может водить вертолет? Отлично, выйти из строя. Пойдете разгружать вагон с углем. Пусть даже генерал не хитрый прапорщик, но, как говорится, береженого Бог бережет. Солдатская инициатива наказуема, а потому должна проявляться лишь в отсутствие командиров. Благодарим, товарищ генерал, за внимание к личному составу, но мы уж лучше в процессе службы все освоим. Главное - оглядеться. А там уж и разберемся, зачем нас в пустыню загнали. Не с арабами же воевать!

Мягко фыркнул и развернулся около транспортника автобус.

Автобус был шикарным - с затонированными стеклами, уютными мягкими сиденьями и в придачу со стюардом из арабов, который сразу же принялся разносить по автобусу холодный апельсиновый сок. Нет, братцы, если служба так и дальше пойдет, так это лафа будет, а не служба. Может, нам и девок привозить будут? Предположение ефрейтора Страхова солдаты встретили дружным смехом. Под этот беззаботный смех автобус и въехал во внезапно открывшееся черное зево подземного капонира.

Подземелье потрясало. Сколько надо было вбухать денег, чтобы отделанное металлом и пластиком, гулкое из-за своих размеров помещение засадить магнолиями и кипарисами! Над аллеями сияло кварцево жаркое освещение, но жара не чувствовалась вообще - было прохладно, словно на северном побережье в разгар лета.

- Выходи строиться! - подал команду лейтенант Городько и первым встал, указывая место построения подле него. - Становись!

3

Слюна василиска сняла боль, и уже ко второму часу утра Александр почувствовал себя вполне сносно. Дождь на улице прекратился, и херувимов на перекрестке не было видно, да и нечего им было делать в Граде в светлое время нечисть света боится больше, чем самих херувимов.

К четвертому часу утра выглянуло солнце, и сразу же среди расходящихся облаков радостно засновали стайки лукавых купидончиков и шустрых амурчиков. Высоко в небесах сиял дом Благодати, от которого во все стороны расходились видимые простым глазом радужные волны ликования и восторга.

Иванов с досадой отметил, что за дождем пропустил первый утренний моцион и не выходил на улицу. Он долго перебирал хитоны в шкафу, решая, что надеть. За выглаженными сияющими хитонами темнела пятнистая военная форма, и Александр почувствовал неожиданное волнение. Он достал плечики с формой из настенного шкафа и оглядел его. На пятнистую куртку были аккуратно пришпилены ордена и медали. Награды немного потускнели, но от этого только лучше смотрелись, особенно орден Боевой Святости в виде шестиугольной звезды, обрамленной муаровой лентой и колосками. Иванов надел куртку и подошел к зеркалу. Из зеркала на него глянул тридцатилетний мужчина, мышцы которого сохраняли остатки былой тренированности. Над продолговатым, с резкими чертами лицом с прямым носом и узкими льдинистыми глазами темнел тронутый сединой короткий ежик волос. На левой щеке белым рубцом выделялся короткий, но по-прежнему глубокий шрам. Боец в нем еще чувствовался. Слов нет, форма до сих пор была Александру привычнее хитонов, в повседневной одежде было что-то женское и оттого унизительное для фронтовика, но надевать военную форму в мирное время значило бросать вызов обществу, а этого Иванов, к сожалению, позволить себе не мог. Александр вздохнул, разоблачился и повесил форму обратно в шкаф. С неудовольствием он выбрал кремовый хитон с вавилонскими орнаментами, оделся и вышел из квартиры.