Читаем без скачивания Маленькая золотая штучка - Георгий Марчик

Писатель вертел ее и так и сяк, усиленно размышляя, кому раньше принадлежала эта маленькая золотая штучка. Возможно, кто-то потерял ее днем на улице — и тогда можно лишь посочувствовать ее владельцу, но не исключено, что ее обронил тот самый тип в лифте, что отчитал его. Ведь он, писатель, подобрал две монетки. Какая из них была золотой? Разве теперь узнаешь! Спросить у него — не потерял ли он чего в лифте? Так ведь посмотрит так, словно он, писатель, сбежал с Канатчиковой дачи. Пожалуй, лучше всего для начала навести о нем справки окольным путем, через соседей.

Сказать откровенно, исследовательская работа увлекла писателя. Спустя короткое время он уже знал, что делового сердитого мужчину с бородкой зовут Виктор Стефанович Дайнебо. Ему 37 лет, женат вторым браком. От первой жены имеет ребенка. Работает инженером-проектировщиком. После развода и размена живет в одном подъезде с писателем в коммунальной квартире на седьмом этаже. С соседями не ладит. Сведения эти сообщила писателю его знакомая с седьмого же этажа — полная, приветливая женщина лет пятидесяти по имени Лоренция Антоновна. Поскольку эти факты не лишены интереса, сообщим их читателю в протокольном виде. Итак, сей тип после душа мчится из ванной к себе в комнату, в чем мать родила, а потому пока он моется, соседки боятся нос высунуть в коридор, заявил соседке-старушке: «Вы в туалете капнули!» Она ответила: «Никто от этого не застрахован», он: «Еще раз повторится — отправлю в психушку!»

А сам едва не по часу занимает туалет. И слов ему не скажи.

— Да как он смеет?! — рассмеялся писатель.

— Смеет. Говорит, что обдумывает там тезисы своей диссертации. А также тезисы своих выступлений на предвыборных митингах. Ведь он кандидат в депутаты местного Совета.

— Не может быть! — взволнованно воскликнул писатель. — Неужели столь обыденный человек станет народным избранником?

— Очень даже может быть, — Лоренция Антоновна вздохнула. — Сейчас никого ничем не удивишь…

— А не пробовали поговорить с ним по-хорошему7 — спросил озадаченный писатель.

— Пробовали и не раз. Стоит ему возразить, как он начинает наподобие экстрасенса размахивать перед вашим носом руками. Старушки-соседки, конечно, очень пугаются. И все-таки они не собираются сдаваться и готовы дать бой этому нахалу, — решительно заявила Лореция Антоновна.

— Молодцы, — одобрил писатель и, вспомнив о золотом кружочке с вязью, задал интересующий его вопрос:

— Кстати, он не связан с заграницей? Может быть, имеет там родственников или знакомых?

Лореция Антоновна подозрительно посмотрела на писателя, усмехнулась: — Не знаю, как с заграницей, но я бы не удивилась, если бы узнала, что он связан с Лубянкой. Одной из соседок он то и дело напоминает: «С вашей биографией вы бы лучше помалкивали!»

Писатель вежливо раскланялся с Лорецией Антоновной и отправился восвояси, обдумывая по пути все, что только что узнал.

Утром следующего дня он вновь увидел Дайнебо, который в синем спортивном костюме так прытко бежал по набережной, словно где-то что-то давали, а он боялся, что ему не хватит. Керя с оглушающе громким лаем рванул было за бежавшим человеком, но быстро отстал, а Дайнебо, не оглядываясь, несколько раз дрыгнул в воздухе ногой, отбиваясь от давно отставшей собаки. Пробежав десятка два метра, он еще раз энергично подрыгал ногой.

Писатель пришел к выводу, что информация полученная от Лоренции Антоновны, не проясняет вопроса, кому принадлежит золотой кружок. И тут на ум ему пришла блистательная идея посоветоваться с участковым уполномоченным. Благо с ним у него сложились, как мы уже знаем, доверительные отношения. В один из ближайших вечеров писатель, исполняя свой замысел, направился в пункт охраны общественного порядка.

Весенний город был оклеен агитплакатами, всевозможными листовками и призывами. Там и здесь со стен домов и заборов на писателя и прохожих светло и радостно смотрел улыбающийся лик кандидата в депутаты Дайнебо. Человеколюбием, душевным теплом и чистотой светилось его чело. «Мда…» — только и сказал писатель и направился домой. Из своего почтового ящика он извлек две листовки прямо противоположного содержания. В первой перечислялись все мыслимые и немыслимые достоинства Дайнебо: он беспартийный (набрано крупным шрифтом), всегда руководствуется только собственной совестью, способен генерировать нетривиальные идеи, является одним из лидеров движения за гуманизацию (подчеркнуто) общества.

Во второй листовке утверждалось, что он не любит Детей, что его дважды разбирал товарищеский суд за нарушение социалистического общежития. И вообще он не тот человек, за какого себя выдает.

В первой листовке категорически предлагалось голосовать за Дайнебо, во второй — столь же категорически — не делать этого.

— Бедный мой народ! — вздохнул писатель. — Как же тебе пудрят мозги все, кому не лень. — Это было сказано чисто импульсивно. Писатель и не думал заниматься политикой. Течение общественной жизни шло мимо него.

В пункте охраны общественного порядка писателя сердечно приветствовал участковый. Он был такой, как всегда — веселый, общительный, радушный. Крепко тряхнув руку писателя, он предложил ему стул и, улыбаясь, спросил, как идут творческие дела. «С переменным успехом», — ответил писатель, соображая, с какого бы конца приступить к интересующей его теме. У него был давно испытанный профессиональный прием — вначале надо расположить к себе собеседника, лучше всего рассказать что-нибудь смешное.

— Хотите угощу анекдотцем на бытовую тему? — спросил писатель.

Милицейский чин кивнул головой и изобразил на своем лице заинтересованность. Его жизненным принципом было: вежливость прежде всего!

— Приходит женщина на работу с синяком под глазом. «Кто это тебя?» «Муж. Кто же еще?!» «Ты ведь говорила, что он у тебя в командировке». «Я тоже так думала».

Участковый подозрительно посмотрел на писателя, но промолчал. В его открытом, прямодушном взгляде явственно читалось: уж не намекает ли писатель, что все это случилось именно с ним, участковым. Он хотел было спросить, но на всякий случай промолчал, неопределенно похмыкал и валил себе в стакан воды. Пил он по голубиному маленькими быстрыми глоточками. Потом тщательно вытер рот носовым платком, усмехнулся:

— Мне один бывший зэк сказал: «Я вас уважаю за то, что вы любите камерную музыку». Ответил ему. «А я тебя уважаю за то, что ты завязал с блатной музыкой».

— Очень мило, — сказал писатель. — Тонкий юмор…

— Я люблю юмор, — скромно улыбнулся участковый. — Особенно современный.

— Юмор не стареет, если ему регулярно брить бороду, как справедливо заметил один сатирик, — сказал писатель.