Читаем без скачивания Племя молится о нас. Сборник стихов - Андрей Куликов

12. Потрипанная жизнь

Беда забила в уголок.Рука, придерживаясь плана,Забила плана… План помогИ в сотый раз. Но как-то странноРазговорился уголек:Про уголок, про то, что раноСебя от раны в гроб вовлек.Что был бы счастлив как-нибудь,Не будь бы я чрезмерно нервным.Что в жизни мог бы встать на путь,На верно выбранный, наверно,Лишь крикнул бы себе: «Не трусь!»…Но трусь, дрожа в углу, о стены.Боюсь бояться… и боюсь…

13. Чушь

Кашель.Никотин и кровьРаковина глотает жадно.Рвутся струны, пляшет бровь.Холодно и снова жарко.Холодно опять. КроватьГубкой пот сочит холодный.Спит Бессонница удобно —Не удобно в бок толкать —Страшно:Встанет – будет шум.Шум мигренью, пульсом звонким.Не уснешь. Что ж, на ночь струнХватит. Пять еще – не долго.Пять – чуть-чуть. Пинками гнатьНочь, до самого восхода.Чушь писать. Взаимно-гордоС одиночеством молчать.Кашлем в ночь плевать негромко.Ждать. Не спать. Не спать и ждать.

14. Тяжесть

Все новая и новая тягаМеня прижимает к полу.А в холоде стеклянного взглядаБеснуется прежний голод.И время, издеваясь, с насмешкой,Кривляется сальтом рядом.В окошко вытекает неспешноСтруей желто-серой – ядом.

Все новая и новая в горлоУродливой лезет лапой.Из глотки выдирает упорноЖелезную кашля вату.Укутавшийся в дым, еле зримый,Бледнеющий в кухне тесной,Я жду, когда прольюсь никотином,Раздавленный дыма прессом.

15. Посуда

Мы, обнявшись, лежали вчера,Поперечно разбитой посуде.Очень молча друг друга любя,Мы лежали с тобой губы в губы.В животе у тебя мотыльки —Ты еще симпатичнее с ними…Мы посуду, в четыре руки,С наслажденьем особенным били.

К черту планы с посудой, малыш.Ради любящих этих объятий,Я молчу. Ты со мною молчишь.Нам с тобой и молчания хватит.

Татьяна Гущина – Посуда.

16. Достоевские прозы

Развеянный ветром по городу,Пропахший спиртом и солодом,Я – пепел с твоей сигареты.               Замешанный в пыль и в дворовые песни.               И в вечно похмельное лето.

Я – жизнь достоевскими прозами.Ползу с иглы передозамиВ дорожки Москвы, внутривенно.               Я – траур, отчаянье, страшные вести…               Я то, что единственно верно.

Конец ознакомительного фрагмента.