Читаем без скачивания Афганец (Час шакалов) - Василь Быков

Сам Ступак был человек молчаливый, но разговоры других слушать любил, особенно, если речь заходила о политике, от которой теперь все зависело. Да еще такая политика, в которой было не столько ума и рассуждений, сколько скандалов и циничной лжи. Лгала власть, лгал криминалитет, который множился и от него не стало продыху простому человеку. На днях в соседнем дворе из-под окна украли, правда, не новый БМВ, только что пригнанный из Германии. Несмотря на заграничный "аларм" , который хозяин демонстрировал целый вечер, давая понять тем самым, что не стоит машину красть - загудит, заверещит. Но не заверещал и не заголосил БМВ, как его увели со двора и теперь он навсегда пропал. Люди говорили - милиция, кто ж еще так умеет? Может и милиция, думал Ступак. У пенсионера из соседнего дома именно милиция нашла украденный еще зимой "жигуль", но кузов оказался перекрашен, номера перебиты и машину хозяину не отдали, так как, видите ли, появились сомнения. После того, как машина постояла на милицейском дворе полгода, от нее мало что осталось раскулачили вдрызг. Стоял голый кузов. Может, и хорошо, что Ступак загнал к чертовой матери свой "москвич", меньше забот и больше безопасности.

По причине безденежья он почти не читал газет, разве что случайно, но после этого нервничал и расстраивался, аж свербело поругаться. Газеты врали так нагло, как не врали никогда до этого даже при советах. А кроме этого в каждом номере - указы, декреты, законы и пропасть всяких поправок к предыдущим законам, бесконечные речи самого, от которых хотелось взвыть. Все указывал, требовал, угрожал и обманывал - как когда-то политруки в армии, как в том же самом Афгане. Что значит милиционер, который не накомандовался в своей полицейской службе и теперь сполна удовлетворяет свой командирский зуд. И, как ни удивительно, это многим нравилось, пенсионеры, военные отставники словно зачарованные, читали все его выступления в газетах, все его декреты и, вряд ли что понимая в этом многословном пустозвонстве, одобряли. "Может порядок наведет" - стало их неизменным аргументом. Хотя, какой им нужен порядок в беззаконной стране, неизвестно. Скорее всего, они и сами этого не понимали.

Сколько раз Ступак пробовал послушать его по телевизору, но не выдерживал и пяти минут, глубиной души чуя фальшь его пышных слов, и только удивлялся, как этого не слышали другие. Взять хотя бы его жену. Стоило Ступаку посреди его выступления ткнуть пальцем в какой-нибудь другой сенсор, переключиться на другой канал, как она бросалась к телевизору и возвращала все на свое место. И жена, и ее младшая сестра могли с замиранием сердца слушать и смотреть его хоть до утра. А на ступаковы упреки обычно отвечали: ну как можно брезговать выступлением такого видного сексуального мужчины. Они просто млели от одного взгляда на его всегда гладко выбритое лицо с загадочным, почти соколиным взглядом, тугими щеками и мощной нижней челюстью, которая просто вылезала из экрана. В такие минуты Ступак был готов возненавидеть весь женский род, а не только собственную жену. Ее он уже давно ненавидел, нутром ощущая ее фальшивую сущность, дешевое актерство, рассчитанное на дураков или подлецов.

А как он ездил по городу? Движение на улицах замирало, гаишники переключали светофоры и с палками выскакивали на перекрестки выгонять тех, кто не успел убраться с дороги. Все выглядело на улице так, будто ожидался конец света, когда вдали бешено выскакивали три-четыре черных автомобиля, уступами справа и слева, следом за милицейской мигалкой, и мчались дальше. По всем пути их следования прижимались к тротуару все машины частников или, как их еще называли, автолюбителей. Однажды Ступак не успел в такой момент остановить свой "москвич", так как не было возможности приткнуться к тротуару, где уже стояли автобусы, как гаишник коршуном налетел на него, обругал, забрал документы, за которыми потом пришлось не один раз ходить в контору.

Оглядевшись и разобравшись, кого они избрали, мужики начали упрекать один одного за свой глупый выбор. Точно так же мог упрекнуть себя и Ступак. Он тоже голосовал за него. А как было голосовать за его соперника, как говорили некоторые, "националиста"? Может он был и неплохой парень, ученый, да только что он мог сделать с этим народом, который привык только лодырничать и воровать? Который наполовину сложился из коммунистов и комсомольцев, а вторая половина которого обслуживала КГБ?

А тут еще он объявил, что узаконит частную собственность и введет обязательный национальный язык, который почти все уже забыли - и в городе и на селе. Ступак начал от него отвыкать еще в армии, хотя для него, деревенского парня, овладеть как следует русским языком было трудно. Он долго не мог правильно произносить многие русские слова (тряпка, например, за что его дразнили в роте - "трапка"). И вот, только он отучился, в основном, от деревенского языка, заговорил, как многие в городе, по-русски, как этот ученый-националист собирается всех переучить назад, по-деревенски. Нет, с этим Ступак был не согласен. Пусть уж деревенские родители договаривают свой век, как умеют, а он останется при городском языке. Как все начальники. Как все вокруг. А кроме того, он угрожал на митингах коммунистам, номенклатурщикам и кэгебистам. Как раз перед этим Ступака приняли в партию, появилась некоторые новые перспективы, и он сознательно проголосовал за милиционера, такого же коммуниста. Правда, уже тогда как-то слабо надеясь, что его все-таки не выберут. Так нет же, выбрали на свою голову.

Где-то в середине лета, когда нужда совсем допекла, он вздумал съездить к отцу. Как раз в ту сторону ехал Плешка на своем "запорожце", взялся подвезти. Выехали спозаранку, по холодку, на улицах было еще свободно от автомобилей, "запорожец" весело тарахтел свои двигателем, казалось вот-вот пойдет вразнос и развалится. Однако не развалился, шустро катил по шоссе. За городской чертой на перекрестке уперлись в шлагбаум ГАИ - проверка документов, как когда-то в Афгане. Но там, понятно, шла война, а здесь...

Хмурые от недосыпа парни в камуфляже с автоматами на груди придирчиво осмотрели плешкины права, заглянули в салон, багажник. Плешка, неожиданно для своего возраста и вопреки характеру начал лепетать что-то, словно подлизываясь, как будто был в чем-то виноват. Ступак же чувствовал только злость, когда эти молокососы придирчиво исподлобья оглядывали его, запасника-афганца, награжденного боевым орденом. Кто они такие? Хоть раз стреляли из этих автоматов по живым людям, раздраженно думал он.

Потом, уже на дороге, может, размякнув на КПП, Плешка начал жаловаться на трудную жизнь. На свою трудовую пенсию нужно было еще поддерживать и дочку с двумя внуками, которая вот уже второй год нигде не работает. На старости лет, вместо того, чтобы забивать "козла" в домино или сидеть с удочкой на речке, он вынужден ремонтировать чужие машины, отбивать пальцы на кузовном ремонте. Однако ж какой никакой лишний рубль на поддержку дочки. Вообще-то, плешкина дочка не была исключением, сегодня многие молодые жили на нищенские пенсии родителей. Ступак, отправляясь в деревню, тоже надеялся хоть чем-нибудь поживиться у отца. Он расслабленно сидел рядом с Плешкой, сосредоточенном на дороге, и, когда тот замолчал, сам начал разговор. Приперло поговорить, рассказать про свое наболевшее. Там, около гаражей, Плешке некогда было слушать, а тут он никуда не денется, выслушает все думал Ступак.

- Вот и говорю тем типам в военкомате, что я не сам туда напросился, меня послали выполнять интернациональный долг, а что получил за это выполнение?

- Лучше б ты его не выполнял, - не очень ласково заметил Плешка.

- Это как? Не выполнял?

- А так. Больше б пользы было.

- Кому пользы? - что-то не мог понять Ступак,- Если б не мы, душманы захватили бы Афган!

- А зачем им его захватывать? Это и так их страна.

- А американцы? Они бы быстренько сели на наши границы.

- И пусть бы сидели. Нам-то что до этого?

- Ну, знаешь! - начал горячиться Ступак. Ему были непонятны возражения соседа, с таким он еще не встречался.

- А вот теперь Чечня, - спокойно продолжал Плешка. - В Афгане интернационалисты, а в Чечне - федералы. А все наша молодежь гибнет. А зачем ее гробить? - рассуждал Плешка, разъезжаясь с трактором, тянувшим вихляющий прицеп.

- А в Чечне наших нет. А то я, может, и сам поехал. - сказал Ступак, От жизни такой.

- Ну и дурак, - просто откликнулся Плешка, - в Афгане не научился?

Называется поговорили! - подумал Ступак. Этот пенсионер Плешка думал как-то уж очень по-своему, молодые все-таки думали иначе, вот что значит разные поколения.

Хотя что Плешке - он получает пенсию, а что и где получает Ступак? Он хорошо тогда выпил у отца, который жил бобылем в крайней от леса хате. Да и всего-то остались в деревне четыре хаты, в которых жили одинокие старики. Коровы у отца давно не было, не было даже курицы. Да и зачем они? На дворе за забором было несколько борозд картошки, хлеб привозили в соседнюю деревню, давали две буханки на неделю, старику хватало. И он не жаловался. Когда приехал сын, сходил к соседу Петроку, принес бутылку самогонки, потом приковылял и сам поседевший согнутый Петрок. Хоть и старые и немощные, но неплохо врезали самогонки с молодым, не прекращая своей старческой болтовни, когда каждый гнул свое, не слушая других. Отец, хотел должно быть похвастать перед соседями и спросил сына, за что ему дали орден, какой он и сам получил