Читаем без скачивания Записки сироты - Лидия Чарская

Начало смеркаться. Няня принялась устраиваться на ночлег. Вынула из дорожного мешка подушки и одеяла и, подложив вместо тюфяка под меня свое пальто, устроила мне очень удобную постельку. Я не скоро уснула. Положив около себя Лили, я ей еще долго рассказывала шепотом о том, куда мы идем, где нянина деревня, сколько там есть яблок и ягод, коров и барашков.

– Катенька, ты спишь? – раздался надо мной голос няни. – Дай-ка я тебя перекрещу за маму, моя сироточка! – ласково добавила она и долго крестила меня, шепча молитвы.

– Мы ведь не скоро еще приедем в Москву, нянечка? – спросила я, уже засыпая.

– Еще не скоро, милушка, выспаться успеешь, – ласково успокоила меня няня и стала сама укладываться на другой скамейке.

Солнышко светило вовсю, когда я проснулась. Вдали белели церкви с золотыми куполами.

– Мы к Москве подъезжаем, – сказала няня, – и там пересядем на другой поезд.

В вагоне поднялась суматоха. Все бросились укладывать и собирать вещи. Я выспалась отлично и с любопытством рассматривала незнакомый город. Поезд подошел к платформе. Няня позвала носильщика и велела ему нанять извозчика на Курский вокзал. На новом вокзале было еще шумнее, чем на вчерашнем. Мы нашли себе место около молодой женщины, ехавшей со своей семилетней племянницей.

Девочку звали Дуней. Я ей показала Лили и Мишку и угостила пирожками и карамельками, купленными мне на вокзале няней. Мы подружились с ней очень скоро. Девочка рассказала мне, что тетка везет ее домой в деревню, а что гостила она у мамы в Москве.

– Моя мама живет в услужении, она горничная в генеральском доме, – важно сказала маленькая Дуня. – А твоя мама где?

– Моя мама у боженьки! – тихо сказала я.

– Значит, ты сиротка? – спросила Дуня.

Я чуть не заплакала.

– Боженька любит сироток! – проговорила моя новая знакомка и, отломив большую половину медовой коврижки, купленной ей теткой, протянула мне.

Глава четвертая

На лошадях. Ночные страхи

Весь день мы проболтали с Дуней у окошечка и легли спать рядом на длинной скамейке. Среди ночи няня осторожно разбудила меня, говоря, что мы приехали.

Я крепко расцеловалась с моей новой знакомой, и мы вышли из вагона.

Вокзал был слабо освещен. Мы еле выбрались с няней из толпы и стали отыскивать какую-нибудь телегу, чтобы доехать до няниной деревни. В маленьком городишке, где мы вышли, не было других экипажей, а если бы и были, то взяли бы очень дорого за езду. Но и телеги не было на станции ни одной. Няня уже готова была переночевать в гостинице, как вдруг ее окликнул чей-то голос.

Мы обернулись. Перед нами стоял маленький, седенький старичок.

– Ах, Кузьмич, здравствуй, – обрадовалась няня.

– Здравствуй, здравствуй, Грунюшка! Меня за тобой и прислали, как, значит, получили писульку-то, так меня твоя мать и подрядила ехать за вами.

– А, значит, письмо дошло?

– Вчерась еще принесли… Давай вещи-то, родимый, – крикнул мужичок носильщику и, взяв от него багаж, положил его в телегу, стоящую у станции.

Потом он подложил сена под сиденье и помог нам взобраться.

– Это сосед наш, Катенька, – пояснила мне няня, когда телега загрохотала по улицам городишка.

Мне очень хотелось спать, и я легла на дно телеги. Няня прикрыла меня большим платком, но уснуть я не могла, так как слишком сильно трясло на мостовой. Мужичок повернулся к нам и, поминутно подгоняя лошадку, рассказывал няне о их деревенском житье-бытье.

Пока мы ехали по городу, я не чувствовала ничего, кроме желания спать, но вот мы выехали в поле, а потом в лес, где меня охватило чувство страха… Я смотрела на большие деревья, которые размахивали ветвями, точно громадными, длинными руками; тень от них ложилась темными пятнами на дорогу. Мне было очень жутко. Я вспомнила мамину сказку, где в таком же лесу маленький мальчик, ехавший с отцом, видел лесного царя и его страшных дочерей.

– Тебе холодно, Катенька? – заботливо осведомилась няня, видя, что я все время озираюсь по сторонам.

– Нет, нянечка, мне страшно! – призналась я.

– Страшно? – удивился Кузьмич. – Что ты, барышня! У нас тут тихо, в добрый час сказать! Я не раз в лесу этом был и даже волка не встретил.

Слова доброго мужика успокоили меня, и всю остальную дорогу я проспала крепким сном.

Глава пятая

Новые места – новые лица

Я проснулась от толчка… Телега остановилась у крылечка небольшой избы, стоявшей посреди огорода… Няня целовалась с какою-то старухой и держала за руку маленького белобрысого мальчугана – моего ровесника.

– Катенька, Катенька, – обернулась она ко мне. – Кузьмич, сними барышню с телеги.

И мой новый знакомый осторожно поставил меня на землю.

– Здравствуй, барышня! – сказала мне старуха и погладила меня по головке своей грубой, мозолистой рукой.

– А вот и мой Ванюшка! – радостно сказала няня, подталкивая ко мне толстого карапузика в красной рубашке.

– Ванюшка, здоровайся с барышней, – приказала она сынишке.

Мальчик смотрел на меня букой.

Я протянула ему руку, но он не двигался. У него была грязная рожица, расквашенный нос и белая, как лен, головенка.

– А где же Василий, Федор и Маша? – спросила няня у своей старухи-матери.

– На поле, родная! Пашут… К полдню вернутся… Ну, пойдем-кась в горницу… Устали, чай?

И старуха повела нас с няней в избу. Я с удивлением рассматривала большую комнату с лавками по стенам, с киотой, полной образов, в углу, со столом и большой печью.

Я никогда не была в избе, и все здесь меня удивляло. Комната была огорожена ситцевой занавеской, а наверху были какие-то странные палки.

Няня сказала мне, что это палати, где спать.

Мне стало очень скучно… Жаль было старой милой квартирки. Здесь все было такое чужое, незнакомое…

Мать мужа няни – совсем седая старуха – показалась мне очень строгой… Она недружелюбно поглядывала на меня и, наконец, спросила:

– А когда же ты, Грунюшка, повезешь барышню к ихним родным?

– Как только придет письмо оттуда, – ответила няня, – мы и тронемся.

В двенадцать часов старуха стала собирать обед, говоря, что скоро вернутся с поля муж моей няни, ее брат Федор с женой Марьей. Я тем временем освободила бедного Мишку из корзинки. Он выпрыгнул, встряхнулся и презабавно стал оглядываться, не узнавая нового места.

– Да ты никак с кошкой еще? – не совсем любезно проговорила нянина свекровь.

– Нельзя было оставить, Катенькин любимчик ведь это! – не спуская с рук своего сынишки, оправдывалась.

– Что ж, экую невидаль и к дяденьке потащите? – спросила меня старуха.

Я ничего не ответила. Я начинала ее бояться.

Наконец, к обеду явились муж няни, загорелый мужик с черной бородой, и ее брат Федор с женой.

Все они очень обрадовались ей, громко разговаривали, смеялись, шутили со мной и рассматривали меня, как невиданного зверька.

Мне было очень грустно. Когда няня придвинула ко мне тарелку со щами (они все ели из общей миски), из глаз моих полились слезы.

– Что ты, Катенька, голубушка? – беспокоилась няня, обнимая меня и целуя.

– По маменьке, знать, затосковала, сердешная, – печально улыбнулась Марья, и сразу ее ласка облегчила мое горе.

«Она добрая», – подумала я и крепко прижалась к моей няне.

Около меня сел молчаливый Ванюшка, нянин сынок, и все время не сводил с меня своих любопытных глаз. После обеда, состоявшего из щей и каши, все разошлись на работу. Няня помогла свекрови мыть посуду, и мне дали полотенце перетирать деревянные ложки и ножи.

В этот вечер, ложась спать на новом месте на одной постели с няней, я долго и горячо молилась за упокой души моей дорогой мамочки.

Глава шестая

Новая жизнь. Враги

Я уже неделю жила в няниной деревне и понемногу начинала привыкать к новой жизни.

Нянина семья полюбила меня, называла меня Катенькой, а не барышней, Ванюшка не дичился меня, а устроил для моей Лили колыбельку из щепочек. Марья, приходя с поля, не раз приносила мне то ландыш, то подснежник.

Одна старая Ирина – свекровь няни – никак не могла, казалось, привыкнуть ни ко мне, ни к моему Мишке. С моим приездом она уступила мне свою широкую постель, где спала за ситцевой занавеской с Ванюшкой, и это ей не понравилось. От грубой деревенской пищи я было разболелась и меня возили к доктору в соседний город.

– Ишь, белоручка, – ворчала старуха, – ну, да ладно, привыкнешь, не велика птица.

И я понемногу привыкла. Правда, я постоянно думала и плакала о маме, долго беседовала с Лили о том, как нам будет тяжело жить у чужих, но все-таки я мало-помалу освоилась с семьей няни и помогала чем могла в хозяйстве: мела горницу, собирала на стол, мыла горшки и посуду и даже научилась ставить самовар.

– Ай да Катенька – молодец! – хвалила меня няня, и я вся сияла от этих похвал.

Мне не хотелось быть белоручкой – и вот однажды я, когда не было няни, сняла сапоги и чулки и стала пробовать ходить босиком по двору.