Читаем без скачивания 51 Рассказ (-) - Лорд Дансени

Мы запрем его в Пирамиде Хеопса, в большой палате, где стоит саркофаг. Отсюда мы будем выводить его на наши банкеты. Оно станет растить наше зерно и делать черную работу.

Мы поцелуем твое румяное лицо, O Сфинкс, если ты предашь нам Время.

И все-таки я боюсь, что в последней агонии оно сможет вслепую ухватить землю и луну и медленно снести с них Дома Человека.

Курица

По все фронтонам фермерского двора в ряд сидели ласточки, тревожно щебеча, рассуждая о многих вещах, а думая только о Лете и Юге, поскольку Осень пришла и Северный ветер ожидался со дня на день.

И внезапно, в один день, все ласточки вместе улетели. И все говорили о ласточках и Юге.

"Я думаю, что отправлюсь на Юг сама в следующем году", сказала курица.

И год пронесся, и ласточки прибыли снова, и год миновал, и они опять сидели на фронтонах, а вся домашняя птица обсуждала отлет курицы.

И очень рано утром налетел ветер с Севера, ласточки все подскочили внезапно и почувствовали его дуновение в своих крыльях; и сила вошла в них, и странное старое знание, и сверхчеловеческая вера; и взлетев высоко, они оставили дым наших городов и маленькие памятные карнизы, и увидели наконец огромное и бездомное море, и, следуя за серыми морскими потоками, понеслись на юг вместе с ветром. И двигаясь на Юг, они миновали блестящие в тумане берега и увидели старые острова, поднимающиеся над ними; они увидели медленные странствия блуждающих судов, и ныряльщиков, ищущих жемчуг, и воюющие страны, пока не возникли горы, которые они искали, и предстали перед ними пики, которые они знали с давних пор; и они спустились в южную долину, и увидели Лето, иногда спящее и иногда поющее песни.

"Я думаю, ветер почти подходящий, " сказала курица; она расправила крылья и пронеслась над птичьим двором. И она летела, трепыхаясь над дорогой, и опускалась все ниже и ниже, пока не приземлилась в саду.

Под вечер она возвратилась, запыхавшись.

И на птичьем дворе курица рассказала домашней птице, как она отправилась на Юг по высокой дороге, и видела самое большое в мире движение, и прибыла в страны, где рос картофель, и видела жнивье, в котором были люди, и в конце дороги нашла сад, и были розы в том саду - красивые розы! - и сам садовник был там в своих подтяжках.

"Как потрясающе, как интересно", сказали домашние птицы, "и какое по-настоящему прелестное описание!" И Зима прошла, и холодные месяцы миновали, и Весна явилась вновь, и ласточки прибыли вместе с ней.

"Мы были на Юге", сказали они, "и в долинах за морем". Но домашние птицы не поверили, что на Юге было море: "Вы должны послушать нашу курицу", ответили они ласточкам.

Ветер и Туман

"Дорогу нам", сказал Северный Ветер, спускаясь к морю по поручению старой Зимы.

И он увидел перед собой серый тихий туман, лежавший у берегов.

"Дорогу нам", повторил Северный Ветер, "о ничтожный туман. Ибо я иду в авангарде Зимы в ее вечной войне с кораблями. Я сокрушаю их внезапно всей моей силой или двигаю на них огромные морские айсберги. Я пересекаю океан, пока ты проползаешь милю. На земле носят траур, когда я встречаю корабли. Я веду их прямо на камни и кормлю море. Где бы я ни появился, они склоняются перед нашей владычицей Зимой".

На его высокомерное хвастовство туман ничего не ответил. Он только медленно приподнялся, отошел от моря и, заползая в обширные долины, укрылся среди холмов; и ночь настала, и все затихло, и туман начал бормотать в тишине. Я слышал, как он сам себе рассказывал историю собственных ужасных деяний. "Сто пятнадцать галеонов старой Испании, несколько кораблей из Тира, восемь рыбацких флотов и девяносто линейных кораблей, двенадцать военных парусных судов с их артиллерией, триста восемьдесят семь речных кораблей, сорок два купца, перевозивших специи, тридцать яхт, двадцать один современный линейный корабль, девять тысяч адмиралов...."

Он бормотал и хихикал, пока я наконец не вскочил и не спасся бегством от этого жуткого соседства.

Строители плота

Все мы, пишущие слова на бумаге, походим на моряков, торопливо делающих плоты на обреченных судах.

Когда мы разбиваемся под тяжестью лет и опускаемся в вечность со всем, что принадлежит нам, наши мысли, подобно маленьким потерянным плотам, некоторое время плавают по морю Забвения. Они немного несут по морским течениям - только наши имена, фразу-другую и что-нибудь еще.

Те, для которых литература подобна торговле, удовлетворяющей насущные нужды, похожи на моряков, которые работают над плотами только для того, чтобы согреть руки и отвлечь мысли от предстоящей гибели; их плоты распадаются на части прежде, чем судно разбивается.

Смотри - вот Забвение мерцает вокруг нас, его совершенное спокойствие смертоноснее бури. Как мало тревожат его все наши кили! Время в его глубинах плавает как чудовищный кит; и, подобно киту, кормится самыми мелкими вещами - слабыми звуками и ничтожными песенками старых, золотых вечеров - и скоро превращается в настоящего кита, способного уничтожать целые суда.

Смотри - вот потерпел крушение Вавилон, праздно скользивший по водам, а вот там некогда была Ниневия; и уже их короли и королевы находятся в глубинах среди бледных остатков древних столетий, которые скрывают большую часть затонувшего Тира и окружают тьмой Персеполис.

Еще я смутно вижу очертания затонувших судов на дне океана, усыпанном коронами.

Все наши суда были не приспособлены для морского плавания - начиная с самого первого.

Там идет плот, который Гомер создал для Елены.

Рабочий

Я видел, как рабочий упал со своего настила прямо с верхнего этажа одного огромного отеля. И когда он летел вниз, я увидел, что рабочий держит нож и пытается вырезать свое имя на настиле.

У него было время, чтобы попробовать и это, поскольку ему предстояло пролететь почти три сотни футов. И я мог думать только о его безумии, проявившемся в исполнении этой бесполезной задачи. Ведь не только сам этот человек неизбежно будет мертв через три секунды, но и доски, на которых он пытается выцарапать слова, через некоторое время будут отправлены на дрова.

Потом я пошел домой, поскольку предстояла важная работа. И весь этот вечер я думал о безумии человека, пока эти мысли не стали серьезной помехой делу.

И позднее той ночью, когда я еще трудился, призрак рабочего прошел сквозь мою стену и встал передо мной, смеясь.

Я не слышал ни звука, пока не заговорил с ним; но я мог видеть серую прозрачную фигуру, стоящую передо мной и содрогавшуюся от смеха.

Я заговорил наконец и спросил, над чем он смеется, и тогда призрак ответил. Он сказал: "Я смеюсь над тобой, сидящим и работающим здесь".

"И почему", спросил я, "ты потешаешься над серьезным трудом?"