Читаем без скачивания Третье пришествие. Ангелы ада - Виктор Точинов

А потом меня накрывает. Голова вдруг раздувается, как подушка безопасности, – в один миг. Череп как аэростат, наполненный болью, и я бы взлетел, если б не был проткнут бесконечным стеклянным стержнем, упавшим с изумрудного неба. Аэростат лопается, боль разлетается рваными тряпками. Стеклянный стержень – это ось мира. Мир вокруг меня поворачивается, и я падаю. Вижу упавшего рядом Зайку-Мурата, выгнувшегося дугой в непонятных корчах; слышу, как он истошно и непонятно мычит; вижу, как выбегают из Бутылки сотрудники Вивария, как они валятся на траву, скошенные неведомой силой. Кто-то остается на ногах, раскачиваясь и заткнув уши руками, кто-то, присев на корточки, беззвучно визжит. Эйнштейн подхватывает и тащит Натали – спасибо тебе, шеф, не растерялся, объяснил бы ты теперь, что происходит? ЧТО ЭТО?!!

А потом накрывает уже весь наш заповедник уникальных зверюшек, наш остров доктора Моро…

Мир вокруг сминается и комкается, превращается в негатив и так застывает, стекленея, и тут же стекло карябает чудовищная вилка, этот скрип – за пределами человеческих сил, операция без наркоза…

Мы в шутку называли Адмиралтейский канал Адским (после неудачного сокращения в приказе по филиалу: Ад-ский к-л) и Зону за ним – Адом, а себя – ангелами, спускающимися порой с обетованных небес Новой Голландии, чтобы наводить там, в Аду, порядок.

Называли – и накликали… Ад решил нанести ответный визит.

Ворота в Ад распахнулись, и пространство идет изломами, разбивается на миллиарды отражений, вихрятся осколки, радужные зигзаги бьют в искрящуюся землю, отражающую солнце… Это не Ад, наконец понимаю я, это Посещение. Настоящее. ОНИ снова снизошли до нас – как три четверти века назад…

Сколько длится безумие, непонятно, часы встали у всех.

– Э-э, ребята! Вот вам еще один Лоскут, – произносит спокойный голос сверху.

Я приподнимаюсь на локте. Рядом стоит Леденец и с любопытством осматривается. Что за фокусы, как он выдержал? Хоть бы хны ему, бодр и невозмутим.

– Лоскут? – вымучиваю я.

– Точно так, – отвечает он мне. – Над Гостинкой было примерно то же самое.

В норме не только Леденец, на ногах вся охрана, ну, практически вся за малым исключением. Обычный персонал тоже кое-как в строю. Выбило прежде всего нас, аномалов, особенно «электромагнетиков» – меня и Натали. У подопытных в их камерах, вероятно, та же картина, но это еще предстоит проверить…

Не знаю, какие тут еще силы начудили, но то, что электромагнитное поле Зоны временно сошло с ума, – точно. Во всяком случае, импульс был исключительной мощности, то-то мой кочан чуть не разорвало. Или таки разорвало – безо всяких «чуть»? Проверяю. Башка вроде на месте… Зона, тварь поганая, за что же ты не любишь собственных детей?

Поднимаюсь…

Насчет Лоскута – серьезное заявление. Леденец ведь был там, неподалеку от Невского, когда центр города превратился в черт-те что, наблюдал катаклизм своими глазами. Тот феномен принял форму полосы с ровными, как по линеечке, границами, потому, собственно, сталкеры и обозвали возникший из ниоткуда участок Лоскутом. Этакая Зона в Зоне. Неужели прав Леденец, и мы здесь получили вторую такую «полосу»?

– Хотя нет, Пэн, – произносит разведчик с сомнением. – Похоже-то оно похоже, да не совсем. Над Невским было страшнее. И масштабнее, что ли. Меня-то краешком накрыло, да и то, знаешь ли, как серпом по Фаберже… А в эпицентре, говорят, невозможно было выдержать. Сталкеры сами себе уши прокалывали… в смысле, не как для пирсинга, а ножом с размаху в барабанную перепонку, чтоб не слышать то, что звучало… Прикинь? Другие слепли, седели буквально за минуту… Не знаю, в общем, может, у нас тут и не Лоскут никакой?

– Разберемся, – вымучиваю я. – Ты, главное, стой где стоишь, не двигайся.

Он не задает дурацких вопросов «отчего?» да «почему?». Он и до моего приказа стоит на месте как приклеенный, шагу не сделал в сторону… Это работает чуйка, сталкерская чуйка, – врожденное инстинктивное чутье на опасность. Чуйке не учатся, тренировками ее не нарабатывают, она либо есть изначально, либо нет ее.

Но сейчас Леденец произошедшего не видит. Чует, что все вокруг изменилось и изменения опасны, – но не видит. Куда ему, обычному человеку, – пусть он и опытный ходок по Зоне, пусть один из лучших разведчиков Центра Аномальных Явлений.

Леденец ведь чисто питерский сталкер. В ЦАЯ вообще не так уж много универсалов с опытом работы в других Зонах, тем более в изначальных вроде хармонтской. Больше того, если кто-нибудь из здешних и топтал земли, загаженные инопланетянами, это был либо сибирский «торт», либо в лучшем случае чернобыльское криволесье. Где им почуять хармонтские чудеса и диковины? Из всех, кто был сейчас в Новой Голландии, только мы с Натали нюхали Хармонт, да еще, понятное дело, Эйнштейн.

При чем здесь Хармонт, спрашивается? Самому бы мне это уразуметь…

– Всем стоять! – ору я. – Оставаться на местах! А ты куда прешь, идиот?

Опоздал. На остатках газона, тянущегося вдоль Адмиралтейского канала, разлеглась «комариная плешь», я-то ее отлично вижу, но вот солдатик, патрулирующий канал… Выразительно хлюпнуло – и нет солдатика. Вляпался. Только живописная клякса вместо человека…

И это, что самое поразительное, самая натуральная «комариная плешь». Хармонтская, с детства привычная, а не то ее здешнее подобие, что местные сталкеры прозвали «слоновой пятой»… Чудеса.

Остальных произошедшее с патрульным на секунду парализует. Большинство впервые наблюдают воочию, как действует классический гравиконцентрат; ну и ладно, мозги быстрее включатся.

Кроме пары «комариных плешей», я замечаю «стакан» в водоеме, от него поднимаются характерные испарения, едва заметные на фоне бликующей воды. С чем именно «стакан» – с кислотой или с чем похуже, – надо проверять. Еще в тени одного из бывших пакгаузов притаился «тещин язык», а буквально в трех шагах, в проходе между корпусами, ждет своих жертв вертикальная «давилка».

А еще – на чистой, вылизанной территории базы появились неожиданные подарки, которых здесь не просто не должно быть, которых не могло быть. «Черные брызги» под скамейкой. «Пустышка» на газоне. Кучка «газированной глины» – возле выцветшей таблички: «Спасибо, что побороли желание ходить по клумбам». Клумб давно нет, зато табличка жива и здорова… Что ловушки, что артефакты – ну совсем не отсюда! И те, и другие не имеют никакого отношения к питерской Зоне, словно с неба в этот мир свалились.

Плюс солнце…

Солнце жарит ну никак не по-питерски. Неестественная зелень быстро сползает с неба, оставляя бездонную, выцветшую голубизну. Циклопический, пугающий вырез в облаках не двигается с места. Туман, стелящийся над крышами домов, стремится поглотить ясный участок, однако утыкается в невидимую преграду, в результате чего мы словно в колодце – словно перенеслись в пространстве и времени. Из Санкт-Петербурга непонятно куда. В Хармонт?

Что-то сместилось у меня в сознании. Провал в прошлое, тягостный сон, потеря чувства реальности… мучительные секунды.

Слышу, как кричит Эйнштейн, не жалея горла:

– Двигаться только тем, у кого с собой пробник! Передавайте по цепочке, живо!

Связь не работает, ни обычная, ни ультразвуковая. Как жить без связи? Размякли мы на этом острове, курортники, блин, так что общую растерянность понять легко. Но Эйнштейн профи, мгновенно сориентировался. Секунду-другую я слушаю, как умело шеф организует маленький гарнизон, громко раздавая команды (кого-то посылает за пробниками, кого-то подряжает эвакуировать из воды лаборанта), и быстро успокаиваюсь. Чем бы ни был дьявольский прорыв – или что тут на нас обрушилось, – справимся. Потому что главный итог всех этих странностей – мы с Натали живы и целы.

Странности в Зонах имеют неприятное свойство убивать. Сегодня обошлось…

Как раз подходит Натали, ведя за руку Жужу. Моей супруге пробник не нужен, чтобы свободно передвигаться. Если питерская Зона для нее пока не стала открытой книгой, то уж в хармонтское-то дерьмо она вляпаться не способна.

Леденец, увидев Жужу, непроизвольно пятится. Реакция естественная, если вспомнить, что с ним давеча сделала эта девочка, с виду – особенно когда в очках – безобиднейшее существо.

– Гоблин, ты как? – интересуется моя ненаглядная.

Гоблин – это я. Ласковое семейное имя – в контру к общепринятому Питеру Пэну. У моей жены все наперекор. Даже близняшки привыкли, иногда радостно дурачатся: «Папа – гоблин, папа – гоблин!»

– Не дождетесь, – отвечаю. – Сами-то как?

– Все нормально, выжили. С подопечными там по-разному, – машет она рукой в сторону Бутылки. – «Химики» легко перенесли. «Инфразвуковикам» хуже всего, половина в коме, не знаю, чем их шарахнуло. А меня, я думала, разорвет на куски. Что это было?

– Электромагнитная буря. Зона вдруг сошла с ума.

– Да я про вообще.