Читаем без скачивания Колыбельная для брата - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец весело рассказывал, как пустился на хитрость: позвонил на завод, попросил прислать телеграмму, что срочно нужен на производстве. Потому что, в самом деле, на заводе масса дел, а совещание занудное и организовано бестолково: не столько говорят о деле, сколько осматривают достопримечательности…
Кирилл выскочил в большую комнату и облапил отца за круглый живот.
– Папа! Сбежал, да? Вот молодец!
Отец ухватил Кирилла под мышки, слегка приподнял.
– Эх, не подкинуть уже. Больно длинен… Я тебе подарок привез.
Подарок был что надо! Алая майка с крутобокими маленькими каравеллами и галеонами, разбежавшимися по плечам, спине и коротеньким рукавам. На груди у майки была напечатана старинная карта полушарий с пальмами, китами, индейцами и средневековыми городами. Хоть вешай на стену и любуйся.
– Ух ты! – восхищенно сказал Кирилл. – Урок истории и географии! Вот бы в школу в такой заявиться!
Но в школу надо было идти в форме. Несмотря на жару. В других школах было не так строго: разрешалось ходить без курток, но там, где учился Кирилл, появилась новая директорша и завела железный порядок. Это была дама крупных размеров, с громким голосом и суровым нравом, хотя порой хотела казаться добродушной. С первого дня она получила от старшеклассников прозвище Мать-генеральша…
До школы Кирилл нес куртку под мышкой. Хотя шла вторая неделя учебного года, стояло еще полное лето. Лишь клены кое-где пожелтели, но они начинают желтеть уже в августе.
В квартале от школы Кирилл догнал длинного Климова и хлопнул его курткой по спине.
– Привет, сказал Климов. Не дерись, будь воспитанным ребёнком хотя бы перед лицом учителей.
– Кого?
– Вон Вера Сергеевна идёт.
– Она же спиной к нам, а не лицом, – рассудил Кирилл. – Давай догоним.
Они с двух сторон обогнали невысокую седоватую математичку и разом сказали:
– Здрасте, Вера Сергеевна!
– Здравствуйте… А, Векшин и Климов!
– Дайте, я ваш портфель понесу, – сказал Климов.
– Буду весьма благодарна.
– Ого, весу-то… Наверно, наши тетрадочки?
– Ваши… Но лично вашей тетради, Климов, я не нашла и крайне этим озадачена. Вы не сдали работу?
– Увы, – сказал длинный Климов.
– Почему же? Я не верю, что вы не сумели решить.
– Я и не пытался, Вера Сергеевна, вздохнул Климов. – Совершенно не о том были мысли.
– Если не секрет, о чём же они были?
– Не секрет, но трудно объяснить… Кажется, о смысле жизни.
– Ну и… отыскали смысл?
– Увы, – опять сказал Климов. – И от огорченья подумал: пускай уж лучше двойка.
– Жаль, – сказала Вера Сергеевна.
– Ничего, я до конца четверти исправлю.
– Жаль, что не доискались до смысла жизни. А ставить двойку я вам не собираюсь. Даже не имею права.
– Почему? – искренне удивился Климов.
– По ряду причин. Самая простая та, что эта работа была внеплановая, сверх программы, я её дала вам для проверки. Так что ставить двойки я не могу… Хорошие оценки – другое дело. Вот, например, как пятёрка Векшина…
– Ой, правда?! – возликовал Кирилл.
– Разумеется. А почему вы удивляетесь?
– Можно подумать, у меня каждый день пятёрки по математике, – засмеялся Кирилл.
– Это зависит от вас… У вас хорошие аналитические способности, но не всегда хватает дисциплины в работе… А вот Климов меня весьма огорчил.
– Я не способен к математике, – сказал Климов.
– Вы же в прошлом году участвовали в районной математической олимпиаде!
– Да. А сейчас я эту науку разлюбил.
– Тем более я не могу ставить вам двойку. Потому что не сумела воспитать в вас прочную любовь к своему предмету, – усмехнулась Вера Сергеевна. – Здесь двойку заслужила скорее я.
– Это вы шутите, – сумрачно сказал Климов.
– Не совсем… А вы в свою очередь не совсем серьёзны.
– Почему же…
– Потому что нельзя разлюбить науку, которую вы ещё не знаете. Ваши некоторые успехи в прошлом году настроили вас бодро, а столкнувшись со сложностями, вы разочаровались…
– Ну, да… Но это лишь одна из причин.
– Возможно. Боюсь только, что не самая малая… Я вспоминаю своего старого преподавателя французского языка. Это было, естественно, во времена, которые кажутся вам доисторическими. Так вот, я ему как-то сказала, что терпеть не могу "этот ужасный французский". Он засмеялся: "Голубушка, вы сначала выучите его, а потом решайте. Чтобы любить или ненавидеть какой-либо предмет, надо его знать…" Потом, когда я читала в подлиннике Стендаля, я уже не испытывала ненависти к французскому…
– Стендаль – это хорошо, – сказал Климов. – Но диссертации по математике никто не читает как романы.
– Разумеется. Но математика помогает постигать жизнь не менее, чем это делает искусство… А жизнь у вас, Климов, к счастью, впереди.
– Вера Сергеевна, – с чувством сказал Климов. – Следующую работу я обязательно сдам.
– Вы меня очень обяжете. Тем более, что это будет уже плановая контрольная.
– Я не ради оценки. Я и на олимпиаду пойду, так и быть.
– «Так и быть» не надо. Раз вы разочаровались в математике…
– Я не ради математики. Я ради вас, – брякнул Климов.
Вера Сергеевна подняла брови.
– Да? Стоит ли?.. Впрочем, для начала можно и так… Ну, мы пришли, дайте портфель. Спасибо.
Когда Вера Сергеевна исчезла в дверях, Кирилл засмеялся:
– Ты чуть в любви ей не объяснился.
– Шутки шутками, а она отличная тётка.
– Давно знаю, – сказал Кирилл.
– Давно или сегодня, когда про пятёрку узнал? – добродушно подцепил его Климов.
– Не в отметках дело, сам говорил… А ты, правда, почему не сдал работу?
– Правда – мысли были не о том.
– А о чём? Неужели о смысле ?
– Ага… И о Маргарите Сенокосовой из седьмого "А".
– Ну, ты даёшь, – только и сказал Кирилл.
– Тебе не понять. Судя по всему, в тебя ещё не попадали стрелы Амура.
– Упаси господи, – засмеялся Кирилл. – И без того забот хватает.
Глава 2
Вернуть в класс успели почти всех. Не хватало человек семи, но это не имело значения: виновники были на месте.
Седьмой "В" сдержанно возмущался. Возмущаться громко не решались, потому что в дверях, сложив руки на могучей груди, стояла директор Анна Викторовна.
– Пятница – тяжелый день, – сказал длинный Климов, устраиваясь на задней парте.
Ева Петровна хлопнула о стол первым томом "Графа Монте-Кристо", который отобрала на предпоследнем уроке у рыжего круглолицего Витьки Быкова по прозвищу Кубышкин.
– Книга-то не моя! – сказал Кубышкин, и все привычно засмеялись. Считалось, что Кубышкин говорит только смешное.
– Тихо! Все сели по местам! Прекратить разговоры!.. Анна Викторовна, вы сами скажете?
– Говорите вы, – величественно разрешила директор.
Ева Петровна скорбно кивнула и оглядела притихшие ряды.
– Конечно, – произнесла она, – я ни дня больше не останусь у вас руководителем. Но прежде чем уйти, я должна разобраться в этом позорнейшем происшествии. Это мой долг.
Девчонки торопливо зашушукались. Они считали своей обязанностью уговаривать Еву Петровну не бросать их, когда она в очередной раз заявляла об отставке.
Сейчас, однако, Ева Петровна не стала слушать жалобных уверений в любви и преданности. Она еще раз подвергла испытанию на прочность несчастного "Графа" и потребовала:
– Встаньте, кто был задержан в гардеробной преподавателей.
Четверо встали. Куда деваться-то? Все равно портфели отобраны.
– Та-ак… – сказала Ева Петровна. Она покивала, взялась двумя руками за худой подбородок и обвела стоявших укоризненно-проницательным взглядом. Трое опустили глаза.
– Ну так что, Векшин, – произнесла Ева Петровна почти доброжелательно. – Может быть, признаться сразу? Пока есть время исправить ошибку…
– В чем признаться? – спросил Кирилл и подумал, что у Евы Петровны глаза странного цвета: как пыльная трава.
– Ты не знаешь, в чем?
– Не знаю, – честно сказал Кирилл.
– Ну, хорошо… Что вы делали в учительской раздевалке?
Кирилл улыбнулся. Чуть-чуть. Даже досада его сразу прошла. В самом деле смешно: признаваться в том, что все знают.
– Мы прятались от завуча Нины Васильевны, – сказал он.
Элька Мякишева и Нинка Родина вопросительно хихикнули и посмотрели на классную руководительницу. Она, однако, на них не взглянула. И сухо поинтересовалась:
– Зачем же прятались?
– Она загоняла нас в хор.
Анна Викторовна колыхнулась у дверей.
– Что значит "загоняла"? Ты соображаешь, что говоришь?
Кирилл опять ощутил едкую досаду.
– Соображаю, – сказал он. – Она стояла у выхода с учителем пения, хватала всех и отбирала дневники, если кто записан в хоре и не хочет идти.
– И вы решили обмануть завуча и учителя, – словно подводя итог, произнесла Ева Петровна.
Кирилл пожал плечами.
– Странно, что ты не хочешь ходить на занятия, – мягко сказала Ева Петровна. – Почему? Ты же любишь петь.