Читаем без скачивания Эхо Земли - Шон Уильямс

— Мы останемся здесь, — сказала она. — И это мне не очень нравится.

— Ты серьезно? — В голосе Питера тогда промелькнуло удивление, но теперь его память, словно электронный калькулятор, была совершенно лишена эмоций.

— Вполне. Я хочу стать одной из них, Питер. Получить возможность изучать, познавать новое… Как можно этого не хотеть? Наверняка ты думал о том же самом.

— Видеть новое в качестве исследователя или же туриста, осматривающего достопримечательности? Лично мне всегда хочется быть первооткрывателем.

— Новые знания — очень щедрая плата, — заметила Лючия. — Только это оправдывает участие в программе. Впрочем, мне кажется, что в команде слишком много обычных туристов. Согласен?

— Ты права. Но правда все равно на стороне охотников за знаниями…

Они обнялись и поцеловались.

К тому времени отношения Лючии и Питера сделались довольно ровными, хотя и сохранили в себе приятную свежесть новизны. Они даже были готовы расстаться, хотя и ненадолго.

В тот памятный вечер Лючия была серьезна и задумчива.

— Самым важным остается вопрос о том, куда мы должны отправиться. Трансформированные куски живой памяти, энграммы, поведут их носителей на встречу с тысячами новых солнц, но что в это время делать нам? Следует ли вести себя так же, как и до присоединения к исследовательской программе? Делать вид, словно ничего не произошло? Неужели мы никогда не узнаем, что увидели или сделали наши двойники? Как следует провести эти томительные месяцы и годы ожидания? А что произойдет, если кто-то из наших двойников погибнет, или если погибнем мы? Кто мы на самом деле — бессмертные исходные матрицы или фактически уже умерли тысячи раз подряд?

— Мне показалось, будто ты недавно уверяла меня, что логика несоответствий тебя не интересует, — хмыкнул Питер.

— Я говорила лишь о том, что стремлюсь не залезать слишком глубоко в метафизические дебри.

Лючия сделала достаточно красноречивый жест, выдающий ее отношение одновременно ко всему сразу: к ее комнате, проекту ОЗИ-ПРО (что означало Околоземная Звездная Исследовательская Программа), Земле, куску Галактики радиусом в сотню световых лет, который человечество не оставляет надежды заполнить себе подобными.

— Энграммы активизируются завтра утром. В течение года большинство их носителей отправятся неизвестно куда. Потом отвечать придется нам. Тебе, мне, Дональду, Крису — и другим тоже… Мы напоминаем вдов древних викингов, прощающихся со своими мужьями перед тем, как их поглотит морская пучина. Правда, они не наши мужья, не жены и даже не друзья. Они — воплощение наших мыслей.

— На самом деле все не совсем так, Лючия. Они только копии.

— Я уверена, что если бы они услышали твои слова, Питер, то вряд ли бы обрадовались, — возразила женщина. — Не забывай, что наш разговор через копию твоей памяти станет частью и их воспоминаний. Носители энграмм могут посчитать себя вполне самостоятельными и реально существующими персонажами…

Настоящий Питер Эландер широко улыбнулся после этих слов.

— Меня не очень волнует, что они там себе подумают. Мы здесь с тобой, Лючия, вполне реальны и ничто другое пока что меня не тревожит. Даже то, что нас записывают.

Лючия улыбнулась в ответ.

— Но только если будет сохранена конфиденциальность, не так ли?..

Они снова поцеловались, и на этом блок энграммной памяти для Питера-копии закончился.

Эландер мог бы воспроизвести все до конца, однако не захотел этого делать, потому что дальше все походило бы на порнографию: достаточно привлекательные, но холодно отчужденные сцены — словно все происходило с кем-то другим.

Впрочем, в определенной степени так и было.

Теперь Питер находился так же далеко от бывшего Питера Эландера, как и от его подруги Лючии Бенк. Около сотни лет назад состоялась последняя встреча между ними и их исходными биологическими матрицами, оставшимися на Земле, но его воспоминания почему-то застряли на одном месте.

Если это не для нас, то для кого именно?..

Вода уже доходила Питеру до пояса и обжигала тело. Он заставил себя покинуть «ванну» и уменьшить степень нагрева. Снаружи оказался ледяной холод, резко контрастировавший с приятным теплом «ванны».

Питер снова с наслаждением потянулся. Вода продолжала прибывать, и вскоре почти все его тело ощущало благотворное тепло.

Эландер некоторое время отрешенно рассматривал фиолетово-серые облака в вышине, пытаясь найти повторяющиеся формы, но тщетно.

Для кого именно?..

По земному календарю со времени тех самых проводов прошло сто лет, один месяц и восемнадцать дней. Но для тех, кто находился на борту «Фрэнка Типлера», летевшего со скоростью 0,8 скорости света, годы летели намного быстрее — и всего сорок два года, три месяца и три дня прошло от момента их выхода за пределы Солнечной системы до времени прибытия на орбиту звезды Эпсилон Водолея.

Эта зеленоватая звезда находилась на расстоянии семидесяти двух световых лет от Земли. Ее система включала в себя семь планет: на периферии — три газовых гиганта, подобных Юпитеру; ближе к звезде — еще три планеты, из более плотного вещества; и, наконец, на самой далекой орбите — некое образование, среднее между планетой и астероидом, отчасти похожее на Плутон.

Самая близкая к звезде планета была лишена атмосферы, а температура на ее поверхности оказалась очень высокой. Самая же удаленная из планет атмосферы тоже не имела и была при этом страшно холодной.

Еще одна планета, промежуточная по своим характеристикам между этими двумя, похоже, обладала запасами кислорода и воды, что подтверждалось результатами спектрального анализа. Но даже при самом богатом воображении она мало походила на Землю…

Адрастея являлась небольшой планетой, состоявшей из плотного вещества. Она имела изрезанный рельеф местности — отчасти из-за частых метеоритных бомбардировок, отчасти за счет тектонической активности по типу земных землетрясений. В ее атмосфере существовали значительные перепады давления на разных высотах; на дне каньона, где поселился Питер Эландер, она была слишком плотной, чтобы считаться комфортной, а у ближайших горных вершин воздух делался весьма разреженным. Его средняя температура была ниже нулевой отметки (точки замерзания воды), а то небольшое количество кислорода, которое имелось, можно было почти полностью отнести на счет деятельности цианобактерий, деливших весь объем относительно теплых слоев атмосферы планеты с облаками, не несущими, впрочем, сильных дождей.

Другим источником воды на Адрастее, кроме облаков, были подземные запасы. Этому изначальному порядку пришлось существовать недолго, если бы за дело взялись специалисты по терраформированию, стремящиеся из любой мало-мальски подходящей планеты сделать земной рай.

И все же жизнь на планете была. Помимо слабых намеков на ее существование в экваториальных ложбинках, которые изучали коллеги Питера, основным звеном являлись цианобактерии, обитавшие в облаках. Это обосновывало возможность зарождения жизни иным путем, нежели земной. Не находилось доказательств того, что бактерии имели земное происхождение, чему, впрочем, продолжали верить некоторые скептики, приводившие доказательства, полученные на Марсе и Ио.

То, что цианобактерии оказались несколько иного типа, чем на Земле, прибавляло Питеру Эландеру уверенности в правильности его теорий зарождения жизни во Вселенной. Кроме того, становилось ясным, почему исследователей с Земли не приветствовали представители местного разума.

Цианобактерии Адрастеи даже не пытались эволюционировать в нечто более сложное, хотя условия для жизни здесь фундаментальным образом не отличались от таковых на Земле, Марсе или на Европе. Жизнь на Адрастее не двигалась в сторону более сложных ее форм — по одной из теорий, из-за слишком низкой вероятности таких событий. По большому счету жизнь не должна была бы развиваться самостоятельно в принципе, даже до уровня тех же бактерий.

Однако определенные намеки на эволюцию все же присутствовали — хотя бы по той причине, что количество исходных потенциальных вариантов для развития жизни являлось числом, близким к бесконечности, если рассматривать Вселенную на раннем этапе как громадный компьютер с бесчисленным перебором вариантов, непрерывным созданием и разложением веществ. Такие события происходили до тех пор, пока не появилось нечто, что уже можно было назвать живым. Начальная одноклеточная жизнь была бессознательной, но она зародилась и расцвела повсюду в многочисленных мирах, умножалась и развивалась вне обзора и участия разума.

Появление же разума сразу все изменило. Под его влиянием параллельные, множественные пути развития остановились, сошлись в одну тропинку, и, несмотря на почти бесчисленное число звезд во Вселенной, шанс развития разума из примитивных организмов стал практически равен нулю. Поскольку природа уже где-то использовала данную ей возможность, исследователям новых планет, прилетевшим с Земли, оставался лишь старый бактериальный мусор.