Читаем без скачивания Истые Галлюцинации - Теренс Маккенна

Мы прошагали так, может быть, с четверть часа, большей частью молча. Я устало понурил голову, почти загипнотизированный зрелищем своих ритмично движущихся башмаков, прокладывающих путь через высокую траву. Чтобы размяться и сбросить сонливость, я остановился и стал потягиваться, оглядывая дали. Вот тогда на меня впервые и обрушилось ощущение огромности неба, которое я позже связал с псилоцибином. Я попросил друзей подождать и тяжело опустился на землю. Казалось, воздух передо мной сотрясается от беззвучного грома. Все предметы предстали в новом облике, наполненные новым смыслом. Это ощущение нахлынуло и пронеслось надо мной будто волна, и как раз в этот миг над головой яростно громыхнуло и разразился тропический ливень, вымочив нас до нитки. Жуткое ощущение, что с ярким тропическим днем пересеклось некое иное измерение или иной масштаб, длилось всего несколько минут. Смутное и тем не менее сильное, оно не походило ни на одно чувство, которое я мог бы припомнить.

Оказавшись в пропитанном сыростью укрытии, я ни словом не упомянул о растянутом, странно мерцающем мгновении, которое предшествовало нашему паническому бегству. Я понимал, что мое переживание было вызвано грибом, но не хотел, чтобы мысли об этом отвлекали меня: ведь впереди нас ожидала более заманчивая цель. Тогда я воображал, что в дебрях джунглей нам предстоит поиск других галлюциногенов: растений, содержащих перорально активный психоделик диметилтриптамин (ДМТ), и психоделического напитка аяхуаски. Эти растения издавна связывают с телепатическими способностями и подвигами, выходящими за пределы человеческих возможностей. Однако способы их применения, являющиеся уникальным достоянием жителей Амазонии, так и не были полностью изучены.

Придя в себя, я решил отложить опыт с грибом до лучших времен. Коренные жители Колумбии уверяли меня, что золотистая строфария растет исключительно на навозе зебу, и я полагал, что в гуще джунглей, где мне скоро предстояло очутиться, нас едва ли ожидают пастбища и рогатый скот. Выбросив из головы мысли о грибах, я стал готовиться к тяготам плавания по Рио-Путумайо на пути к цели нашего путешествия - отдаленной миссии, которая называлась Ла Чоррера.

Зачем наш цыганский табор отправился в парные джунгли Колумбийской Амазонии? Наша компания состояла из пяти человек, связанных узами дружбы, буйного воображения, наивности и страсти к путешествиям и экзотическим переживаниям. Ив, наша переводчица и с недавних пор моя любовница, была единственной в группе, кто не был знаком с остальными с давних пор. Как и все мы, она была американкой, прожила несколько лет в Южной Америке и путешествовала по Востоку, где я однажды и встретил ее в аэропорте Катманду в очень тяжелое для нас обоих время. Но это совсем другая история. Она недавно освободилась от одной длительной связи.

Оказавшись в одиночестве и не видя для себя ничего лучшего, Ив присоединилась к нашей группе. К моменту прибытия в Ла Чорреру мы были с ней вместе неполных три недели. Остальные три члена нашей группы - это мой брат Деннис, младший из нас и имевший за плечами наименьший опыт путешествий, студент-ботаник и испытанный друг; Ванесса, моя старая школьная подруга со времен совместного обучения в экспериментальном колледже в Беркли, антрополог и фотограф по профессии, путешествующая в одиночку, и Дэйв, еще один старый друг, жизнерадостный созерцатель, гончар, вышивальщик джинсов и, как и Ванесса, житель Нью-Йорка.

За четыре месяца до нашего сошествия в водную преисподнюю нижнего течения Рио-Путумайо мы с братом пережили утрату - у нас умерла мать. До этого я три года путешествовал по Индии и Индонезии, потом работал преподавателем в английских школах Токио, а когда мне это смертельно надоело, сбежал в Канаду. В Ванкувере наша компания встретилась и задумала эту экспедицию на Амазонку с целью измерить глубины психоделических переживаний.

Я не стану много рассказывать о каждом из нас. А в целом, хотя нас, возможно, обучали неправильно, образование, тем не менее, дали хорошее, это уж точно. Никому из нас еще не стукнуло двадцати пяти. Вместе нас свела политическая неразбериха, которой были отмечены годы нашего совместного пребывания в Беркли. Мы стали беженцами из общества, которое, как мы считали, было отравлено саморазрушительной ненавистью и внутренними противоречиями. Рассмотрев все возможности идеологического выбора, мы решили сделать ставку на психоделические переживания как на кратчайший путь к тысячелетию, в наступление которого наши политики призывали нас пламенно верить. Мы понятия не имели, что ждет нас на Амазонке, но собрали все доступные нам материалы по этноботанике. Эти данные подсказывали нам, где искать разные галлюциногены, но умалчивали о том, чего от них ждать, когда мы их найдем.

Я немало размышлял над тем, насколько мы были готовы к переживаниям, которые нам предстояло испытать с будущем. Зачастую наши истолкования событий не совпадали, как это обычно бывает у сильных личностей или свидетелей необычных событий. Мы были непростыми людьми, иначе мы не занимались бы тем, чем занялись.

В мои двадцать четыре года за плечами у меня было почти десять лет занятий, которые большинство людей сочли бы до крайности странными. Круг моих увлечений - магия, снадобья и самые темные заводи естественной истории и теологии - скорее подходил бы эксцентричному флорентийскому принцу, нежели пареньку, конца пятидесятых годов, живущему в самом сердце Соединенных Штатов. К отчаянию родителей, вполне заурядных трудяг, Деннис разделял эти мои интересы. Почему-то с самого детства мы оба были весьма странными, судьба избрала для нас слишком необычную участь, для того чтобы ее можно было предугадать заранее.

Перечитывая письмо, написанное за одиннадцать месяцев до начала нашей экспедиции, я обнаружил, что уже тогда у Денниса было на редкость четкое представление о том, что могло случиться с нами. Вот что писал он мне на Тайвань, где я находился в 1970 году:

Что касается главной загадки шаманизма и гипотезы о том, будто ее решение может повлечь за собой физическую смерть (мысль поистине отрезвляющая), то мне было бы интересно услышать, насколько правдоподобной ты считаешь такую возможность и почему. Я не думал о ней с точки зрения смерти, хотя и допускаю, что она вполне может дать нам, живым, сознательный доступ к тем вратам, которые ежедневно минуют мертвые. Я считаю это чем-то вроде гиперпространственной астральной проекции, позволяющей гипероргану, то есть сознанию, мгновенно проявляться в любой точке пространственно-временной матрицы, или одновременно во всех, ее точках..

Из его писем ко мне становится ясно, что за годы учебы в высшей школе нашего родного городка в Колорадо его воображение ничуть не атрофировалось. Постоянная подпитка научной фантастикой настолько развила воображение брата, что было истинным удовольствием следить за его игрой; правда, я не был уверен, насколько все это всерьез.

НЛО - это, no-существу, психический вихрь, движущийся в гиперпространстве, и полет его вполне может привести к контакту с какой-нибудь расой обитателей гиперпростраиства. Возможно, это будет встреча, напоминающая "учебный полет": инструкции по использованию транспространственного камня, о том, как передвигаться в гиперпространстве и, может быть, вводный курс космической экологии.

Деннис, как и я, стремился освоиться в населенных эльфами психических ландшафтах, которые открывались нам под воздействием диметилтриптамина, или ДМТ. С тех пор как посреди пьянящей сюрреалистической атмосферы Беркли в зените Лета Любви мы вкусили ДМТ, он стал для нас главной тайной и самым действенным средством для продолжения поиска.

При таких обстоятельствах сохранение физической формы было бы, на мой взгляд, скорее вопросом выбора, нежели необходимости, хотя это могло бы вообще утратить всякое значение, поскольку в паутине гиперпространства все существующие физические проявления оказались бы доступными. Я бы сказал, что для такой затеи время не было бы главным, если бы культурная гибель племен, поиском которых мы занимаемся, не надвигалась бы с такой ужасающей скоростью.

На галлюциногенах типа ДМТ мы сосредоточились не только из-за красочных фантазий, которые они нам дарили. С ними был связан и наш операционный метод исследования тайн галлюциногенного измерения. Дело в том, что из всех известных нам психоактивных препаратов действие ДМТ-содержащих галлюциногенов, пусть и очень кратковременное, представлялось нам наиболее сильным. Даже испытанные психонавты внутреннего космоса не так уж часто прибегают к ДМТ, поэтому необходимо сказать о нем хотя бы несколько слов. В своей чистой синтетической форме он представляет собой пасту из мелких кристаллов или порошок, который курят без всяких добавок, используя для этой цели стеклянную трубку. После нескольких затяжек начало переживаний наступает очень стремительно - через пятнадцать секунд, максимум через минуту. Галлюцинации, которые вызывает ДМТ, длятся от трех до семи минут и бывают необычайно своеобразны. Они до того причудливы и сильны, что даже самые рьяные поклонники галлюциногенов их, как правило, избегают. Тем не менее ДМТ - наиболее распространенный и часто встречающийся из природных галлюциногенов; туземные племена, населяющие тропики Южной Америки, используют его либо как основу для своих галлюциногенных снадобий, либо в чистом виде. Как продукт метаболизма растений, он никогда не встречается в природе в концентрациях, близких к тем, которые имеет лабораторный продукт. Однако южноамериканские шаманы, используя различные химические соединения, усиливающие действие ДМТ, умудряются выходить на тот же уровень забвения реальности, который дает чистый препарат. Сила и странность этого воздействия настолько превосходит все то, что могут дать другие галлюциногены, что диметилтриптамин и его химические сородичи стали определять - по крайней мере, для нашего кружка - максимальное раскрытие, наиболее полное и красочное развертывание галлюциногенного измерения, способное происходить без серьезного риска для психического или физического здоровья.