Читаем без скачивания Блеск - Анна Годберзен

Она была одна за тысячи миль от дома, но страдала не только поэтому. Если бы Диану как следует расспросили, ей пришлось бы признать, что хочет она лишь одного. Даже потеря пышной шевелюры не так сильно её огорчила. Она обрезала волосы из-за Генри Шунмейкера — по дурости попыталась завербоваться в армию вслед за ним, пусть он и был бывшим женихом её сестры Элизабет, а в настоящее время состоял в браке с довольно опасной особой, в девичестве носившей имя Пенелопа Хейз. Диана ни перед чем бы не остановилась, чтобы завоевать Генри. До приезда в Гавану она работала официанткой на роскошном лайнере, а раньше обманным путем добралась на поездах до Чикаго. Тогда она ещё верила, что Генри находится в полку, направляющемся на Тихоокеанское побережье через Сан-Франциско.

Диана привыкла к коротким волосам, которые сама же и остригла, и обрезанные топорщащиеся пряди ни в коей мере не умаляли женственности её хрупкого тела. За прошедшие месяцы она обнаружила, что способна на многие вещи, о которых и помыслить не могла в уютных комнатах старых нью-йоркских особняков. Во время своих приключений она никогда не оставалась без куска хлеба и крыши над головой. Но отсутствие Генри больно ранило её нежное сердечко.

С тех пор как в марте её мальчишеская стрижка не смогла убедить офицеров армии Соединенных Штатов, что она готова к учебной подготовке, Диана успела побывать во множестве мест, но ни одно из них не было похоже на это. Прогуливаясь, она не могла избавиться от ощущения, что находится в очень старом городе. Она знала, что Нью-Йорк не намного моложе Гаваны, но каким-то образом он более действенно предавал забвению свою историю. Диане нравилось мечтать, что соборы, мимо которых она проходила, фасады домов с коваными металлическими решетками и красные крыши над головой все ещё дают приют стареющим конкистадорам.

По официальной версии она находилась в Париже. Именно так сообщили в газетах с небольшой помощью её друга Дэвиса Барнарда, который вёл колонку светских новостей для «Нью-Йорк Империал». От него же Диана узнала, что Генри находится не там, где ему положено. Очевидно, старый Уильям Шунмейкер обладал достаточной властью и смог не только отправить своего сына на Кубу в более безопасную воинскую часть, но и заткнуть рты нью-йоркским газетчикам, чтобы никто не проболтался о переводе. Диане нравилось думать, что сейчас они с Генри оба находятся не там, где должны. Оба имели прикрытие где-то там, во внешнем мире, а сами украдкой двигались навстречу друг другу.

В эту самую минуту Диана пересекала площадь, где в тени лежали собаки, а мужчины попивали кофе в уличных кафе. Она никогда не бывала в Европе и не могла с уверенностью утверждать, но ей казалось, что в этом городе есть что-то от Старого Света: долгая память и обветшалые дома, призраки в переулках и звон колоколов в католических соборах, неспешные и приятные традиции.

В воздухе разливался запах, какой всегда возникает перед дождём, когда сухая городская пыль в последний раз поднимается вверх, прежде чем её смоют потоки воды, и Диана ускорила шаг, предвкушая начало ливня.

Она надеялась успеть домой, в небольшую арендованную квартиру, не вымокнув до нитки. Диана уже подошла к краю площади и двигалась так стремительно, что предусмотрительно решила придержать шляпку, чтобы та не слетела с головы. Впереди шли двое американских солдат в темно-синих мундирах и серых брюках, и внимание Дианы неотвратимо привлекла легкая походка солдата в лихо заломленной фуражке, который был повыше своего спутника. Его поступь притягивала ее взгляд, словно магнит, и казалась очень знакомой, и на какое-то мгновение Диана готова была поклясться, что, должно быть, солнечный луч пробился сквозь тучи и позолотил его шею тем самым привычным оттенком.

— Генри! — громко выкрикнула она. Диане было свойственно сначала говорить, а потом думать.

Высокий солдат обернулся первым. На секунду из легких Дианы словно выкачали весь воздух, а её ноги превратились в неподъемные копыта, неспособные двигаться вне зависимости от её желания броситься вперед. Она с усилием вдохнула, но к тому моменту уже успела разглядеть лицо мужчины и разочарованно понять, что его черты слишком мягкие и мальчишеские, а подбородок покрыт рыжеватой бородой, которая точно не могла принадлежать Генри. Парень выглядел озадаченным и явно не узнавал Диану, хотя не сводил с неё глаз. На несколько секунд он даже приоткрыл рот, но тут же расплылся в улыбке.

— Меня зовут не Генри, — протянул он. — Но вы, маленькая леди, можете называть меня как вам угодно.

Он продолжал смотреть на неё лихорадочным взглядом, и Диана была вынуждена слабо улыбнуться ему в ответ. Ей нравилось, когда ею восхищались, но задерживаться здесь не хотелось. Она уже совершила ошибку, потеряв Генри тогда, когда он ей ещё не принадлежал, и воспоминания об этом всё ещё внушали ей ужас.

Весь город наводнили американские войска, и когда-нибудь она встретит нужного человека. В этом Диана была уверена, словно ей подсказывала сама судьба.

А пока что она подмигнула высокому солдату, но совершенно без намека, и поспешила дальше к Калле Обрапиа[1], где собиралась переодеться к вечеру. День только начинался, город пестрил красками, а Генри был где-то здесь, и Диане хотелось быть готовой к тому часу, когда звезды сойдутся благополучно, и разлученные влюбленные снова встретятся. 

Глава 2 

…Конечно, также никто не видел старшую сестру мисс Дианы, в девичестве мисс Элизабет Холланд. Она счастливо вышла замуж за Сноудена Трэппа Кэрнса, делового партнера своего покойного отца, и, если верить слухам, к осени их ожидает прибавление в семействе. Мы поздравляем Кэрнсов; милая новобрачная заслуживает подобного счастья после всех тех мук, что претерпела прошлой зимой, когда обезумевший от любви бывший слуга Холландов похитил её, и ей едва удалось выжить после ужасной сцены на Центральном вокзале…

Над дорожками Центрального парка раскинулись такие толстые и густо покрытые листвой ветки деревьев, что Элизабет Холланд Кэрнс, сидящей на бархатном сиденье фаэтона под частично открытой крышей из черной кожи, казалось, что она как будто заехала в тенистый грот. Стояло лето, и воздух уплотнился от влаги, поэтому никто не мог упрекнуть лошадей в излишне медленном шаге. Элизабет редко выходила на улицу с того самого зимнего дня, когда без лишнего шума сменила фамилию — ведь леди в её положении неприлично показываться на глаза людям. Но жара была столь удушающей, что казалось, будто потеют даже стены квартиры, и муж в конце концов убедил Элизабет, что прогулка в экипаже по парку пойдет ей на пользу. Она посмотрела на пятна света, пляшущие на запыленной тропинке, и положила руку на свой выступающий округлившийся живот. Умиротворяющий цокот копыт был нарушен голосом её мужа, Сноудена.