Читаем без скачивания Королевская кровь. Книга третья - Ирина Котова

И он не жалел, несмотря на то, что еще вчера валялся истощенным и ослабленным донельзя.

Вика зашла к нему поздно ночью вместе с Мартином, и, пока друг колол ему стимулятор и регенератор, пока мужчины разговаривали о случившемся на балу, задремала на соседней кушетке. Она была какая-то растерянная, молчаливая, будто никак не могла поверить в то, что видела своими глазами. И Март был не похож на себя: не глумился, как обычно, а укрыл ее тонким больничным одеялом, снял с волос заколку, сказал, что еще заглянет к Максу и ушел.

Свидерский все-таки не выдержал — рухнул на холодный пол со стоном, весь взмокший, с дрожащими от напряжения руками, но тут же собрался, поднялся, несмотря на шум в ушах, и побрел в душ. На себя он успел наглядеться с утра, да и не на что было смотреть. Болезненно исхудавший молодой мужчина с тонкими руками и ногами, впавшими щеками, и все еще седыми волосами. Седина не восстанавливалась, так как в волосах живы только луковицы, так что нужно будет сбрить, чтобы не ходить двуцветным.

Да. Старость его не порадовала.

Вика спала и когда зашла медсестра с завтраком — он шепотом попросил удвоить, а лучше утроить себе порцию и принести еще одну для подруги, и когда на обход пришли врач и виталист, оказавшиеся понятливыми и произведшие осмотр тихо, и когда уже после осмотра у него брали кровь. Врач на его вопрос о выписке покачал головой и сказал, что посмотрит на результаты анализов. Вот он и терпел, отворачиваясь, чтобы не видеть иглу в вене.

Алекс, принимавший участие во многих боевых операциях, не переносил вида собственной крови. До дурноты. У каждого свой способ преодоления себя. Он преодолевал, учась не падать в обмороки от царапин и порезов.

Вика спала. И он, стараясь не смотреть на сгиб локтя, пошел в соседнюю палату, к Максу.

Максимилиан Тротт кривился, слушая уговоры добродушной медсестры поесть, и мечтал, чтобы назойливая женщина испарилась куда-нибудь. Голова болела страшно, но, во всяком случае, он уже не выпадал в темноту от любого движения или попытки сосредоточиться, и можно было спокойно все обдумать. А вот звуки по-прежнему раздражали, и свет все так же резал глаза, заставляя боль пульсировать в висках и глазницах.

Расстроенная несговорчивым пациентом медсестра выскочила за дверь — жаловаться врачу, а в распахнутую дверь вошел бледный и тощий Алекс, посмотрел на друга, улыбнулся.

— Ты даже на смертном одре будешь заставлять женщин от тебя шарахаться?

— И я рад тебя видеть, — пробурчал Макс, неловко, чтобы не потревожить разламывающуюся голову, приподнимаясь на койке. — Не рано ли ты решил двигаться, Данилыч?

— Раньше начну — раньше восстановлюсь, — объяснил ректор, присаживаясь рядом с Троттом и без зазрения совести утаскивая с подноса сладкую булочку. — Только есть хочется постоянно.

— Ешь, — Макс поморщился. — Я на глюкозе, да и организм не воспримет. И, да, говори тише, Данилыч.

— Хреново, да? — сочувственным шепотом спросил Свидерский, протягивая руку за второй булочкой.

— Хреново, — признался Тротт. — И не ускорить никак, иначе до эпилепсии доускоряюсь. Март тебе рассказал про тха-охонга?

Алекс кивнул.

— Ты знаешь про этих тварей?

— В Бермонте коллега показывал панцирь, — хмуро сказал Макс, — напоминает по описанию смесь гигантского муравья со слизняком. По их словам, всего несколько таких прорывов было. А тут в защищенный королевский дворец, туда, где нет никакой сейсмоактивности. Ни один манок не дал бы ему сил пробить стихийные щиты. Ты же понимаешь, что это значит?

— Понимаю, — спокойно произнес Алекс, уже уничтоживший ползавтрака, и глядящий на остатки с голодным блеском в глазах. — Но сейчас мы с тобой полудохлые, восстановишься — потом поговорим.

Он снова глянул на поднос и стянул желтоватый, вкусно пахнущий кусок мягкого солоноватого сыра, виновато посмотрел на инляндца.

— Да ешь уже, — Макс махнул рукой и тут же поморщился, — порадуй медперсонал за меня.

Некоторое время в палате стояло молчание — Алекс уничтожал завтрак, Тротт пытался справиться с головной болью и кривился от бликов света на плиточных стенах палаты. Еще и ветер разгулялся за окном, и окно ритмично поскрипывало, доводя его до белого каления.

— Малыш, — вдруг серьезно спросил его друг, — скажи мне. Когда ты с Темным ментальными ударами обменивался… он должен был раскрыться. Ты его не смог прочитать?

— Нет. Не смог, — ответил Тротт сухо, и пауза перед ответом была заметна лишь ему.

В дверь постучались, она распахнулась с выносящим мозги скрипом, и огромный Ситников, возникший на пороге, гулко проревел:

— Извините, профессор Тротт, можно к вам?

— Ситников, не орите, — огрызнулся лорд Максимилиан. Сощурился — из-за спины семикурсника выглядывала Богуславская, оказавшаяся принцессой Рудлог. Увидела его, покраснела, и спряталась обратно.

— Извините, — гулким шепотом попытался оправдаться Матвей. — Мы на минуточку. Узнать, все ли у вас в порядке, профессор. Извините, Александр Данилович, здравствуйте. Ух ты, вы здорово выглядите. Димка тоже очнулся, только к нему пока не пускают…

— Здравствуйте, — ухмыльнулся Свидерский, поглядывающий то на мрачнеющего Тротта, то на очень внимательного студента.

— Я не в порядке, Ситников, — язвительно сообщил лорд Тротт, — но это не ваша забота. Прекратите ко мне бегать с Богуславской, как заботливые бабушки. Увидимся на занятиях, если решите заниматься дальше.

Матвей сдвинул плечи, набычился. Обиделся.

— Он болеет, — быстро и тихо зашептала ему сзади первокурсница, гладя его по руке, — поэтому такой злой. Не расстраивайся.

Тротт почувствовал глухое раздражение, а уж голова заныла так, будто кто-то со всей силы врезал ему по затылку.

— Богуславская, ваш анализ восхищает. Вы точно тот университет выбрали?

— Я Р-рудлог, — сказала Алина резко, выступая из-за спины угрюмого Ситникова.

— Вы думаете, это сделает меня добрее? — усмехнулся Тротт.

— Макс! — сурово рыкнул Свидерский, перевел взгляд на раскрасневшуюся девушку. — Ваше Высочество, простите нашу неучтивость. Лорд Тротт тоже очень сожалеет о своей резкости.

Алина покраснела еще сильнее, хотя, кажется, уже некуда было, стояла с совершенно несчастным видом. Матвей бросил на своего преподавателя тяжелый взгляд и потянул ее из палаты.

— Да-да, — холодно сказал Тротт им вслед, — приношу свои извинения, Ваше Высочество.

Она услышала, но не обернулась, только расправила плечи и презрительно фыркнула. Совсем по-детски.