Читаем без скачивания Россия или Московия? Геополитическое измерение истории России - Леонид Григорьевич Ивашов

бессточных – именно в этом смысле – речных бассейнов (то есть не имеющих стока в теплые моря). Чисто прагматические преимущества обладания Сердцем Земли очевидны и оправданны; они включают основные территории России между Ледовитым океаном и Каспием, Днепром и Леной. Чтобы прочно утвердиться в центральноазиатском средоточии Сердца Земли, начальник Азиатского департамента МИД генерал Е. П. Ковалевский и предложил (после провала переговоров с Хивой и Кокандом в 1859 году) полностью и окончательно соединить Оренбургскую и Сибирскую укрепленные линии. Однако само их соединение потребовало установления контроля над Средней Азией, что упраздняло дальнейшую необходимость самих этих линий.

Но кроме чисто прагматических аспектов геополитики есть и аспекты более чем значимые – духовно-ценностные, чисто гуманистические. Макиавелли был прав, когда напоминал, что люди важнее денег и оружия (то и другое без них мертво). Задолго до Макиавелли эту идею по-своему выражал Конфуций; высказывали ее многие классики. Ахалтекинский приказ № 279 генерала Скобелева гласит: «Из рабов мы должны сделать людей: это ценнее всех наших побед»[80]. Как это ни странно на первый взгляд, воинственный и жестокий Тамерлан преследовал, по сути, те же цели, что впоследствии и русские политики, и военачальники в Средней Азии. Так, историк-евразиец Бицилли (1922) считает, что Тимур «разрушал ради созидания… великой культурной цели – объединения Старого Света». Однако еще в 1900 году А. Е. Снесарев четко поставил вопрос о реальном гуманизме Тимура, чья деятельность не сводилась к разрушению (хотя бы и ради созидания)[81]. В условиях перманентной войны всех против всех (что это такое, он мог рассказать лучше Гоббса), в которых он родился и вырос, Тимур развернул свою партизанскую войну за справедливость. Начав ее в масштабах волости, он расширил ее до размеров континента. И действительно, в объединенной Евразии на время притихли усобицы, беззаконие и грабежи, наступил расцвет культуры эпохи Тимуридов. Генерал Терентьев резонно напоминает, что Средняя Азия после Тимура и Тимуридов (и особенно в Новое время) в состоянии анархии безусловно деградировала; энергия ее «полураспада» была способна разрушать и соседей.

А. Е. Снесарев с группой сослуживцев ТуркВО. 1901-1903 гг.

Если взглянуть на историю Казахстана и Средней Азии IX–XIX вв., то за целое тысячелетие регион едва ли стабильно и конструктивно объединялся в среднем хотя бы на 60 лет. Известны, конечно, примеры государств Саманидов, Тимуридов и Шейбанидов. Но от Саманидов, просуществовавших 120 лет при несомненном подъеме культуры, нас отделяют одиннадцать веков. Шейбаниды продержались почти весь XVI век, но на невысоком культурном уровне. Тимуриды выдержали всего 62 года, а вместе с Тимуром – менее ста. Все остальное время преобладала разрушительная раздробленность. Совсем не случайно А. Е. Снесарев характеризует Казахстан и Среднюю Азию до вхождения в Российскую империю как регион перманентно и генетически неустойчивой государственности (а можно сказать, что и эфемерной). Его целиком либо частично не раз завоевывали извне. Последний раз это сделал знаменитый правитель Ирана Надир-шах в 1739 году, но дальновидные стратеги России в условиях колониальной экспансии Англии понимали, что «последний раз» еще не означает «в последний раз». Так или иначе, но с конца XVI века стабилизирующей централизации в Средней Азии (не говоря уже о Казахстане) не наблюдалось вовсе. Что еще хуже, возможности ее конструктивного объединения изнутри были практически исчерпаны и утрачены. Вставал, таким образом, вопрос: кто объединит, умиротворит и посильно обустроит регион извне? Наиболее естественным путем сюда продвигалась Россия – геополитическая преемница Чингисидов, Тимуридов и Белой Орды в лице своего Белого царя и Белого генерала (генералов). Насколько, однако, квалифицированно и умело проводила Российская империя этот процесс, осуществляла свою историческую миссию?

Ответ на этот вопрос применительно к разным периодам, этапам и эпохам будет различным. До XVIII века процесс продвижения в Азию был достаточно поступателен и размерен. Но затем на стабилизацию Казахстана методом проб и ошибок ушло 140 лет. Известный востоковед прошлого века, историк Средней Азии В. В. Григорьев отмечает, что еще при Петре I российская государственность обладала добротным знанием Востока и умела внушить к себе уважение как моральным авторитетом, так и силой. Конкретные планы и распоряжения Петра I свидетельствуют, что он отнюдь не стремился к завоеваниям в регионе, а лишь к выгодным контактам и посильному политическому влиянию. Но затем российская политика в центре Азии попала в ловушку наивных в сущности представлений о номинальном (мнимом) данничестве и подданстве кочевников и ханов оазисных государств. Ряд мер общения с казахами и представлений о том, как им помочь улучшить свою жизнь, отличался утопизмом в стиле Руссо и мог вызвать только насмешку объектов подобных благодеяний (В. В. Григорьев пишет о синтезе «идиллического европеизма с непроходимым бюрократизмом»)[82]. Долгое время в региональной политике не было и единой системы: в одном только Оренбурге каждый новый губернатор начинал как бы с нуля. Слишком долгое время западники – поверхностные эпигоны Петра I – продолжали ломиться в открытое Петром I окно Европы, забывая при этом о важности азиатских опор державы (их важность была заметна со стороны; вассалитет Хивы по отношению к России признавал Надир-шаха, но… не правительство Анны Иоанновны). В этом отношении абсурдно было стремление ближе к концу XVIII века не вмешиваться в распри наших заграничных подданных[83]; при всей нежелательности грубого вмешательства полное самоустранение из естественной сферы геополитического влияния явно недопустимо.

В. В. Григорьев достаточно резко характеризует падение качества восточной политики России в XVIII веке и его причины: «Устремясь без разбора усваивать всякую западную европейщину, в скором времени совсем забыли все то, что знали прежде; в том числе утратили всякое знание и понимание Азии, которой владела Московская Русь»[84]. Наконец, после наполеоновских войн, в эпоху Священного союза, внешняя политика России слишком часто сводилась к дипломатии (что в принципе недопустимо) и (что еще хуже) к дипломатии консенсуса любой ценой. Даже после Крымской войны, означавшей крах данного консенсуса, центральная власть (в лице то Горчакова, то военного министра Милютина) требовала не тревожить англичан и не беспокоить китайцев (хотя взаимности с их стороны тут, как правило, не наблюдалось).

В данном плане принципиально важен ответ на вопрос, стихийным или все же планомерным было исторически длительное продвижение России в Сердце Земли, а также насколько мирным или насильственным было это продвижение в разное время. На первый вопрос отечественные авторы в большинстве отвечали, что не только планомерности, но даже целесообразности тут никакой не было.