Читаем без скачивания "Я у себя одна", или Веретено Василисы - Екатерина Михайлова

Много можно было бы привести свидетельств, но, поскольку свободный жанр позволяет мне иметь дело только с любимыми авторами, их и призо­ву. Туве Янссон, создавшая мир муми-троллей, а позже — пронзительную взрослую прозу, пишет в автобиографической повести "Дочь скульптора":

"Если проплыть на лодке сотню миль по морю и пройти сотню миль по лесу, все равно не найдешь ни одной маленькой девоч­ки. Их там нет, я слышала об этом. Можно ждать тысячу лет, а их все нет и нет. [...]

Я всегда прыгаю правильно, я уверена и сильна, а теперь я при­ближаюсь, подпрыгивая, к последнему морскому заливу, который мал и красив и при этом — мой собственный. Здесь есть дерево, на которое можно взбираться, дерево с ветвями до самой верхуш­ки. Ветви похожи на лестницу Иакова, а на верхушке сосна силь­но раскачивается, потому что теперь дует с юго-запада. Солнце успело взойти до утреннего кофе.

Если даже тысяча маленьких девочек пройдут под этим деревом, ни одна из них не сможет даже заподозрить, что я сижу наверху. Шишки — зеленые и очень твердые. Мои ноги — загорелые. И ветер раздувает мои волосы".

Это — начало и конец новеллы "Морские заливы"[13]. Героине лет пять, у нее чудесные родители, они учат ее править лодкой, собирать грибы, "правиль­но прыгать" и уверенно чувствовать себя в лесу и на море; они к тому же творческие люди и любящие папа и мама. Но маленьких девочек в этом мире нет, и какими же идиотками эти самые маленькие девочки могут по­казаться ребенку, способному встать до света и отправиться на одинокую прогулку на "свой залив"!

Путь нелегкий, достаточно известный и давший миру не одну незаурядную женщину. Обратите внимание, кроме уединения и надежных, прочных от­ношений в семье здесь есть возможность и желание самостоятельно иссле­довать мир, физическая свобода и удовольствие от движения. Есть — прав­да-правда, подумайте об этом минуту, и Вы придете к тем же выводам — любопытные экспериментальные исследования все на ту же тему гендерных различий, как они формируются непосредственным окружением ре­бенка. Так вот, по всему выходит, что маленьким девочкам предоставляется меньше свободы в самостоятельном исследовании окружающего мира — имеется в виду тот возраст, когда самостоятельное исследование — это выкидывание вещей из стенного шкафа, тщательные пробы "на зуб" всего, до чего удастся дотянуться, и выливание на себя стакана киселя, предна­значенного для сбалансированного питания. Похоже, что девочек слишком рано (и вполне неосознанно) обучают не рисковать, не пачкаться, не сту­каться лбом о ножки стульев. В историях, разыгранных на женских груп­пах, столь ранний опыт встречается редко, но более поздние фрагменты родительских невольных "сообщений" — сплошь и рядом.

Я могу вспомнить десятки занозой застрявших в памяти женщин скандалов из-за помятого платьица, потерянного банта или попытки рисовать не тем и не там — и практически ни одного сюжета, в котором мама похвалила бы дочку за то, что та самостоятельно догадалась, как открывается замок. Пусть это был бы замок пудреницы — какая разница, все равно такая само­стоятельность у девочек, похоже, не приветствуется. Зато когда возникают затруднения, взрослые приходят девочкам на помощь быстрее и чаще: ну как же тут узнаешь, на что ты способна?

Так что не удивительно, что другая история тоже связана с одинокими про­гулками, только эта история — не о маленькой девочке, а о женщине-фи­лософе, женщине-писателе. Симона де Бовуар рассказывает о чрезвычайно трудном периоде своей жизни, когда "счастливая любовь", в которой спле­лось интеллектуальное партнерство и длящийся уже около года роман с Сартром, начала как бы растворять ее личность. Восхищение идеями парт­нера — это хорошо, но почему собственных идей стало приходить в голо­ву все меньше? Ей всего двадцать с небольшим, у нее, как говорится, "все хорошо": Париж, любовь, профессиональная перспектива. Откуда же это ощущение, что она теряет какую-то существенную часть себя, становится пассивной и внутренне несамостоятельной? Она принимает серьезное ре­шение: на год уехать из Парижа, преподавать в Марселе, побыть одной. И существенной частью ее паломничества к себе становятся большие пешие прогулки — настоящие походы по восемь-десять часов, в старом платье, веревочных сандалиях.

Все это происходит в те времена, когда молодая женщина, гуляющая по го­рам в одиночестве, кажется еще более странной, чем сейчас. Она попадает в непредсказуемые и порой рискованные ситуации, связанные с людьми, животными и стихиями. Она рискует подвернуть ногу или быть укушенной змеей — и ни души вокруг. Она учится отвечать за себя сама, рассчитывать свои силы и полагаться исключительно на них:

"В одиночестве я бродила в туманах, лежавших на перевале Сен-Виктуар, и шла по краю Пилон де Руа, рассекая всем телом силь­ный встречный ветер, — он срывал с головы берет, который, крутясь, улетал вниз, в долину. И я была одна, когда заблудилась в отрогах Люберон. И все эти моменты, полные тепла, жизни и ярости, принадлежат только мне и никому более".

Она вернулась в Париж другим человеком — та, которую мы знаем как об­ладательницу пытливого и независимого ума, спустилась с этих гор в вере­вочных сандалиях: "Я знала, что теперь я могу во всем полагаться на себя саму"[14].

Почти невозможно понять, что в интеллектуальных способностях мальчи­ков и девочек действительно врожденное, природное, а что связано с соци­альными ожиданиями и различиями в воспитании. Родители относятся к мальчикам и девочкам по-разному, они их даже в младенчестве по-разному держат на руках. Более того, они по-разному ведут себя при детях разного пола. В классической работе "Психология половых различий" исследовате­ли Стэнфордского университета проанализировали наиболее распростра­ненные предрассудки, не подтверждающиеся экспериментально. Итак, за­ведомой неправдой является следующее:

•   девочки более общительны и более внушаемы, чем мальчики;

•   у девочек более низкая самооценка;

•   девочки лучше обучаемы в отношении монотонных, исполни­тельских операций, а мальчики более "аналитичны";

•   на девочек больше влияет наследственность, а на мальчиков — среда;

•   у девочек лучше развито слуховое, а у мальчиков — зрительное восприятие;

•   у девочек меньше выражена мотивация достижения, желание преуспеть.

•   у девочек лучше выражены речевые и языковые способности;

•   у мальчиков лучше выражены математические способности;

•   у мальчиков лучше выражена способность к зрительно-простран­ственной ориентации;

•   мальчики более агрессивны — и словесно, и физически[15].

Данные эти получены не вчера. И почему же они не перевернули жи­тейских представлений о мальчиках и девочках, будущих тетеньках и дя­деньках?

При всем уважении к научной традиции, все это более чем условно, пото­му что очень трудно (если вообще возможно) отделить собственно способ­ности, "данные" — от их судьбы в мире. Мир же встречает мальчика и де­вочку разными ожиданиями, причем с самого начала, с первого крика но­ворожденного. А ожидания — это не просто мысли, они материализуются во вполне конкретных действиях тех людей, которые круглосуточно фор­мируют маленького ребенка. И, разумеется, они во многом сформированы "мифом пола", который тем самым превращается в реально действующую силу, непосредственно участвующую в воспитании и обучении. До тех пор, пока он "носится в воздухе", мы им дышим — и те, кто растят мальчи­ков и девочек, и случайный прохожий на улице с каким-нибудь дурацким замечанием, и школьная медсестра или как там у них в Стэнфорде эта дол­жность называется. То, что объявлено неправдой "по науке", может пре­красно "жить и побеждать" еще десятилетиями, путая и сбивая результаты более поздних исследований. А жизнь подсказывает, что гендерные сте­реотипы ох как живучи, и никакой фундаментальный труд им не указ.

Stanford University Press, 1974.

И это — значительно более горькая правда, чем "объективная" истина экс­периментальных исследований. Самое же поразительное вот что: первые свои представления о том, хорошо или плохо быть девочкой, что можно и нужно знать и уметь, а что — "лишнее" и не понадобится в жизни, мы усваиваем от тех, кто больше возится с нами в детстве, чьи голоса и при­косновения первыми встречают нас в мире. И в девяти случаях из десяти это женщины. Мужские голоса и образы присоединяются к "хору" позже. Они невероятно важны, но... скажите, кто проверял ваши домашние зада­ния в младших классах? Кто заглядывал через плечо, пока вы, высунув от напряжения язык, сражались с четырьмя арифметическими действиями? И на что эти "кто-то" обращали больше внимания — на аккуратное, "краси­венькое" ведение тетради или на то, что пример можно решить еще не­сколькими способами? На то, как обернуты учебники, — или на ваши воп­росы, на "сто тысяч почему"? Например, Вера Кирилловна, любимая детьми и уважаемая в школе учительница младших классов, прямо говорит, что ей больше нравится учить мальчишек. Почему? "Без родительской поддержки все мои труды ничего не стоят. Матери девочек больше хотят, чтобы все было благополучно, чтобы ребенок старался. И все. К третьему классу дев­чонки уже какие-то нелюбопытные, лишний раз мозги не нагружают. С этим не поспоришь, это среда". И глубокоуважаемая Вера Кирилловна — тоже часть этой среды, заметим мы не без печали...