Читаем без скачивания Большой вальс - Людмила Григорьевна Бояджиева

— А ты легонькая в управлении и мощная! Прямо как мой автомобиль, хохотнул Люк в перерыве между танцами. — Думаю, мы могли бы вдвоем далеко уехать!

Он подмигнул и во время последующего рок-н-ролла не упускал возможности скользнуть рукой по груди и бедрам Тони. Вначале она чуть было не взвилась от негодования, но стерпела, уговорив себя, что простушке Кэтти эти знаки внимания должны прийтись по вкусу. И вошла в роль — близость мускулистого, вспотевшего мужского тела стала приятной. И снова, сквозь злость и отвращения мелькнул, маня и волнуя, образ Уорни.

«Достойная была бы замена „великолепному Лиффи“ и лорду Астору!» — не без наслаждения мести подумала она, прижимаясь в танце к своему резвому партнеру.

А в завершение конкурса (ну как она сразу не сообразила, что без него не могла обойтись эта вечеринка!) — из репродукторов ударил голос Лиффи. Зрители одобрительно заревели, подняв над головой руки.

— Суперхит Клифа Уорни «Река забвения» завершает наше состязание, сообщил малиновый ведущий сладчайшим голосом, в который вложил надлежащий творческий и мужской трепет.

— Конкурс конкурсом, секс сексом, а великий певец — это верхушка, обвал! Дальше рулить некуда! — обмяк, чуть ли не повиснув на Тони, Люк Брессак.

Ему то хотелось двигаться одному, следуя за музыкой в самозабвенном экстазе, то влекло к девушке, покачивающейся в таком же сонном отстранении. И тогда гора мышц словно плавилась, обдавая жаром, обтекая Антонию горячей волной. Люк то опускался на колени, скользя дрожащими ладонями вдоль длинного, напряженно замершего девичьего тела, то почти подхватывал её на руки, легонькую и летучую, как воздушный шар.

Наверно, они танцевали здорово, потому что даже не заметили, как расступились, давая им место, другие пары, а в конце на сцену полетели цветы, метящие в «золотого Люка».

Участники конкурса, ожидая решения жюри, стопились за сценой. Люк, положив тяжелую руку Тони на плечи, увлек её в сторону. Там в полутемном коридоре кулис он собирался обрушить на неё самый страстный из поцелуев. Но девушка увернулась, прижавшись к кирпичной стене:

— Прекрати. Мы об этом не договаривались!

Не проронив ни слова, парень уперся ладонями в стену, заключив девушку в могучий турникет вытянутых рук. Его глаза светились сумасшедшим огнем, грудь резко вздымалась, прижимаясь к ней мощью стального пресса, полуоткрытые, пересохшие губы были совсем рядом, обдавая прерывистым горячим дыханием. Тони согнула колено, собираясь ударить напористого кавалера в пах. Но не успела — он жадно прижался к ней, словно стремился растворить в своем огромном пылающем теле. Тони почувствовала, как она исчезает, распадаясь на частицы и атомы, уносится светящимся облачком в черную звенящую бездну…

Она пришла в себя на диванчике в комнате за сценой, где за музыкальным пультом с мигающими кнопками светоустановки сидел незнакомый парень в очках, наушниках и алой кепочке на круглой голове. Во рту пересохло, что-то колотилось в висках и подступала мучительная тошнота.

— Пить! — прошептала Тони, обращаясь к спине сидящего рядом Люка.

Он ничего не слышал, застыв в позе крайнего отчаяния.

— Мудилы продажные… Здорово он их охмурил, а Люк Броссак получил пинок в задницу!

— Перестань гудеть! Следующий раз возьмешь свое, — успокаивал его, глядя на свои кнопки, очкастый. — Честно говоря, твоя крошка, сразу видать, без подготовки. А эта велосипедная задница все ляжки себе отбила — каждую среду на тренировки за десять километров приматывала… Белобрысая Софи спит с Жоаном. Он ей все время пять баллов выкидывал, а твои дружки-соперники здорово подпоили уже с утра троих Ларсонов. Нельзя в жюри сажать целые семьи. — Обрисовал ситуацию парень.

— Вот им в первую очередь я и разукрашу физиономии, — решил Люк, посмотрев на свои кулаки.

Тони прикрыла глаза, прислушиваясь к разговору. Она была даже рада, что самодовольный Брассак получил по-носу, став «бронзовым призером», но вот как оценить такое падение Тони Браун? «Звезда номер один», заставляющая задыхаться от волнения супер-изысканных ценителей прекрасного французской столицы, уступила «в равной борьбе» пальму первенства безвкусным, наглым красоткам! Будет над чем потом посмеяться… Нет, пожалуй, этот эпизод она постарается забыть. Особенно противно, до дрожи, вспоминать, как достал её голос Лиффи, заставив который раз плясать под сою дудку. Обалдев от счастья, она до одури крутилась перед этими тупорылыми провинциалами, завороженная песней Клифа. И бицепсами деревенского плейбоя. Тони решительно поднялась. Люка в комнате уже не было. Парень, стащив наушники, сматывал разноцветные провода.

— Посиди здесь. Люк на разборки потопал. Я ещё с полчаса провожусь, предложил он поднимающейся с дивана девушке.

— Все в порядке. Где моя куртка и сумка? Спасибо. Пока. — Подхватив свои вещи, Тони вышла в коридор, торопясь скрыться до появления Люка.

— Туалет во дворе, — сообщил ей в спину очкарик.

Антония стремительно выбежала в темный парк и с колотящимся сердцем присела на скамейку — она опять едва не потеряла сознание. Внезапно стало зябко и страшно. Совсем рядом гремела музыка, слышался заливистый женский смех, пожилой встревоженный голос звал Бобби:

— Бобби, ты где? Иди сюда, мой мальчик! Мишель, Мишель, Бобби потерялся!..

Из кустов выбежала к Тони пегая болонка и настороженно повертев головой, начала обнюхивать её ноги. «Похожа на Грека, собачку Динстлеров», — вспомнила Тони, а заодно и усадьбу Каштаны, покойную Ванду и смешного Жан-Поля. Стало жалко себя и свою неудавшуюся жизнь, которая, как это сейчас стало ясно со всей очевидностью, безвозвратно прошла.

Антония не знала, что даже самой беззаботной и счастливой молодой особе не стоит уединяться в незнакомом темном парке, особенно если в нем гудит и гуляет чужой праздник. Тем более нельзя искать здесь разрешения своих проблем. Они предстанут громоздкими и устрашающими как разбегающиеся от качающихся фонарей смутные тени, запускающие свои холодные щупальца прямо в отчаявшуюся, встревоженную душу.

«Пора выбираться отсюда». — Тони достала из сумочки духи и потерла виски. Знакомый запах приободрил, давал ощущение уверенности. Как хорошо, что она запомнила место, где оставила свой автомобиль. Это совсем недалеко. От парка налево, второй переулок с розовым домом. А там по улочке, поднимающейся вверх к бистро с вывеской с бочкой. И хорошо бы держаться в стороне от подвыпивших гуляк, собиравшихся толпами у распахнутых дверей винных погребков.

Вот знакомая вывеска, лавчонка уже закрыта, за светящимися голубыми окнами бубнит телевизор, транслирующий футбольный матч. Громыхнула где-то на кухне тяжелая сковорода, женский голос зашелся бранью, с треском распахнулась ставня, запахло горелым луком.

Автомобиля Антонии на месте не было. Она тряхнула головой, прогоняя наваждение, и призвав себя к спокойствию, вновь изучила обстановку. Несомненно, место то самое. И пустое. Чувствуя, как задрожал колени,