Читаем без скачивания Космодесант: Ангелы Смерти - Грэм Макнилл

Скойвен сжал кость Железного Воина в кулаке, и на это ушли его последние силы. Их были миллионы, миллиарды, неисчислимая орда врагов, требующих смерти.

— Сделай это, — сказал он.

Сталь его тела была холодной и покрытой льдом. Правая рука Скойвена представляла собой массивный молот, осадное оружие, способное разрушать крепости. Левая была батареей реактивных гранатометов. Когда он шагал, кузни «Фаланги» вздрагивали.

Холод вцепился в него, словно он еще не избежал смерти. Но сила, энергия, разрушительная мощь, которую он обрушит на врагов человечества — служили компенсацией. Это не было невыносимой гробницей, не было живой смертью, которая, по слухам, ожидала погребенных в корпусе дредноута. Да, его тело было изувечено, и ему уже не суждено оставить объятия машины, но брат Скойвен все еще был орудием в руках Рогала Дорна и Императора, и это стоило любых жертв.

Холод становился сильнее. Скойвен проверил руны энергетических показателей дредноута, спроектированные на его сетчатку, однако силовые установки и системы жизнеобеспечения были в порядке. Ледяные пальцы коснулись того, что оставалось от его тела, пробежались по коже туловища, пожелтевшей и сморщенной внутри стального саркофага, по разъемам, через которые кабели крепились к его груди и черепу.

Возникло лицо, но не как проекция, оно было здесь, внутри, вместе с ним. Череп из разъеденного и окровавленного железа, скалящийся в постоянной усмешке. Череп, который мог бы принадлежать тому, чье лицо Скойвен вспомнил спустя целую жизнь, тому, кто лежал в окровавленном пепле, ожидая смертельного удара. Ты не удержался, и взял часть меня как трофей, сказал он. Я ждал внутри этого осколка кости три столетия. Я был терпелив. И теперь у меня есть новое пристанище.

Скойвен хотел закричать, но его голосовые связки были удалены. Он не мог пошевелиться, в то время как холод полз по его телу и поглощал его.

— Я же говорил, что ты заплатишь, — произнес Железный Воин.

Ник Кайм

РИТУАЛ БОЛИ

— Ещё раз.

Покалывание тепла предвещало настоящий огонь, а спустя доли секунды — зловоние его горящей плоти.

Привязанный к каменной плите узник дёргался в конвульсиях, вздымаясь всем телом в ответ на причиняемую боль. Его запястья и пальцы сгибались, борясь со своими оковами. Его ноги бессильно дергались в кандалах, прикрепленных к лодыжкам.

— Не сопротивляйся, — предупредил голос, — от этого будет только хуже.

Помимо узника, в комнате были ещё трое. Тот, что пытал его сейчас, никогда не говорил. Он нес пылающее клеймо, вилка на конце которого сверкала подобно маленькому солнцу. Другой наблюдал, держась позади, вне слабого света, падавшего сверху. Несколько мимолетных взглядов, которые узник сумел выхватить из своей мучительной агонии, подсказали ему, что наблюдатель раздраженно перемещается, скрестив руки на груди.

Третий — единственный, кто говорил, — скрипнул зубами и остался рядом. Его глаза были красными, как тлеющие угли, зеркальным отражением навершия железного клейма. Он и наблюдатель были громадными, закованными в военную броню, которая рокотала и жужжала, когда они двигались, как если бы некоторая враждебность их драконьего тезки ещё была заперта внутри и пыталась вырваться наружу.

— Я убью вас обоих! — узник выплюнул слова, обнажив клыки и зарычав.

Третий кивнул, его чёрная броня стала темно-оранжевой от кузнечного пламени, воздействовавшего на открытые участки кожи узника. Оно горело вновь, вырезая линии в его плоти, растягивая боль.

— Он необуздан, — сказал наблюдатель после того, как мучитель закончил. Мучитель был меньше и облачен в мантию, а не боевые доспехи. Он умрет последним, решил узник.

— Сколь многих он убил? — спросил наблюдатель.

— Семерых. Он убил семь жрецов-клеймовщиков, прежде чем я забрал его, — ответил воин в чёрной броне.

В ответ на это наблюдатель пробормотал что-то неразборчивое. Пленник не услышал чего-либо конкретного, но тон сказанного подразумевал недоверие.

— Ты уверен, что это правильно? Он же необуздан, — повторил наблюдатель.

— Чудовище, — сказал третий, склонившись, чтобы поговорить с узником. — Готов ли ты подчиниться ритуалу боли?

Ответом было тяжелое глубокое дыхание и приглушенное рычание. Холодные, тёмные как осколки кремня глаза смотрели на третьего. Он улыбался.

— Ты хочешь выпотрошить меня, не так ли? Даже сейчас, ты стараешься избавить себя от своих оков, планируя найти выход из этой ситуации?

В течение нескольких секунд не было никакого ответа, после чего фигура кивнула. Медленно. Уверенно.

Воин в чёрной броне глухо рассмеялся, его смех эхом разлетелся по солиториуму. Мучитель уже надвигался на узника, когда тот поднял руку, останавливая человека.

— Это не работает.

— Тогда что ты предлагаешь, Элизий?

Элизий разговаривал сам с собой и не ожидал ответа.

— Ты ему нужен, Агатон, — ответил он. — Если ты собираешься охотиться, ему можно найти применение получше. Но не раньше, чем после ритуала.

— Так что ты предлагаешь? — повторил свой предыдущий вопрос Агатон.

Мгновенье спустя, Элизий сказал:

— Выйдите. Оба.

Человеческий жрец-клеймовщик повиновался сразу, поклонился и, шаркая, покинул камеру. Агатон сделал это более неохотно.

— Что ты собираешься делать, капеллан?

— Учить его.

Агатон задержался.

Элизий не спускал глаз с узника, хотя и повернулся к капитану, бывшему у него за спиной.

— Я высказался. Может ты и капитан Третьей, Агатон, но здесь, в этой камере солиториума, я отвечаю за всё.

Почуяв изменения, узник начал расслабляться, хотя его дыхание оставалось учащенным, повышенным до боевой интенсивности.

— А что если он убьет тебя? — Агатон кивнул в сторону узника. — Ты видел, что он собой представляет. Даже когда он не скован клеймящим железом, он остается ужасным существом.

Элизий снова улыбнулся.

— Нет, капитан, он не такой. Он намного хуже. Теперь, прошу, выйдете.

Агатон не стал возражать. Он сделал как просил Элизий, оставив его одного в темноте с чудовищем.

— Теперь только ты и я, — сказал Элизий, как только Агатон вышел.

— Твоя ошибка.

— Не думаю.

Капеллан поднял клеймо, оставленное человеческим жрецом. В жаровне, в которой оно сохранялось горячим, угли шипели и плевались так же, как если бы жаровня была разобрана.

— Кусается, не так ли?

— Не так сильно, как мои когти.

Элизий невесело усмехнулся.

— Очень хорошо, — сказал он, — пора приступить к твоему ритуалу.

Субвокальная команда, выданная его горжетом, моментально разомкнула кандалы на лодыжках узника.

Тот рассмеялся.

— Ты точно пожалеешь об этом…

Вторая команда открыла воротник, закрепленный на шее узника.

Крутанув запястье, Элизий описал клеймом круг, как если бы это был меч, позволяя огню трелевать во тьме позади. Другая его рука заканчивалась обрубком локтя. Его пленник подумает, что он ущербный, калека. Это будет его ошибкой.

— Тогда подойди. Покажись мне, — Элизий отключил последние крепления, ремни и цепи свободно упали потоком кожи и металла. Узник вскочил ещё до того, как его оковы коснулись пола. Он спрыгнул с плиты и с рёвом бросился на Элизия.

Капеллан провел своевременный апперкот в челюсть, заставив узника растянулся на спине из-за своего отрицательного импульса. Затем он двинулся вперед, нанося удары клеймом, опаляя плоть.

Гневно крича, узник пытался бороться, но Элизий боднул его, сломав ему нос. Ошеломленный узник покачнулся, костяные когти вытянулись из его предплечий. Элизий парировал их железом, отбив когти в сторону, чтобы достать второе клеймо. Он уклонился от нацеленного в голову удара и услышал, как кость проскрежетала по металлу, когда он нанес удар бронированным коленом в живот узника, от чего тот поперхнулся и сплюнул.

Элизий отпихнул его, снова и снова нанося удары клеймом.

— Ты ужасное существо! — отрезал он, — но я не думаю, что ты более жесток, чем я. Это лазарет и я лекарь, вырезающий слабость, отдирающий сомнения и неверность. Скажи мне, щенок, кому ты служишь? С кем ты выковал свои узы братства?

Элизий прижег узника последний раз, завершая метку и, вместе с ней, ритуал боли.

Узник не сопротивлялся. Он был слишком побит для этого. Он позволил прижечь себя, позволил клейму опалить его кожу.

— Я — огнерожденный, — прохрипел узник, всё своеволие покинуло его. — Я выковал свои узы с Саламандрами.

— И чьё пламя разжигает твою ярость?

— Пламя Вулкана… бьется в моей груди. С ним я буду разить врагов Императора.

Элизий отступил, позволяя своему дыханию вернуться в норму. Он испытывал боль. Ритуал отнял у него столько же сил, сколько до этого и у пленника. Он положил клеймо и протянул руку.