Читаем без скачивания Памятью сердца в минувшее… - Константин Левыкин

В трудное время начала первой сталинской пятилетки по решению московских властей в столице было построено несколько новых зданий школ с высоким техническим оснащением, которые были названы Образцовыми. В них были хорошие учителя и учились обыкновенные дети. Мне повезло. Я два учебных года проучился в такой школе и до сих пор помню нашего образцового директора, его заместителя по учебной работе, учителя физкультуры Николая Павловича и нашего классного руководителя в третьем и четвертом классе «Д» Иду Сауловну Френкель. И еще я забыл сказать, что у нашей Образцовой школы был образцовый шеф – завод «Калибр». Он тоже был первенцем социалистической индустрии. Наша школа была построена недалеко от этого завода, и она ощущала постоянное внимание и участие его руководства во всех нуждах и потребностях. Дирекция и заводская профсоюзная организация оказывали школе материальную помощь в приобретении учебного оборудования, в организации питания, в проведении различных культурных мероприятий. У нас в школе была отличная столовая. В большую перемену нас всех водили туда обедать.

Значительную часть расходов за наши обеды оплачивал завод, а с родителей наших за это приходилось около трех рублей в месяц. Время-то тогда было еще карточное, а обеды, однако, были не только сытные, но и вкусные. До сих пор помню чистые, длинные столы, покрытые клеенкой. На них в тарелках наложенные горкой ароматные пирожки, только что испеченные на нашей кухне. Помню и добрых официанток, разносивших на подносах вкусный гороховый суп.

Директор завода «Калибр» часто бывал в нашей школе на всех официальных актах и праздничных мероприятиях. Поэтому всем нам он был знаком так же, как и наш директор. В школе учились дети рабочих и служащих с этого завода, и связь с ними была органической. Рабочая молодежь приходила к нам в качестве пионервожатых и комсомольских наставников. Я помню нашего вожатого Борю и последнюю экскурсию с ним в парк Сокольники после окончания четвертого класса. Он целый день угощал нас лимонадом и пирожными на деньги, выданные ему для этого на заводе.

Вообще во вспоминаемые мной годы шефство над школами заводов, фабрик, колхозов и совхозов было не только широко распространено, но и не было формальным. Ведь, наверное, я не случайно запомнил это шефство благодаря не только вкусным пирожкам и громкой музыке заводского духового оркестра, звучавшего с балкона нашего актового зала. Нет, не случайно я запомнил на всю жизнь название нашего завода-шефа! Мы, дети, гордились им, и в последующие годы мне приятно было читать в газетах и слушать по радио рассказы о передовиках, героях труда этого завода и о его успехах во Всесоюзном социалистическом соревновании. Как-то он теперь выживает в условиях беспредела демократического «рыночного соревнования»?

Все мы, которым посчастливилось учиться в сорок восьмой Образцовой школе, любили ее. А про себя скажу, что я не испытывал чувства неохоты ходить в школу. Тревога по поводу предстоящего диктанта или несовершенства спортивной одежды иногда была, но желания «прогулять» занятия у меня никогда не возникало. Мне в школе было интересно. Успехи мои в учебе тогда были не очень высокие, но итоговые контрольные работы по русскому и арифметике я писал на твердые четверки и закончил свое начальное образование круглым хорошистом с пятеркой по поведению, несмотря на то что во всяческих проказах был не последним человеком. А годовое сочинение мы писали о новогодней Елке. В тот год по инициативе Павла Петровича Постышева, Секретаря ЦК ВЛКСМ, ее вместе с Дедом Морозом, Снегурочкой и Прекрасной Лесной Сказкой восстановили в утраченных правах главной детской новогодней радости. Главную елку с тех пор стали устраивать в Колонном зале Дома Союзов. Но на ней мне в детстве так и не довелось побывать. А свой первый Новогодний праздник под нашей школьной елкой я помню: она была устроена в большом актовом зале с помощью наших шефов с завода «Калибр» с увлекательными затеями и подарками от Деда Мороза. Под сохранившимся впечатлениям о подаренной нам радости все мы и написали очень похожие по содержанию сочинения. А о Елке в Колонном зале оставалось только мечтать. Правда, после войны, уже будучи студентом МГУ, мне удалось попасть на этот, за многие годы отработанный и отштампованный, спектакль. Пригласила нас туда с друзьями наша однокурсница, которая была дочерью очень влиятельной особы из Центрального Совета профсоюзов и, конечно, бывала здесь в новогодний вечер каждый год. А тогда, в 1953 году, мы уже учились на пятом курсе, мне было двадцать девять лет. Вспоминая эту новогоднюю Елку в Колонном зале, я написал бы совсем другое сочинение. Спектакль на этой элитарной Елке оказался не по возрасту не только для меня, но и для большинства присутствующих на нем недорослей из высокопоставленных семей наших рабоче-крестьянских руководителей. Мне остается радоваться тому, что разочарование от этой великолепной забавы не перебило моих воспоминаний о нашей первой новогодней Елке в нашей Образцовой сорок восьмой школе. Школа была, по-современному выражаясь, элитарной, а учились в ней совсем не элитарные дети. Обычно по утрам в первую смену, а в полдень – во вторую ребята шли ватагами из села Алексеевского и с Церковной Горки, с Маломариинской улицы и от поселка близ завода «Калибр», со Старой и Новой Алексеевских улиц и с наших, расположенных около Ярославского рынка, Суконной и Маломосковской. Шли они мимо раскинувшихся вокруг школы полей совхоза имени Сталина. К осени здесь вырастала капуста цветная, белокочанная и красная, морковь, свекла, брюква, турнепс. А потом на переменках, да и на уроках доставая их из-под парты, мы громко хрустели кочерыжками, морковкой или репой. Невелик был этот наш грех. Я не помню, чтобы сторожа совхозного огорода прибегали бы к жестоким мерам в борьбе с нашими нашествиями, а витаминная прибавка к школьному обеду нам не вредила.

Наша ватажка из Маломосковских и Суконной улиц до совхозных огородов не могла пройти мимо Ярославского колхозного рынка. Нас привлекал туда клоунадный аттракцион при устроенном там зверинце. Через каждый час-два клоун с высокой эстрады зазывал рыночную публику посетить сеанс звериного театра, где главным солистом был «слон-жонглер, балансер и танцор». В зверинец мы ходить не любили. Уж больно жалкий вид был у невольников-артистов в тесном и вонючем сарае. А вот клоунов – рыжего Вильямса и абсолютно партикулярного Иванова – мы слушали до конца их недлинной программы. Перед эстрадой собиралась на каждые полчаса довольно плотная толпа любопытных зевак. А рыночные воры, пользуясь дармовым спектаклем, обшаривали их карманы. Иногда кому-нибудь удавалось схватить их за руку, но чаще слышались вопли уже обворованных ротозеев.

Были на рынке и другие аттракционы. На одном из них можно было измерить свою силу с помощью ручного динамометра или ударом кувалдой по какому-то стержню. От богатырского удара по размеченной доске вверх подскакивала металлическая стрелка, которая замирала на отметке, соответствующей силе богатыря. А на другом силачу предлагалось сжать широко расставленные металлические рукоятки. Нашей ребячьей силе жесткие пружины этих устройств не поддавались. Но тем не менее интересно было понаблюдать за стихийным соревнованием приезжих колхозных богатырей и местных спекулянтов-охмурял. Для нас это было бесплатное удовольствие, а богатырям тоже не в раэзор – по пятьдесят копеек за удар или отжим. Находились такие, после удара или натужного жима которых стрелка подпрыгивала до самого верха и раздавался громкий звонок. За этими пределами сила была уже неизмерима. Победители получали подарок – керосинку, примус, сапожную щетку или что-нибудь еще негожее, но неожиданное и потому удивительное, чем победители были всегда очень довольны. А в другом балаганчике рыночной публике тоже за пятьдесят копеек предлагали испытать свою ловкость и глазомер. Здесь надо было с расстояния трех-четырех метров суметь накинуть маленькое колечко на рукояти воткнутых в стенку ножей. Пятьдесят копеек стоили надутые в кипящем масле тощие китайские пирожки. За ловкими действиями китайских пирожников мы наблюдали с таким же интересом, как и за силачами на аттракционах. Слушали их рекламные, почти не на русском языке, речитативы. Понятно было только одно: «Люб ля пара, люб ля пара». Но мы пирожков не покупали, а покупали в конце экскурсии по рынку, по коробочке на двоих, мятные драже под названием «Пектус» и успевали их съесть по дороге до школы.

Из дому мы выходили всегда загодя, и времени у нас хватало походить по рынку, не пройти мимо огородов и успеть поиграть перед уроками на школьном дворе в салочки, чехарду. А девчонкам хватало времени напрыгаться через веревочку. Тут наши региональные ватаги сразу распадались, и на вид неорганизованное бушующее ребячье сообщество разбиралось по классам. Наконец, мы становились в линейку и поочередно заходили в школу. В этот-то момент и возникала снова тревога за предстоящий диктант или вызов к доске.