Читаем без скачивания Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи - Жан Флори

Безусловно, можно сомневаться в дословном сходстве оригинала послания с его реконструкцией в хронике Вильгельма Тирского, однако у нас нет приемлемых доводов, способных оспорить его содержание. Оно вполне допустимо и соответствует политике Алексея, принятой им в отношении всех предводителей крестоносцев. Она заключалась в том, чтобы оторвать каждого из них от своего войска, представлявшего прямую угрозу, и провести переговоры один на один. Великолепие дворца и пышность двора должны были произвести впечатление на этих военачальников; следовало также завоевать их дарами и обещаниями. Короче говоря, император использовал традиционные, многократно проверенные временем методы византийской дипломатии. Такой способ полностью оправдал себя в случае с Гуго де Вермандуа; сработал он и в случае с Готфридом. Теперь Алексей намеревался поступить таким же образом с Боэмундом. Его противник, конечно, был более изворотлив, но басилевс мог надеяться на то, что ему удастся завоевать норманнского вождя лестью, потакая его амбициям, жажде признания, алчному стремлению обогатиться, то есть тем характерным качествам, которые греки единодушно приписывали латинянам в целом и норманнам в частности.

Боэмунд принял приглашение. Третьего апреля он доверил Танкреду руководство своей армией, которую Аноним по этому случаю вновь называет «militia Christi». Отпраздновав Пасху в соседней долине, со следующей недели войска возобновили медленное движение к Константинополю. Боэмунд в то же время верхом и в сопровождении небольшого эскорта направлялся к столице империи. Через несколько дней его принял басилевс.

Отныне Боэмунд, как и Алексей, предпочитал переговоры вооруженным столкновениям. Каждый из них рассчитывал выйти победителем из этой дипломатической игры, которая вскоре состоялась при дворе басилевса.

7. На перепутье дипломатии

Поток западных армий, устремлявшийся в Константинополь, к намеченному месту сбора, представлял для Алексея не только угрозу, но и шанс, которым следовало воспользоваться, чтобы осуществить свои собственные цели — отвоевать Анатолию и Сирию. К счастью для него, армии крестоносцев стекались в Константинополь одна за другой, а не все разом, что позволило басилевсу с максимальной для себя выгодой разыграть все козыри византийской дипломатии, которые он обычно применял в отношении «варваров».

«Варвары»… Таковы были в его глазах латиняне — с одной стороны, грозные на поле боя, но с другой — непросвещенные, непостоянные и алчные. Один из лучших специалистов в области византийской истории описал весь дипломатический арсенал басилевса несколькими выразительными фразами: «разделять и властвовать», «использовать кнут и пряник», производить впечатление имперской пышностью, поодиночке привлекать на свою сторону вождей крестоносцев щедрыми дарами и закреплять их верность общепризнанными ритуалами. Все это предпринималось ради того, чтобы преуспеть, несмотря ни на что, в предприятии, для которого басилевс ранее просил правителей Запада прислать ему наемников. Целью Алексея было отвоевание византийских территорий, недавно утраченных империей после битвы при Манцикерте[246]. Встречи предводителей и императора в Константинополе представляют особый интерес для понимания дальнейших событий — об этом свидетельствует внимание, которое уделяют им все хронисты и современные историки, занимающиеся крестовыми походами.

Интерпретация этих событий, однако, сложна и противоречива. Отчасти из-за неточностей, встречающихся в источниках, и неизбежных противоречий, в частности, в хронологии. Далее, и в большей степени, в силу пристрастного отношения авторов. Его можно обнаружить во всех произведениях, созданных хронистами, ибо последним необходимо было представить своих героев — отцов, покровителей или заказчиков — с наиболее выгодной стороны. Так, очевидно, обстояло дело и с «Деяниями франков», предназначенными для того, чтобы восславить Боэмунда и оправдать его последующее завоевание Антиохии в ущерб империи — даже если ради этого приходилось оклеветать «прирожденного предателя» Алексея, его поведение и образ действий. Мы уже обозначили этот аспект пропаганды и на следующих страницах поговорим о нем еще подробнее. В пристрастности можно обвинить и Анну Комнину[247]: она желала избавить отца от всяческой ответственности за роковые события крестового похода, восстановить его честь и искоренить дурную репутацию, которая была создана ему, несмотря на его постоянную заботу и участие к крестоносцам. Другие хронисты, создавшие свои произведения позже описываемых событий, в той или иной степени разделяют предубеждение крестоносцев против Алексея, за исключением авторов первых посланий крестоносцев (особенно это касается писем Стефана Блуаского). Фульхерий Шартрский в целом настроен менее враждебно[248]. Порой его чувства разделяет Раймунд Ажильский, который положительно относился к Раймунду Тулузскому: последний, выступив против Боэмунда в борьбе за обладание Антиохией, заодно защищал — правда, не без колебаний — позицию Алексея. Пристрастность авторов необходимо учитывать и уравновешивать, но при этом не избегая или пренебрегая их мнением.

К пристрастности авторов стоит добавить и необъективность историков, в прежние времена очень заметную: византинисты охотно защищают позиции басилевса, западники — Боэмунда[249]. Сегодня от нее постепенно отказываются, но следы ее до сих пор видны; это своего рода «симпатия», вызванная либо естественной склонностью к одной из двух партий, либо знакомством с источниками.

Наконец, остается сказать несколько слов о «злокачественной» форме необъективности, не зависящей от идеологий. Ее можно уподобить анахронизму, главной опасности, подстерегающей любого историка: вынесение суждения о событиях прошлого в свете событий, которые последовали далее. Профессиональные историки, прекрасно знающие об этой «болезни», предохраняют себя от ее радикальной формы. Но здесь речь идет не об этой ее слишком явной форме, а о другой, более незаметной, которая, например, побуждает увидеть в захвате Антиохии осуществление некоего изначально задуманного плана, которому Боэмунд якобы неустанно следовал, выступая против Алексея.

Ничто не доказывает, однако, такого постоянства в мыслях и намерениях Боэмунда; напротив, ему необходимо было, насколько это возможно, оставить открытыми все пути выбора, в частности, во время дипломатических встреч с басилевсом. То же можно сказать и в отношении Алексея. Изучая то, что произошло в Константинополе в 1097 году, мы должны абстрагироваться от того, что известно о событиях в Антиохии в 1098 году. Итак, будем рассматривать события шаг за шагом, в соответствии с их хронологической последовательностью[250].

Наконец, необходимо учитывать менталитет и обоюдные интересы участников, не выдвигая a priori положение о систематическом обмане, к которому прибегал один или другой. Приняв все эти меры предосторожности, мы сможем приблизиться к объективной оценке событий.

Главную роль в этих событиях играл Боэмунд. Угроза коалиции между ним и двумя князьями, Гуго де Вермандуа и Готфридом Бульонским, заставила Алексея добиться соглашения с последними до прибытия Боэмунда, который, к счастью, по уже указанным причинам, задержался в пути[251].

Когда Боэмунд встретился с Алексеем, тот уже получил клятву верности от Гуго де Вермандуа, который в конечном счете убедил Готфрида в том, что крестоносцам в пути потребуется помощь басилевса, а следовательно, нужно принять его условия. Первым из этих условий была переброска лотарингских войск на другой берег Босфора, чтобы они больше не представляли угрозы для Константинополя[252]. Это было необходимо еще и потому, что к столице империи приближались другие войска крестоносцев. После последнего вооруженного конфликта Готфрид вместе с братом Балдуином Булонским 20 января пошел на соглашение с Алексеем: он велел переправить свои войска через пролив и принес басилевсу клятву верности. Анна Комнина поведала о результатах этой встречи, подчеркнув главную цель Алексея — возвращение утраченных земель империи: «Таким образом, спустя некоторое время Готфрид подчинился воле императора. Придя к нему, он дал ту клятву, которую от него требовали: все города и земли, а также крепости, которыми он овладеет и которые прежде принадлежали Ромейской империи, он передаст под начало того, кто будет назначен с этой целью императором. Поклявшись в этом, он получил много денег и стал гостем и сотрапезником императора»[253].

Альберт Ахенский, лучше осведомленный о том, что касалось лотарингских войск, предоставил подробное описание даров и знаков почестей, расточаемых Алексеем Готфриду, согласно упомянутой выше дипломатической тактике. Басилевс принял предводителя с большой пышностью, восседая на троне, перед которым герцог преклонил колено; он всячески угождал гостю, принял его как сына и осыпал богатыми подарками. Альберт описывает эту церемонию в выражениях, которым стоит уделить большое внимание: